– Как там дальше-то?..

– Дальше?

– Ну, «в дороге – попутчик…» А дальше? Эх, не помню! У меня с родным языком все время проблемы.

– «В дороге нужен попутчик, в жизни – сочувствие», – сказал я.

– «В дороге нужен попутчик, в жизни – сочувствие», – повторила она, точно хотела убедиться, что все правильно. Были бы карандаш и бумага, наверное, записала бы за мной. – А что это значит? Если по-простому?

Я задумался. Время шло, но девица все ждала, что я отвечу.

– Ну, встретились люди в дороге. Случайно… И выходит, что от такой встречи может довольно много зависеть. Настроение и так далее… По-моему, так. Если коротко.

Подумав, она сложила руки на столе.

– Точно! Случайные встречи здорово на настроение влияют. Я тоже так думаю.

Я посмотрел на часы. Уже полшестого.

– Ну что? Пошли обратно?

– Угу. Идем, – согласилась она, но встать и не подумала.

– Интересно, что это за место? – спросил я.

– И правда, – подхватила девица и, вытянув шею, посмотрела по сторонам. Сережки в ее ушах закачались, как спелые плоды на дереве. – Я сама не знаю. Кажется, Курасики [7] скоро. Хотя какая разница? Стоянка на шоссе. Просто попалась по пути из пункта А в пункт Б. – Она отмерила в воздухе указательными пальцами расстояние – сантиметров тридцать. – Какая разница, как место называется? Туалет, кафешка. Лампы дневного света, стулья из пластика. Кофе – дрянь. Сэндвич с клубничным джемом. Ерунда все это. Никакого значения не имеет. А важно, откуда мы едем и куда. Скажешь, не так?

Я кивнул. Потом еще. И еще.

В автобусе все уже были в сборе и с нетерпением ждали отправления. Водитель – молодой парень с суровым взглядом – больше походил на шлюзного пристава. Он осуждающе посмотрел на нас, упрекая за опоздание, но ничего не сказал. Девица улыбнулась ему с безобидным видом, как бы прося прощения. Водитель повернул тумблер. Зашипел сжатый воздух, и дверь закрылась. Девица перебралась ко мне на соседнее место и перетащила с собой невзрачный чемоданчик. Видимо, на распродаже купила. Чемоданчик оказался для своих размеров довольно увесистым. Я поднял его и запихал на полку над головой. Девица, поблагодарив меня, упала на сиденье и тут же вырубилась. Автобус рванул с места, словно заждался. Я достал из кармана книжку и стал читать дальше.

Моя попутчица спала мертвым сном и, чтобы не трясло на поворотах, положила голову мне на плечо. Так и ехали. Рот у нее был закрыт, она тихонько посапывала. Плечом я ощущал ее размеренное дыхание. Ворот у нее сбился, и выглядывала бретелька лифчика. Тонкая, телесного цвета. Я представил, какое нежное у нее белье. Какая грудь. Представил, как касаюсь пальцами ее отвердевших розовых сосков. Не то чтобы я этого хотел. Ну а как иначе? У меня, конечно, тут же встал. Да так, что я и сам удивился: с чего это? Поразительно, как это часть тела может вдруг сделаться такой твердой.

И тут я вдруг подумал: а что если это моя старшая сестра? Лет ей примерно столько же. На сестру с фотографии не очень похожа, но по карточке разве точно поймешь? Иногда такие рожи получаются – ни за что не узнаешь. Она сказала, что у нее младший брат, как я, и они давно не виделись. Вполне может быть, что я этот самый брат и есть.

Я покосился на ее грудь. Пухлые округлые бугорки медленно поднимались и опускались в такт дыханию, напоминая морские волны. Я представил, что передо мной действительно простирается водная гладь, на которую неслышно выливаются потоки дождя. Я – одинокий мореплаватель на палубе, она – море. Пепельное, без всякого просвета небо далеко впереди сливается с таким же пепельным морем. И никак не отличишь, где море, а где небо. Не разберешь, где мореплаватель, а где само это море. И так же трудно провести грань между реальностью и движениями души.

На ее руке я заметил два колечка. Не типа обручальных или тех, что дарят на помолвку, а из самых дешевых, купленных в универмаге, в том отделе, где торгуют всякой мелочевкой для юных модниц. Пальцы у нее были хоть и тонкие, но длинные, прямые и, как мне показалось, сильные. Ногти в полном порядке – коротко острижены, с бледно-розовым лаком. Ее рука чуть касалась колена. Мне хотелось дотронуться до этих пальцев, но делать этого я, конечно, не стал. Девушка спала, как маленький ребенок. Между прядями волос, как грибы в траве, виднелись уши. Они показались мне удивительно беззащитными.

Я закрыл книгу и перевел взгляд на пробегавший за окном пейзаж. Смотрел, смотрел и не заметил, как сам уснул.

Ниже следует запись беседы с Накадзавой Дзюити (53 года), занимавшимся во время происшествия терапевтической практикой в городе ***. Беседа записывалась на магнитофонную ленту. Дополнительный регистрационный номер документа хранения: PTYX-722-SQ, стр. 162-183.

Впечатления младшего лейтенанта Роберта О'Коннора, проводившего беседу:

«Доктор Накадзава – крупного телосложения, загорелый, больше похож на деревенского старосту, чем на врача. Спокоен, уравновешен; язык образный и лаконичный. Откровенен – творит, что думает. Острый взгляд из-под очков. Судя по всему, обладает хорошей памятью».

Итак, 7 ноября 1944 года, в начале двенадцатого мне позвонил завуч городской народной школы. Я давно числился у них кем-то вроде внештатного врача, поэтому со мной связались в первую очередь. Завуч был страшно взволнован.

По его словам, один класс в полном составе отправился за грибами, и там все потеряли сознание. Вроде как полностью отключились. Все, кроме классной руководительницы. Она в одиночку спустилась с горы и только что прибежала в школу за помощью. Но учительница в таком состоянии, что расспрашивать ее бесполезно, все равно ничего не поймешь. Ясно одно: шестнадцать ребят упали в обморок и остались на горе.

Грибы – вот первое, о чем я подумал. Раз пошли за грибами, значит, могли отравиться. Не дай бог паралич нервной системы! У каждого ядовитого гриба свои особенности. В зависимости от них и меры принимать надо. Что можно сделать прежде всего? Вызвать рвоту, чтобы очистить желудок, промыть его. Но если яд сильный и уже всосался, это ничего не даст. В нашем районе каждый год от отравления грибами по несколько человек умирали.

Я тут же побросал в саквояж лекарства, которые могли понадобиться в первую очередь, сел на велосипед и помчался в школу. Там уже ждали два полицейских, которым сообщили о происшествии. Детей, если они без сознания, надо как-то доставить в городок, а для этого нужны люди. Но шла война, почти всю молодежь мобилизовали. Кроме полицейских и меня собрались еще один учитель, уже в годах, завуч, директор школы, школьный вахтер, да еще классная руководительница, совсем молодая девушка. В таком составе мы и направились к той самой горе. Велосипедов не всем хватило, так что кому-то пришлось ехать вдвоем.

И во сколько вы добрались до леса, на место происшествия?

Как только мы туда прибыли, я посмотрел на часы, так что запомнил точно. 11:55. До места, откуда начинался подъем, ехали на велосипедах, а дальше – со всех ног по горной дороге на своих двоих.

На месте мы увидели, что кто-то из детей уже немного пришел в себя. Сколько? Трое… четверо… что-то в этом роде. Они еще были как в тумане, поэтому на ноги встать не могли и, шатаясь, пытались подняться, опираясь руками о землю. Остальные по-прежнему лежали на земле, но к некоторым, похоже, сознание постепенно возвращалось – они начинали медленно шевелиться, совсем как большие жуки. Зрелище совершенно дикое!.. Удивительно ровная открытая площадка, будто специально вырубленная в лесу, залита ярким осенним солнцем. И на ней в разных позах – шестнадцать ребятишек. Кто-то шевелится, кто-то лежит без движения. Мне это напомнило сцену из авангардистского театрального спектакля.