И даже когда понятно, что задача превосходит наши способности, что мы не в силах ее решить, мы чувствуем, что будем меньше досадовать, если приложим наши силы, уже перегруженные, к чему-то еще.

И это действительно так. Желание сделать что-то сверх своей обязательной программы является общим для всех людей, кто в ходе эволюции поднялся над определенным уровнем.

До тех пор, пока не будет предпринято усилие, чтобы утолить это желание, чувство беспокойного ожидания начала чего-то, что не начинается, будет нарушать душевный покой. У этого желания много названий. Это одна из форм универсальной жажды знаний. И оно настолько сильно, что люди, чья жизнь целиком посвящена приобретению знаний, под действием этого желания превышают свою программу в поисках все нового знания. Даже Герберт Спенсер, по моему мнению, величайший из когда-либо живших умов, часто бывал вовлекаем этим желанием в небольшое исследовательское противотечение.

Полагаю, у большинства людей с желанием жить — то есть людей любознательных — стремление превысить обязательную программу принимает книжные формы. Они избирают путь чтения. Бесспорно, британцы становятся все более и более начитанными. Но я бы хотел заметить, что книги отнюдь не исчерпывают сферы знания, и беспокойная жажда самоусовершенствования — увеличения своих знаний — вполне может быть утолена помимо книг. О различных путях к этому я расскажу позже. Здесь же только замечу тем, кто не имеет естественной склонности к чтению, что книги не единственный источник.

Теперь, когда мне удалось (если удалось) убедить вас признаться самому себе, что вас постоянно преследует скрытая неудовлетворенность устройством вашей повседневной жизни; и что первопричина этого докучливого недовольства в ощущении, что каждый день вы оставляете несделанным нечто, что вам хотелось бы сделать и что, конечно же, вы постоянно надеетесь сделать, когда у вас будет «больше времени»; и теперь, когда я привлек ваше внимание к вопиющей, ослепительной истине, что у вас никогда не будет «больше времени», поскольку у вас уже имеется все возможное время — вы ждете, что я раскрою некий чудесный секрет, при помощи которого вы сможете сколько-нибудь приблизиться к идеалу совершенного использования дня, и, как следствие, избавиться от навязчивой, неприятной, каждодневной досады!

Я не нашел такого чудесного секрета. И не думаю, что найду, и не предвижу, что найдет кто бы то ни было. Он не раскрыт. Когда вы начали слушать меня, возможно, в вашей груди ожила надежда. Может быть, вы сказали себе: «Этот человек покажет мне легкий, неутомительный способ делать то, что я так долго и тщетно хотел делать.» Увы, нет! Дело в том, что нет легкого способа, нет царской дороги. Путь в Мекку крайне труден и каменист, и, что всего хуже, после всех стараний вы так никогда и не доберетесь туда.

Важнейшее предварительное дело в обустройстве своей жизни так, чтобы жить полноценно и комфортно в рамках ежедневного двадцатичетырехчасового бюджета — спокойно осознать крайнюю трудность задачи, жертвы и нескончаемые усилия, которых она требует. Здесь трудно преувеличить.

Если вы полагаете, что сможете достичь своего идеала, искусно составив расписание на бумаге, вам лучше сразу расстаться с надеждой. Если вы не готовы к разочарованиям и крушению иллюзий, если вас не удовлетворит скромный результат значительных усилий, то и не начинайте. Снова ложитесь и продолжайте беспокойный сон, который вы зовете своим существованием.

Это очень грустно, не так ли, очень удручающе и мрачно? И все же, я думаю, это также и хорошо — необходимость напрягать волю, прежде чем что-либо, что стоит делать, может быть сделано. Пожалуй, мне это нравится. Я считаю, это главное, что отличает меня от кошки перед очагом.

«Хорошо, — скажете вы, — предположим, что я препоясался для битвы. Предположим, я тщательно взвесил и осмыслил ваши нудные замечания; как мне начать?» Дорогой сэр, просто начните. Нет никакого волшебного способа начать. Если человек, который стоит на краю бассейна и хочет прыгнуть в холодную воду, спросит вас: «Как мне начать прыгать?», вы ответите: «Просто прыгайте. Соберитесь с духом и прыгайте.»

Как я уже говорил, главная прелесть постоянного притока времени в том, что вы не можете тратить его в долг. Следующий год, следующий день, следующий час сберегаются для вас в той же целости и неприкосновенности, как если бы вы никогда в жизни не потеряли и не растратили ни единого мгновения. Это отрадный и обнадеживающий факт. Вы можете начинать с чистого листа каждый час, если угодно. Поэтому нет никакого резона ждать до следующей недели или даже до завтра. Возможно, вы мечтаете, что вода будет теплее на следующей неделе. Не будет. Будет холоднее.

Но прежде чем вы начнете, позвольте мне шепнуть по секрету несколько слов предостережения.

Прежде всего хочу предостеречь вас от рвения. Рвение в добродетели обманчивая и ненадежная вещь. Оно громко требует применения; поначалу вы не можете его насытить; оно хочет все больше и больше; оно жаждет двигать горы и поворачивать реки. Оно не успокоится, пока не взмокнет. А потом зачастую, ощутив пот на своем челе, оно внезапно истощается и умирает, даже не потрудившись сказать: «С меня довольно».

Остерегайтесь брать на себя слишком много в самом начале. Довольствуйтесь малым. Делайте скидку на случайности. Делайте скидку на человеческую натуру, в особенности свою собственную.

Неудача сама по себе не имеет значения, если не влечет за собой потери самоуважения и уверенности в себе. Но ничто так не преуспевает, как успех, и ничто так не рушится, как неудача. Большинство из провалившихся провалились, стараясь слишком сильно. Поэтому, начиная необъятный труд жить полноценно и комфортно в тесных рамках суточных двадцати четырех часов, любой ценой будем избегать риска неудачи на раннем этапе. В этом деле я не соглашусь, что славное поражение лучше мелкого успеха. Я двумя руками за мелкие успехи. Славное поражение не ведет ни к чему; маленький успех может привести к успеху не малому.

Итак, рассмотрим бюджет дневного времени. Вы говорите, что ваш день и так уже забит до отказа. Сколько? Сколько вы тратите на зарабатывание средств к существованию? Семь часов, в среднем? И на сон — семь? Я щедро прибавлю еще два часа. И предлагаю вам дать отчет относительно оставшихся восьми часов.

Чтобы охватить вопрос расхода времени во всей его злободневности, мне придется рассмотреть частный случай. Я могу рассмотреть лишь один случай, и этот случай не может быть средним, как не существует и среднего человека. Каждый человек и его обстоятельства особые.

Но если я возьму случай лондонца, работающего в конторе с десяти до шести и тратящего пятьдесят минут утром и вечером на перемещение между домом и дверью кабинета, я приближусь к середине настолько, насколько позволяет действительность. Есть люди, которым приходится работать дольше, но есть и другие, кому не нужно работать так много.

К счастью, здесь нас не интересует финансовая сторона бытия; для нашей настоящей цели клерк с жалованьем фунт в неделю годится точно так же, как и миллионер с Карлтон-хаус.

Так вот, великая и глубокая ошибка, совершаемая моим типичным человеком в отношении своего дня, — это ошибка общепринятого отношения, ошибка, портящая и ослабляющая две трети его сил и интересов. Как правило, он не питает страсти к своему делу, в лучшем случае оно ему не противно. Он приступает к своим обязанностям с неохотой, как можно позже, а оставляет их с радостью, по возможности раньше. И его мотор, когда он занят делами, редко выдает все свои «лошадиные силы». (Знаю, что рассерженные читатели обвинят меня в клевете на служащих; но я весьма основательно знаю Сити, и настаиваю на сказанном.)

Тем не менее, он расценивает время с десяти до шести как «день», относительно которого предшествующие десять часов и последующие шесть не более чем пролог и эпилог. Такое отношение, бессознательное, но имеющее место, разумеется, убивает интерес к дополнительным шестнадцати часам, и в результате, даже если он не теряет их впустую, он не берет их в расчет, рассматривая их просто как окаймление.