Однажды соседская кошка пришла проведать нашу, и белочка была главным предметом их беседы.
«Расцветка хороша», — сказала приятельница, разглядывая предполагаемого котенка, сидевшего на корточках и разглаживавшего свои подусники; гостья сказала о белочке единственную приятную вещь, какую могла придумать.
«Восхитительная расцветка!» — с гордостью воскликнула наша кошка.
«Мне не очень нравятся ее ноги», — заметила приятельница.
«Да, — задумчиво промолвила кошка-мать, — вы правы, ноги — ее слабое место. Не скажу, чтобы я сама была высокого мнения об ее ногах».
«Быть может, они потом пополнеют», — любезно предположила гостья.
«Надеюсь, — ответила мать, вновь обретая утраченное. хорошее настроение. — О да, со временем они исправятся, А кроме того, поглядите на этот хвост. Скажите по правде, разве вы когда-нибудь видели котенка с более пышным хвостом?»
«Очень хороший хвост, — согласилась другая, — но почему вы зачесываете его на голову?»
«Я здесь ни при чем, — отвечала наша кошка. — Он сам задирается. Надеюсь, он выправится, когда котенок подрастет».
«Очень неудобно будет, если этого не произойдет», — сказала приятельница.
«Я уверена, что все будет хорошо, — ответила наша кошка. — Только мне нужно больше лизать, его. Этот хвост нуждается в том, чтобы его усердно лизали, как вы сами видите».
И в тот день после ухода соседской кошки, она целые часы сидела, приводя в порядок непослушный хвост; наконец, когда, она отвела от него свою лапу и он снова взлетел вверх подобно стальной пружине и задрался на голову белочки, наша кошка взглянула на него с чувством, понятным только тем из моих читательниц, которые сами были матерями.
«В чем я провинилась, — казалось, говорила она, — в чем я провинилась? За что на меня свалилось такое горе?»
Джефсон поднялся, когда я закончил этот анекдот, и сел.
— У тебя и у твоих друзей, — сказал он, — были, по всей видимости, весьма необыкновенные кошки.
— Да, — ответил я, — нашей семье удивительно везло на кошек.
— И еще как везло! — согласился Джефсон. — Мне довелось знать только одного человека, который за один присест мог выложить больше кошачьих историй, чем ты рассказал мне за все время нашего знакомства.
— О, — сказал я, и в моем голосе прозвучали нотки ревности, — а кто этот человек?
— Он был моряк, — ответил Джефсон. — Я встретил его в Хэмпстэде в трамвае, и мы с ним обсуждали вопрос об уме животных. «Да, сэр, — говорил он, — обезьяны умны; я встречал обезьян, которые могли бы дать сто очков вперед тем болванам, под чьим командованием я плавал, да и слоны не такие уж простаки, если верить всему, что о них рассказывают, — я слышал невероятные истории про слонов. И, разумеется, у собак головы тоже на месте — не стану спорить. Но скажу вам одно: нужен вам образец здравого, разумного подхода к жизни — посмотрите на мою кошку. Видите ли, сэр, — собака, она слишком высокого мнения о человеке. Собаке кажется, что нет никого умнее человека, и собака изо всех сил старается довести это до всеобщего сведения. Поэтому-то мы, люди, и говорим, что собака самое разумное из животных. А вот кошка, — она держится особого мнения о человеческих достоинствах. Она помалкивает, но может наговорить такого, что вы не захотите слушать до конца. А в результате мы заявляем, что у кошки нет ума. Вот эти-то предрассудки и уводят нас с правильного курса. Что касается житейского здравого смысла, то нет такой кошки, которая не могла бы обойти любого пса с подветренной стороны и удрать от него. Приходилось ли вам когда-либо видеть, как цепной пес пытается расправиться с кошкой, умывающей мордочку в трех четвертях дюйма за пределом досягаемости? Разумеется, видели. Так кто же из них умнее? Кошка-то знает, что стальным цепям несвойственно растягиваться. А пес, которому следовало бы, как вы сами понимаете, лучше разбираться в цепях, убежден, что они поддадутся, если лаять погромче.
Теперь скажите, случалось ли вам, проснувшись от кошачьего концерта, вскакивать ночью с постели и, распахнув окно, орать на кошек? Наверно, случалось. Но отходят ли они хоть на дюйм, — если даже вы кричите так громко, что впору разбудить покойников, и размахиваете руками, как актер на сцене? Ничуть не бывало. Повернув головы, кошки поглядывают на вас — вот и все. «Ори себе на здоровье, старина, — думают они, — нам нравится слушать тебя: чем больше, тем веселее». А как вы поступаете после этого? Вы хватаете щетку для волос, или башмак, или подсвечник и делаете вид, будто собираетесь швырнуть их. Кошки все видят: и как вы замахнулись рукой, и что у вас в руке. Но они даже не пошевельнутся, так как знают, что вы не станете бросать из окошка ценные предметы, рискуя, что они пропадут или поломаются. Кошки разумные существа и воздают вам должное, считая, что и у вас имеется ум. Если, по вашему мнению, причина тут другая, попробуйте в следующий раз показать кошкам кусок угля или даже полкирпича — что-нибудь такое, что, по их мнению, вы можете швырнуть в них. Прежде чем вы успеете поднять руку, в вашем поле зрения не останется ни одной кошки.
Что касается верности суждений и знания жизни, здесь собаки — невинные дети по сравнению с кошками. Пробовали вы, сэр, плести какую-нибудь небылицу в присутствии кошек?»
Я отвечал, что кошки часто присутствовали при том, как я рассказывал всякие анекдотические случаи, но что до сих пор я не обращал особого внимания на их поведение.
«Тогда непременно воспользуйтесь первым же случаем, сэр! — воскликнул старик.-Право, вы не пожалеете. Если вы начнете рассказывать какую-нибудь историю в присутствии кошки и она не станет выражать беспокойства во время вашего повествования, можете быть уверены, что напали на сюжет, о котором можете спокойно говорить в присутствии председателя верховного суда Англии».
«Есть у меня однокашник, — продолжал старик, — зовут его Вильям Куули. Мы всегда зовем его Правдивый Билл. Он лучший из моряков, когда-либо ступавших по палубе, но, когда он начинает плести всякие истории, я не посоветовал бы вам верить его словам. Так вот, у Билла был пес, и я видел, как Билл в присутствии этого пса рассказывал такое, что у кошки вылезли бы глаза на лоб, а пес принимал все на веру. Как-то вечером у себя дома Билл рассказывал нам такую бородатую историю, что по сравнению с нею кусок солонины, совершивший два кругосветных путешествия, сошел бы за цыпленка. Я наблюдал за псом, чтобы увидеть, как он будет реагировать. Пес слушал от начала до конца, насторожив уши, и за все время даже глазом не повел. Время от времени он осматривал присутствующих с выражением удивления или восторга и, казалось, говорил: „Замечательно, не правда ли! Подумать только! Слыхали вы когда-нибудь что-либо подобное? Вот это здорово!“ Он был на диво глупый пес; ему можно было рассказывать все что угодно.
Меня злило, что возле Билла торчит животное, которое потакает ему во всем, и, когда он умолк, я сказал:
«Хочется мне, чтобы ты как-нибудь повторил эту историю у меня дома».
«Зачем?» — спросил Билл. «Просто так. Хочется, и все тут», — говорю я..
Я не сказал ему, что желаю, чтобы моя старая кошка послушала его рассказы.
«Ладно, — сказал Билл, — напомни мне при случае». Он любил рассказывать, этот Билл.
Через день он заявляется, так сказать, в мою каюту и располагается поудобнее. Ну, и я поступаю так же. И тут он начал. Нас было человек шесть, а кошка сидела перед огнем и занималась своим туалетом. Билл еще не успел распустить все паруса, как она перестала умываться и взглянула на меня с удивлением, словно желая сказать:
«Это что еще за миссионер объявился?» Я знаком предложил ей сохранять спокойствие, и Билл продолжал свою историю. Когда он добрался до случая с акулами, кошка демонстративно повернулась и поглядела на него. Уверяю вас, ее лицо выражало такое отвращение, что, взглянув на него, даже бродячий торговец провалился бы от стыда. В этот миг кошка так походила на человека, что, клянусь вам, сэр, я позабыл, что бедное животное не в состоянии говорить; я видел собственными глазами, как на ее губы просились слова: «Почему же ты не скажешь, что ты самолично проглотил якорь? Говори, не стесняйся!» Я сидел как на иголках, боясь, что она выскажет это вслух. Я вздохнул с облегчением, когда она повернулась к Биллу спиной.
