— Очень! И еще… не поможешь с переводами? Технических нюансов много.

Ее карие глаза блеснули:

— Только если это действительно важно для дела. Без лишних интриг.

— Абсолютно честно, — я поднял руки. — Чистая наука. Кстати, — я посмотрел на часы на стене, — уже так поздно.

Лена встала и поставила чашки в буфет красного дерева. В комнате пахло ее любимыми духами и свежезаваренным чаем.

Изящная фигурка в простом платье в глубине комнаты дразнила и манила меня к себе. Я буду круглым идиотом, если оставлю сейчас ее.

— Или так рано, — я тоже встал и подошел к ней сзади, осторожно коснувшись плеч. Ощутил тепло тела девушки через шелковую ткань.

Она обернулась, глаза в полумраке казались темными. Жемчужная нить на шее мягко поблескивала в свете настольной лампы.

— Вы же хотели посмотреть технические журналы, — прошептала она, но не отстранилась.

— Уже посмотрел, — я наклонился ближе. От ее волос пахло весной, несмотря на январскую стужу за окнами.

Первый поцелуй был осторожным, почти невесомым. Лена чуть вздрогнула, но потом ответила, обвив руками шею. Ее губы были теплыми и пахли чаем с бергамотом.

Шелковое платье соскользнуло на пол, обнажив тонкие плечи. Я притянул девушку к себе, чувствуя тепло кожи через тонкую ткань сорочки.

Позже, когда мы лежали в темноте, прислушиваясь к дыханию друг друга, Лена прошептала:

— О чем думаешь?

— О том, какая ты красивая, — я поцеловал ее плечо.

Она тихо рассмеялась:

— Не верю. Наверняка опять о заводе.

Я промолчал, любуясь, как лунный свет играет в ее растрепанных волосах. На прикроватной тумбочке лежал раскрытый технический журнал. Мой взгляд случайно упал на формулы…

— Господи! — я сел на кровати. — Вот оно!

— Что случилось? — Лена приподнялась на локте, кутаясь в простыню.

— Легирование… Термообработка… — я уже схватил журнал. — Это же очевидно!

Она покачала головой:

— Не могу поверить. Даже сейчас?

— Прости… — я поцеловал ее. — Но это действительно важно.

— Знаешь что? — она мягко улыбнулась. — Иди. Иди к своим сталям и печам. Только потом обязательно возвращайся, слышишь?

Уже одеваясь, я обернулся. Лена сидела на кровати, закутавшись в простыню, прекрасная как античная статуя.

— Я загляну вечером.

— Конечно, — она иронично приподняла бровь. — Если твои печи тебя отпустят.

Степан уже уехал домой, поэтому я поехал на таксомоторе. Пока мчался обратно на завод, в голове уже полностью сложился план технологического прорыва.

Немецкие довоенные исследования, знания из будущего, энтузиазм Величковского и светлая голова Сорокина. Объединив все это, мы сможем совершить настоящую революцию в металлургии.

У проходной завода уже занимался рассвет. В окнах лаборатории все еще горел свет. Величковский, как обычно, засиделся над расчетами. На его столе громоздились технические журналы и образцы металла.

— Николай Александрович! — я буквально влетел в лабораторию. — У меня есть идея. Помните наш разговор о легирующих добавках?

Профессор поднял голову от микроскопа, близоруко щурясь:

— Конечно. Но мы уперлись в проблему стабильности структуры.

— А что, если добавить ванадий? — я начал излагать план, осторожно дозируя знания из будущего. — И изменить режим термообработки, — я выложил перед ним довоенные немецкие журналы. — Смотрите, что я нашел. Круппы экспериментировали с ванадием еще до войны.

Профессор оторвался от микроскопа, привычно протирая пенсне:

— Да, помню эти работы. Но я же говорю, они так и не добились стабильных результатов.

— А что, если, — я старался говорить небрежно, словно идея только что пришла в голову, — добавить ванадий не в конце плавки, а в самом начале? И изменить температурный режим?

Величковский нахмурился:

— Теоретически… — он схватил карандаш и начал быстро делать расчеты в блокноте. — Если повысить температуру на сто градусов и добавить ванадий в начале… Погодите!

Его глаза загорелись:

— А ведь это может сработать! Ванадий успеет полностью раствориться, образует карбиды… Измельчение зерна будет равномернее!

— И еще, — я как бы между прочим подкинул следующую идею из будущего, — что если сделать двойную термообработку? Сначала закалка с высокой температуры, потом отпуск.

Профессор уже строчил формулы:

— Гениально! Первая закалка даст мартенситную структуру, а отпуск… — он схватился за логарифмическую линейку. — Нужно рассчитать режимы!

В лабораторию вошел заспанный Сорокин, его очки в стальной оправе сидели чуть криво:

— Что случилось? Почему вызвали в такую рань?

— Александр Владимирович! — Величковский уже очутился в своей стихии. — Срочно готовьте лабораторную печь. Будем делать экспериментальную плавку.

Следующие часы прошли как в лихорадке. Маленькая электропечь «Сименс» раскалилась добела. Сорокин колдовал над шихтой, точно отмеряя добавки феррованадия. Величковский не отходил от пирометра, следя за температурой.

— Тысяча шестьсот градусов! — объявил он. — Начинаем разливку!

Крошечный ковш, всего на пять килограммов металла, качнулся над изложницей. Струя расплавленной стали казалась маленьким солнцем.

— Теперь самое важное, — профессор постоянно сверялся с расчетами. — Температура закалки должна быть точной до градуса.

Я наблюдал за процессом, зная, что присутствую при историческом моменте. Через несколько часов мы получим первый образец стали, которая изменит будущее советской металлургии.

Пока они колдовали, я уснул тут же, на стуле, положив голову на стол. Впервые за сутки.

Меня разбудила немилосердная тряска. Это профессор. Он потащил меня к микроскопу, возбужденно крича:

— Невероятно! Посмотрите на структуру. Такого равномерного распределения карбидов я еще не видел!

Сорокин уже готовил образцы для механических испытаний:

— Профессор, первые результаты! Прочность выше на сорок процентов!

— А теперь главное, — я протер глаза, зевнул и достал из сейфа эталонный образец немецкой брони. — Давайте сравним.

Испытательная машина «Мор-Федергаф» безжалостно разрушала образцы. Цифры на шкале росли.

— Поразительно! — Величковский снял пенсне, его руки слегка дрожали. — Наша сталь превосходит немецкую по всем показателям! Но позвольте, Леонид Иванович, как… как вы догадались про ванадий и термообработку?

Я пожал плечами:

— Интуиция. И внимательное чтение старых журналов.

Теперь я снова подошел к испытательной машине. Подивился результатам. Первый образец треснул при нагрузке в девятьсот килограммов. Второй выдержал тысячу четыреста.

— Это означает, — пояснил профессор, — что наша броня почти в полтора раза прочнее. Танк, защищенный таким металлом, выдержит попадание снаряда, от которого обычная броня разлетится вдребезги.

Сорокин, не отрываясь от логарифмической линейки, быстро делал расчеты:

— При той же толщине брони масса танка снижается на двадцать процентов. Это значит выше скорость, меньше расход топлива, лучше проходимость.

— А что с снарядной сталью? — спросил я, хотя уже знал ответ. В будущем эти разработки произведут революцию в производстве боеприпасов.

Величковский торжественно открыл сейф из уральского чугуна. На полке лежали аккуратно маркированные образцы.

— Вот результаты испытаний, схожих с полигонными, — он разложил на столе фотографии и акты. — Благодаря вашей идее с двойной термообработкой и микродобавками, бронепробиваемость выше на треть. Один наш снаряд заменяет два старых образца. Конечно, надо будет подтвердить экспериментально, но я уже уверен в результате.

Молодой лаборант внес поднос с дымящимися стаканами чая в подстаканниках «Кольчугинъ». День обещал быть долгим.

— Это еще не все, — продолжал профессор, с наслаждением отхлебывая крепкий чай. От бессонницы его глаза покраснели. — Помните ваше предложение по контролю примесей? Я разработал систему поэтапного анализа.