Однажды к нам пришел новый учитель физики, и фамилия у него была, как и у меня, — Пенкин. Николай Николаевич Пенкин. Обрадовался я. «Ну, — думаю, — теперь у меня будет замечательная жизнь. По физике пятерка обеспечена. Еще бы! И он, и я — Пенкины. Почти родственники».

Как-то Николай Николаевич задал домашнее задание: какой чайник на солнце быстрее нагреется — закопченный или блестящий? И какое одеяло теплее — новое или слежавшееся?

Все ребята мучились, решали эти задачки, а я и не думал. «Меня-то Николай Николаевич наверняка не вызовет, — рассуждал я. — А если и вызовет, то уж четверку-то поставит. Ну, неудобно же своему однофамильцу ставить тройку или двойку. А я еще скажу, что весь вечер Пушкина читал. Николай Николаевич любит Пушкина. Всегда с его книжками ходит. Может, пятерку за Пушкина поставит».

На уроке Николай Николаевич первым вызвал Валерку Дмитрюка. Валерка начал мямлить что-то о том, что от блестящего чайника лучи отражаются и он нагревается медленнее. Я сижу и рисую чертиков, посмеиваюсь. Ведь каждому ясно, что новый чайник лучше старого и, конечно, греется быстрее. Потом Валерка сказал, что в новом одеяле больше воздуха и оно теплее. «Больше воздуха!» Тут уж я совсем покатился от смеха.

— Пенкин, — сказал вдруг Николай Николаевич. — Мы не мешаем тебе? Что-то ты так развеселился? Покажи-ка свою тетрадку, как ты решил задачки?

— А я не успел их решить, — заявил я.

— Чем же это ты был так занят, если не секрет?

— Пушкина читал, — говорю.

— Это очень хорошо, — сказал Николай Николаевич. — А что именно ты читал?

— Бородино!

В классе поднялся невероятный шум, все загалдели, а Николай Николаевич поднял руку и продолжал:

— Ну, и как тебе понравилось Бородино?

— Очень, — говорю, — понравилось. Особенно когда наши пошли в атаку и фашисты дали драпака.

Весь класс так и грохнул. Николай Николаевич всех успокоил, потом сказал:

— Так вот, Пенкин, за то, что ты не сделал домашнее задание и еще обманываешь, ставлю тебе двойку. А за то, что ты не читал «Бородино» и Пушкина путаешь с Лермонтовым, тебе по литературе надобно поставить кол.

С этой двойки все и началось. Мне стали сниться сплошные двойки. В общем-то учился я неплохо и двойки получал редко, но сниться они мне стали каждую ночь: то еду на двойке верхом, то жонглирую ею. Я рассказал о своих снах бабушке, и она посоветовала положить дневник в сундук, «чтобы избавиться от дурного сна». Так я и сделал. Двойки действительно мне перестали сниться, но зато стали сниться сундуки.

Как-то Толька сказал мне, что ему снится то, что он читает на ночь. Захотел всю ночь командовать морским сражением, взял и почитал немного «Королевских пиратов». Захотел стать чемпионом мира, просмотрел «Советский спорт». Захотел вкусно поесть — полистал «Кулинарию». И так каждую ночь. Как в кино.

В тот же вечер я просмотрел сразу несколько книг и за одну ночь был зверобоем, шофером и капитаном корабля. Я побывал в Африке, на Северном полюсе, в Антарктиде… Я проснулся поздно, и мама, как всегда, после завтрака заставила меня подметать пол. Каждое утро она заставляла меня подметать этот проклятый пол, или выбивать коврик с оленями, или протирать окна. Я терпеть не мог эту работу и всегда старался оставить ее бабушке, а если и делал, то кое-как, и все время говорил, что не успею приготовить уроки.

И вот однажды я забыл перед сном посмотреть книги и не стал во сне ни знаменитым охотником, ни капитаном корабля. Зато мне приснился необыкновенный сон. По нашим комнатам бегал какой-то веселый мальчишка. Он натирал пол, выбивал коврик, протирал окна и все время пел. Он так быстро и ловко делал мою «черную» работу, что она стала цветной. Блестел пол, освещенный солнцем, сверкали и переливались радугой окна, по лугу бегали олени. Веселый мальчишка сделал мою работу, потом еще сходил в магазин и помог моей бабушке чистить картошку. И все это он делал так легко и весело, что казалось, он не работает, а играет и что все делается само собой.

Когда я проснулся, мне было как-то радостно. Не дожидаясь завтрака, я помог бабушке убрать со стола и вымыть посуду. Потом приготовил уроки. И странно, у меня на все хватило времени. Я даже до школы успел поиграть в футбол. А в школе исправил двойку по физике.

Моя мама всегда просыпалась с улыбкой и всегда по утрам напевала. Папа говорил, что у нее счастливый характер. Я же постоянно вставал с «левой ноги». Утром меня раздражал бой часов, бренчание соседа на домбре, даже запах жареной картошки, тянувшийся из кухни. А уж пасмурные дни наводили на меня такую тоску, что я подолгу не вылезал из-под одеяла. Как-то в один из таких дней ко мне подошла мама и сказала:

— Вставай скорей. Ты хотел уроки доделать. Да и завтрак стынет.

— Еще посплю немного, — буркнул я и натянул одеяло на голову. «Зачем вылезать, когда под одеялом так тепло. К тому же уроки можно сделать и под одеялом. Вернее, придумать, как сделать, а потом встать и быстренько записать». Но мама продолжала меня тормошить:

— Эх, ты! Курица, а не мужчина. Говоришь одно, а делаешь другое. Вставай!

Кряхтя, я слез с постели и, не открывая глаз, на ощупь поплелся к умывальнику. После завтрака я немного повеселел, но не совсем. Надо было садиться решать задачки, которые я не успел сделать вечером. Полчаса я сидел над ними, но так ни одной и не решил. Настроение у меня вконец испортилось.

Когда я вышел из дома, все вокруг мне показалось неприветливым и скучным: и потрескавшиеся березы, и покосившийся забор, на котором было написано: «Катя дура», и холодный утренний воздух. По дороге в школу я встретил Надьку, которая училась во вторую смену. Беспокойная Надька в школе была участницей всех кружков, самодеятельных театров и хоров. «Корчит из себя танцовщицу, дуреха!» — с неприязнью подумал я и прошел мимо. Я остановился около дома, где жили старички. Старушка сидела на крыльце и выцветшими глазами, часто моргая, смотрела, как дед сажал в ящики цветы. Иногда старушка что-то советовала деду, называя его Дуся. Дед соглашался, кивал и в ответ звал старушку Буся. Подойдя поближе, я услышал, как старушка говорила:

— Странный ты, Дуся! С тех пор как полысел, все цветы сажаешь. А ведь в молодости совсем их не любил.

— Брось, Буся! Странный, странный! — бормотал дед. — Я и раньше цветы любил. Еще мальчишкой, бывало, иду с рыбалки, обязательно маме букетик нарву. — Дед провел ладонью по голове и вздохнул. — Эх, Буся, Буся! В детстве ведь у меня были золотистые локоны, да! Мама девочку хотела, а родился я. Так она до трех лет мне волосы отпускала и в платья наряжала…

— А у меня в детстве, Дуся, — перебила деда старушка, — были две длинные косички с бантиками…

«Как?! Неужели и они были маленькими? Глупые какие-то», — мелькнуло у меня в голове. Потом я увидел шофера дядю Федю. Он лежал под своим грузовиком и ремонтировал колесо. Я встал рядом, стал смотреть — починит или нет? Стоял, стоял, потом говорю:

— Чтой-то, дядь Федь, машина у вас часто ломается?

— Иди в школу. Опоздаешь! — буркнул дядя Федя.

«Так ему и надо, что колесо сломалось», — подумал я и отошел. На овощной палатке я заметил голубя. Не раздумывая, достал рогатку и выстрелил. Голыш упал рядом с голубем, но тот даже не шелохнулся. Только я прицелился второй раз, как из-за прилавка выглянула продавщица.

— А ну, прекрати сейчас же! — закричала она.

Потом я увидел впереди Вовку с портфелем. Он шел вприпрыжку, чиркая расческой по стенам домов. Заметил меня, подскочил.

— Приветик! А у меня во что! — и достал из кармана пищалку и пискнул. — Вчера я ездил на речку, — начал Вовка, пританцовывая, — а там камышины! Из них отличные пищалки получаются.

Вовка пискнул в пищалку мне прямо в лицо и перевернулся на одной ноге.

— Покажи своей бабушке! — крикнул я. Меня просто взбесил этот владелец счастья. Мало того, что он не позвал меня на речку, он еще и хвастается пищалкой. «Ну, погоди, — подумал я. — После школы сделаю себе свистульку из липы, посмотрю, как ты тогда попищишь».