– Э-э... я предпочел бы, чтобы вам рассказал об этом сам господин Бюто.

– Так позовите же его! И побыстрее! Связь может с минуты на минуту прерваться.

– Так ведь его же здесь нет! – простонал Анджело, похоже готовый расплакаться. Однако его голос внезапно повеселел: – Нет, вот он как раз идет сюда!

Еще мгновение, и в трубке зазвучал мягкий, хорошо поставленный голос бывшего наставника Альдо, ставшего со временем поверенным в его делах. Но на этот раз Морозини уловил в голосе всегда удивительно спокойного Ги Бюто несвойственный тому оттенок раздражительности.

– Где только вас черти носят, Альдо? Мы вас повсюду ищем!

– Они принесли меня в Константинополь. Значит, вы так и не получили моего письма?

– Нет, я ничего не получил, но от восточной почты ничего другого ждать и не приходится, она никогда хорошо не работала. Главное, что у вас все в порядке. Надеюсь, у донны Лизы тоже все хорошо?

– Не совсем так, но об этом мы поговорим чуть позже, если хватит времени. Что делается дома? Анджело, похоже, чем-то сильно встревожен.

– Особенно тревожиться не о чем, но у нас действительно возникла неожиданная проблема. Вы помните Спиридиона Меласа, бывшего лакея вашей кузины, графини Орсеоло?

– Того самого, из которого она намеревалась сделать нового Карузо? Еще бы, прекрасно помню. И что он еще натворил?

– О, ничего особенного, просто он требует свою долю наследства. И к тому же утверждает, будто у него есть завещание.

– Надо же, до чего обнаглел! После того, что он почти разорил ее и выставил на посмешище, он теперь хочет получить и то, что ему не удалось у нее отнять, – дворец и остатки ее имущества?

– Вот именно. Что нам делать? Я, разумеется, обратился к мэтру Массариа, но он говорит, что только вы можете опротестовать завещание.

– Мне совершенно не хочется это делать, дорогой мой Ги. Вы знаете, как обстояло дело с моей кузиной Адрианой и в чем была ее вина передо мной. То, что ее наследство попадет в руки проходимца, мне, собственно говоря, представляется вполне естественным.

– Разумеется, я примерно это и ожидал от вас услышать, но на этот раз я прошу вас подумать о том, что скажут люди. Венеция не поймет того, что вы отдаете какому-то ничтожеству исторический дворец и остатки, пусть даже там действительно мало что осталось, наследства великого и знатного рода. Тем более что все считают, будто причиной смерти Адрианы, как и Анельки, и Чечины, было случайное отравление ядовитыми грибами. И, если вы допустите подобный скандал, вы только проиграете, потому что никто вас не поймет!

Альдо раздумывал недолго. В трубке уже некоторое время слышался характерный шорох, означавший, что вскоре связь будет прервана.

– Я немедленно напишу мэтру Массариа, – сказал он, – и поручу ему опротестовать завещание и вести дело так, как он сочтет нужным. Вы правы! Если мы выиграем дело, мне никто не помешает передать это наследство в дар Венеции или какой-нибудь благотворительной организации, не так ли?

– Я рад это слышать! А теперь хотя бы два слова о Лизе. Она что – нездорова?

– Нет, но у нас возникла одна проблема, о которой я не могу распространяться по телефону. Лучше напишу. Надеюсь, здесь почта работает лучше, чем в Иерусалиме.

Телефон, видимо, разделял мнение князя, потому что у Ги Бюто даже не хватило времени ответить: связь с Венецией прервалась. Альдо счел бесполезным перезванивать. Он немедленно написал своему нотариусу, затем, немного подумав, сочинил письмо для Ги Бюто, в котором ограничился сообщением о том, что дело с пекторалью получило неожиданное продолжение и что в силу этого от него потребовали некоторых действий и кое-каких гарантий. Имя Лизы в письме даже не упоминалось. Он знал, что старый друг достаточно проницателен, чтобы прочесть между строк. Покончив с письмами, Морозини принял душ, надел приличествовавший для ужина смокинг и, сунув в карман конверты, отправился к портье, чтобы попросить того отправить почту. У князя оставалось немного времени, и он надеялся скоротать его в баре за стаканчиком в ожидании, когда появятся голубки-археологи.

Взяв у постояльца письма, человек с золотыми ключами протянул ему в обмен конверт без марки и без каких-либо признаков того, что он прошел через руки почтальонов, – даже без адреса, на белой бумаге четко выделялось только имя князя.

– Кто это принес?

– Какой-то посыльный, ваше сиятельство. Он не стал ждать ответа.

– Благодарю вас.

Морозини отправился в бар, на ходу распечатывая конверт. Познакомившись с его содержимым, он удивленно поднял бровь: никогда в жизни ему не доводилось еще получать столь кратких посланий. Всего два слова да восклицательный знак, но зато как недвусмысленно! «Убирайтесь отсюда!» И все.

Князь задумчиво сунул записку в карман, выбрал себе спокойный уголок в роскошно обставленном мавританском кафе, заменявшем здесь бар, заказал виски с содовой, затем машинально вытащил из золотого портсигара сигарету и так же машинально затянулся, выпустив первые колечки дыма. Стакан спиртного и сигарета – это всегда были для него наилучшие условия для раздумья, правда, еще ванна, а когда удавалось объединить все три удовольствия, он становился по-настоящему счастлив, но сейчас не могло быть и речи о том, чтобы возвращаться в номер даже ради такого приятного времяпрепровождения. Сейчас надо было дождаться Адальбера и Хилари. Он снова уставился на конверт, на листок бумаги, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы их происхождения, ведь написанное там стоило долгих размышлений. Пусть он и не мог пока понять, откуда исходит угроза, но она была очевидной и однозначной, хотя и не сформулированной: либо он уедет, либо с ним случится нечто весьма неприятное. И дело касалось определенно его одного: на конверте была написана только его фамилия.

Естественно, ему ни на мгновение не пришло в голову повиноваться странному предписанию. Во-первых, он вообще терпеть не мог, когда им командовали, а во-вторых, достаточно ему было почувствовать, что он стесняет кого-то из людей, не скрывающих своих недобрых намерений, достаточно ему было ощутить, что его присутствие кому-то неудобно, как его начинало разбирать любопытство и страстное желание разобраться во всем как следует.

Не оставив ему времени на дальнейшие раздумья, в кафе появились Адальбер и Хилари, он поспешно сунул записку в карман и встретил новоприбывших обычной своей непринужденной улыбкой.

– Ну что? Какие новости?

По выражению лица друга и его спутницы он бы мог и сам догадаться, что новости отнюдь не блестящие. Это вполне подтвердилось: подвигая кресло так, чтобы англичанке удобнее было сесть, Видаль-Пеликорн пожал плечами и тяжело вздохнул.

– Все получилось примерно так, как я и предполагал: консулы никак не могут повлиять на решение министерства. Они здесь только для того, чтобы перебирать бумажки. Англичанин и не подумал скрывать от нашей приятельницы, что единственный шанс для нее чего-то добиться – поехать в Анкару и там поговорить с самим послом...

– Ну и в чем дело? Ничего страшного! Отсюда до официальной столицы едва ли больше четырехсот пятидесяти километров, туда протянута железная дорога. Очевидно, вам предстоит ехать не на Восточном экспрессе, но и другие поезда бывают вполне приличными...

Хилари испуганно уставилась на Морозини.

– Я это знаю, но ведь Анкара пока еще не совсем настоящий город. Кажется, это что-то вроде большой деревни, и полиция там ничегошеньки не может сделать... Если бы вы согласились поехать туда со мной, я бы чувствовала себя куда более спокойно.

В тот вечер на ней было креп-жоржетовое белое платье, расшитое миниатюрными голубыми бусинками – в цвет глаз. Наряд делал девушку необычайно соблазнительной, но Альдо был абсолютно нечувствителен к такого рода соблазнам. И он ответил ей с добродушной улыбкой:

– Неужели вы, только что проехавшая через всю Европу, опасаетесь нескольких часов путешествия? Неужели вы, выбравшая себе профессию, при которой надо уметь противостоять как людям, так и стихиям, опасаетесь каких-то ничтожных бюрократов?