— А что, если это в самом деле ключ, но его оставил нам не Оками-сан?
— Такая возможность также приходила мне в голову, но мы этого не узнаем, пока не побываем в «Авалон Лтд».
Челеста взглянула на остатки их завтрака.
— Вы не думаете, что если до него добрался убийца, то теперь Оками-сан уже нет в живых?
— Только в том случае, если враги Оками не хотят от него ничего другого, кроме как избавиться от него.
По ее лицу пробежала дрожь. Николас не мог бы сказать, было это от страха или от радостного возбуждения.
— Вы говорили мне, что Оками никогда ничего не записывал, — обратился он к ней. — Все, над чем он работал, хранилось только в его голове. Поэтому вполне резонно ожидать, что его врагам, прежде чем убивать его, нужно вытащить из него секреты.
— Вы уверены в этом?
— Это то, что бы я сделал на их месте.
— Бог мой, какой вы хладнокровный! — воскликнула она, отвернувшись от него и уставившись на темно-зеленые маленькие кипарисы. Вновь он почувствовал исходящее от нее странное чередование притяжения и отталкивания, которого он не мог понять.
— Послушайте, Челеста, если мы не сможем рассуждать без эмоций, у нас будет очень мало шансов помочь Оками.
Она молча кивнула головой, но ее взгляд оставался мрачным и непроницаемым.
Николас видел, что наступило время, когда им пора уже идти. При выходе из гостиницы он спросил у швейцара адрес компании «Авалон Лтд». Тот посмотрел в справочник, записал адрес на листке бумаги и передал его Николасу вместе со сложенной картой города. На обратной стороне карты была схема метро. Швейцар прочертил на схеме путь, по которому должны были следовать Николас и его спутница.
Сойдя на станции метро «Рю де Бак», они пересели на линию № 12 и проехали три остановки до площади Согласия. Теперь они находились на правой стороне Парижа. Пересев на линию №1, они поехали в восточном направлении.
— Что вы знаете о связи якудза с мафией, о которой говорил мне Оками-сан?
— Думаю, что если бы я знала об этом так много, как знает Оками-сан, то за мной также охотились бы.
Челеста повернулась и посмотрела на рекламу «Галери Лафайетт», известного парижского универмага.
— Он рассказывал вам о Годайсю?
— Да, а что?
— Он говорил, что Годайсю является его собственным созданием? — Николас пристально смотрел на нее.
— Нет, не говорил ничего подобного.
— Название «Пять континентов» очень подходит к международному конгломерату, опутавшему весь земной шар. Он должен был быть законным во всех отношениях. Это путь, который избрал Оками-сан, для того чтобы сохранить остатки якудза от полного уничтожения в связи с растущим контролем правительства. Силой своего характера и занимаемого им положения он убеждал узкий совет, состоящий из оябунов, пойти по предложенному им пути. Но одни проявили колебания, другие враждебно относились к этой идее.
— Да, Оками говорил мне, что они боялись потерять то огромное влияние и власть, которые давало им беззаконие.
Челеста кивнула головой.
— Ходил слух, что Кайсё стал слишком стар и перестал быть полезным, что все в большей степени он уходил в мир, создаваемый его собственным воображением.
— Вы хотите сказать, что совет посчитал его слишком дряхлым? — уточнил Николас.
— Во всяком случае, так говорили.
Конечно, она не считала, что Оками одряхлел.
— Растущее с их стороны отчуждение, — продолжала она, — заставило Оками-сан пересмотреть свой план действий. Кто-то постоянно чинил препятствия исполнению его приказов, так что в отчаянии он стал менять свои связи, заключал сделки за спиной Годайсю, начал фактически действовать против их стремления сохранить их незаконную империю. Теперь война идет в открытую.
— У вас есть какие-либо предположения о том, кто отдал приказ убрать Оками?
— Это меня и беспокоит, что я никого не подозреваю. Но мне часто снится один и тот же сон — я обнаруживаю, что все оябуны Годайсю заключили против него заговор и сам Оками-сан не может справиться с ними.
— Возможно ли это теперь, когда враждебные действия совершаются в открытую?
— Сомневаюсь. Некоторые оябуны слабее других, существуют подгруппы, основанные на гири. Все же я думаю, что есть один оябун, который убеждает других в необходимости убийства Оками-сан. Это тот, кто контролирует Годайсю. Несмотря на мои параноидальные сновидения, я не могу представить себе, чтобы все оябуны из узкого совета выступили против Кайсё, как бы сильно они ни были настроены против его планов.
— Тогда я должен найти того, кто осмелился сделать это, — заявил Николас. — А для этого необходимо вернуться в Японию. Но не раньше чем я удостоверюсь, что с Оками все в порядке.
— Вы сможете определить, что Оками-сан в полном порядке? Вы ведь медиум.
Николас постепенно стал понимать ее подход к нему, и внезапно ему представилось, что он нашел ответ на вопрос, который он раньше задавал себе.
— Давайте сразу уточним — никакой я не медиум, — твердо заявил он. — Я не предсказываю будущее и не занимаюсь изгнанием злых духов, я не вызываю привидений.
— Но вы можете чувствовать вещи, — настаивала Челеста. — Вы знали, что Оками не было в его дворце, вы видели проклятую маску Домино еще до того, как мы нашли ее.
— Все, что я могу делать, — это использовать некоторые основные законы природы. Она находятся на расстоянии световых лет от квантовой физики, трехмерной геометрии или какой-либо другой науки, которую изобрели люди, чтобы внести хоть какой-то порядок в окружающий хаос.
Поезд метро затормозил, подъезжая к остановке. Как обычно, пассажиры входили и выходили, что затруднило на время разговор. Когда поезд снова был в пути, Николас продолжил.
— Вероятно, понятия Тау-тау ближе всего подходят к математике, которую человек создал, бессознательно переведя пульсацию Вселенной в язык, который он был способен понять. Музыка, будучи универсальным видом искусства, также основана на математике.
— Ритм в атмосфере как раз перед тем, как появился мост Канфа, — уточнила Челеста.
— Да, правильно.
Они вышли на станции «Сент-Поль» и, выйдя на улицу, очутились в центре района Марэ.
Челеста хранила молчание, но Николас мог снова ощущать, что от нее исходят какие-то волны, вызывающие беспокойство, как бывает у водителя, быстро переключающего рычаг автоматического управления автомобиля с позиции «движение» на «обратный ход» и снова на «движение».
У Марэ была любопытная история. Первые поселенцы появились здесь в средние века. Проходивший через район рукав Сены затоплял его. Отсюда и возникло сохранившееся до сих пор название — болото. В районе бушевали болезни. В XIII веке монахам удалось отвести воду и превратить район в пригодный для жизни. Через столетие на какое-то время его занял Чарльз Пятый, и район стал модным. Но, когда во времена Первой Империи аристократия выехала и перебралась в более дорогие дома в Фабург Сен-Жермен, район пришел в запустение и был занят евреями, превратившими его в торговую часть города.
Все это Николас поведал Челесте, когда они шли к площади Вогезов, наиболее известной части этого района.
— Откуда у вас все эти познания о Париже?
— Я провел здесь год, создавая французское отделение одного рекламного агентства, в котором работал.
— Вы — в рекламе? Трудно себе это представить.
— Поверьте мне, я и сам не могу этого понять.
Некоторое время они шли молча. Затем Челеста обратилась к нему:
— Для вас этот год был тяжелым, не так ли?
Он был поражен точностью ее слов, но потом вспомнил, что люди бессознательно подают различные сигналы тоном своего голоса, выражением лица или жестами. Несомненно, она что-то уловила.
— Да, — подтвердил он задумчиво, — но это не имеет никакого значения для дела.
— Женщина?
Он взглянул на нее.
— Может быть, вы хотите рассказать мне о ней?
Челеста рассмеялась, покраснев.
— Бог мой, конечно нет. Я не представляю себе...