А вдруг эта собака с губернатором связана, мелькнуло в голове у Накаты. Вдруг губернатор узнал, что Наката за деньги ищет кошек, и послал ее, чтобы отобрать у него пособие? У губернатора вполне могла быть такая же собака, как у военных. Вот будет номер…
Стоило Накате встать, как пес медленно двинулся вперед. Сняв сумку с плеча, Наката зашагал следом, глядя на обрубок собачьего хвоста, под которым болтались огромные яйца.
Пес пересек пустырь и пролез наружу сквозь дыру в дощатом заборе. Наката проделал то же самое. Пес шел, не оглядываясь. И без того – наверное, по звуку шагов – знал, что Наката следует сзади. Впереди была торговая улица: стало больше прохожих, в основном – вышедших за покупками домохозяек из окрестных домов. Подняв морду и вперившись взглядом прямо перед собой, пес вышагивал с таким видом, что попадавшиеся навстречу люди, заметив большущего черного кобеля устрашающей наружности, уступали ему дорогу, а некоторые слезали с велосипедов и на всякий случай переходили на другую сторону улицы.
Наката шел за своим проводником, и ему казалось, что люди сторонятся именно его. Может, думают, он без поводка выгуливает здоровенную собаку. И действительно, кое-кто посматривал на старика с осуждением, что его очень печалило. Ему хотелось объяснить этим людям, что он делает это не по своей воле. Это собака ведет его за собой. И на самом деле Наката не сильный, а слабый.
Пес между тем все дальше уходил от пустыря. Миновал несколько перекрестков, прошел торговой улицей. Светофоров для него словно не существовало. Широких проспектов в округе не было, машины особенно не разгонялись, поэтому пес запросто шел через дорогу на красный свет. При виде собаки водители жали на тормоза, а кобель, оскалившись, злобно озирался и, не спеша, даже с каким-то вызовом, переходил на красный. Наката – за ним. А что ему оставалось делать? Пес хорошо знал, что такое светофоры, и нарочно игнорировал их. Видно, все привык решать сам.
Наката уже едва ориентировался. Они шли по привычным ему жилым кварталам Накано, но, когда повернули в очередной раз за угол, он вдруг перестал узнавать окрестности и заволновался. Не хватало только заблудиться! Как же он найдет обратную дорогу? А если это уже не Накано? Наката вертел головой, надеясь увидеть, что-нибудь знакомое. Напрасно. В этой части города он никогда не бывал.
А пес все шел и шел, не обращая ни на что внимания, монотонно отмеряя шаги в таком темпе, чтобы Наката, не напрягаясь, мог поспевать за ним. Голова поднята, уши торчат, яйца, как маятник, слегка покачиваются.
– Послушайте! Это еще Накано? – обратился к псу Наката.
Ответа не последовало. Пес даже не оглянулся.
– Вы случайно не от губернатора?
Вопрос опять остался без ответа.
– Кошка тут одна пропала. А Наката ее разыскивает. Только и всего. Маленькая такая, пестрая кошечка. Кунжуткой кличут.
Тишина.
Наката сдался. Бесполезно с этой собакой разговаривать.
Угол тихого жилого района. Большие дома вдоль улицы, вокруг ни души. Пес направился к одному особняку, огороженному старомодной каменной стеной с великолепными двустворчатыми воротами, редкими в наше время. Одна створка была распахнута, и на площадке стояла до блеска отполированная большая машина, такая же угольно-черная, как собака, и без единого пятнышка. Дверь особняка тоже была открыта. Пес без колебаний проследовал прямо в дом. Наката снял в прихожей старые спортивные тапочки, аккуратно поставил их носками к выходу. Снял свою тирольскую шляпу, отряхнул прилипшие к брюкам травинки и вошел. Пес спокойно ожидал, когда Наката закончит приводить себя в порядок, затем провел его по коридору, отделанному полированным деревом, в одну из комнат – то ли гостиную, то ли кабинет.
В комнате было темно. На улице смеркалось, а выходившее в сад окно закрывали плотные гардины. Свет не горел. В глубине комнаты стоял большой стол, возле которого кто-то сидел. Но не привыкшие к темноте глаза мало что могли разобрать. Зрение различало лишь смутно маячивший во мраке черный силуэт человека, будто вырезанный из бумаги. Когда Наката вошел, силуэт шевельнулся. Похоже, некто, сидевший в комнате, медленно повернулся на вращающемся кресле в его сторону. Пес замер на месте, сел и закрыл глаза, как бы говоря всем видом: я свою задачу выполнил.
– Здравствуйте, – подал голос Наката, обращаясь к темной фигуре.
Ответа не последовало.
– Это Наката. Простите, что побеспокоил. Не подумайте ничего плохого.
Ответа не было.
– Накате собака сказала идти за ней. Он пошел и оказался у вас. Извините Накату и отпустите домой, если можно…
– Сядь-ка на диван, – тихо, но твердо произнес мужской голос.
– Хорошо, – сказал Наката и присел на стоявший тут же узкий диванчик. Рядом с ним, не шевелясь, как изваяние, сидел черный пес.
– Вы господин губернатор?
– Вроде того, – прозвучало из темноты. – Пусть так, если тебе так понятнее. Это не имеет значения.
Человек обернулся, протянул руку и, дернув за цепочку, включил торшер. Свет лампа давала какой-то старомодный – желтоватый и слабый, но, чтобы осмотреться, и такого было достаточно.
В кожаном вращающемся кресле, закинув ногу на ногу, сидел высокий мужчина в черном шелковом цилиндре. На нем был длиннополый и узкий ярко-красный сюртук, надетый поверх черного жилета, черные сапоги и белоснежные брюки в обтяжку. Мужчина поднес руку к цилиндру, как если бы приветствовал даму. Левой рукой он сжимал черный стек, инкрустированный золотом. Судя по шляпе, это был тот самый Кошатник, о котором рассказывал Кавамура.
Неприметные черты лица – в отличие от одеяния. Не молодой, не старый. Не сказать, что красавец, но и не урод. Густые брови, здоровый румянец на щеках. Лицо на удивление гладкое – на таком ни борода, ни усы не растут. Прищуренные глаза, на губах играет насмешливая улыбка. В общем, лицо не запоминающееся. Взгляд на таком не останавливался – не то что на костюме, в который вырядился обладатель этого лица. Попадись он на улице в другой одежде, вполне возможно, Наката бы его и не заметил.
– Знаешь, как меня зовут?
– Нет. Наката совсем забыл сказать, у него голова не в порядке.
– Не узнаешь? – С этими словами человек встал со стула, повернулся боком и, немного присев, прошелся туда-сюда. – А так?
– Нет. Наката не узнает. Извините.
– Вот оно что. Виски ты, как я понимаю, не пьешь?
– Совершенно верно. Наката вино не пьет и не курит. Он бедный, ему даже пособие платят. У него таких денег нету.
Человек снова сел и положил ногу на ногу. Взял со стола стакан с виски, сделал глоток. Кубики льда в стакане тихонько звякнули.
– А я, пожалуй, выпью. Не возражаешь?
– Ну что вы! Наката совсем даже не против. Пейте, пожалуйста.
– Спасибо, – сказал человек и опять пристально посмотрел на Накату. – Значит, как меня зовут, ты не знаешь?
– Нет.
Губы чуть скривились. По ним, как рябь по воде, пробежала саркастическая ухмылка, исчезла и появилась снова.
– Кто виски пьет, тот с первого раза меня узнает. Ну да ладно. Меня зовут Джонни Уокер. Джонни Уокер. Большинство людей со мной знакомы. Скажу без хвастовства: меня знают во всем мире. Я знаменит, как какая-нибудь икона. Хотя я Джонни Уокер не настоящий. Английская компания, которая делает виски, тут совсем ни при чем. Просто позаимствовал этот наряд с этикетки. И имя тоже. Без разрешения. Потому что так было надо.
В комнате наступила тишина. Наката понятия не имел, о чем говорил этот человек. До него дошло только, что его зовут Джонни Уокер.
– Джонни Уокер-сан, вы иностранец?
Джонни Уокер слегка наклонил голову и сказал:
– Ну ты даешь. Ладно. Пусть будет так, если тебе так понятнее. Так или эдак. Все равно. Как хочешь.
И опять Наката ничего не понял. Получается то же самое, что с Кавамурой.
– И иностранец, и не иностранец? Разве так бывает?
– Бывает.
Наката решил дальше в этот вопрос не углубляться и спросил: