гражданское строительство (кроме федеральных, региональных и муниципальных предприятий), а также лесо- и деревообрабатывающая промышленность;
производство различных стройматериалов и пр.;
производство бытовой техники (телевизионной и пр.) и многое другое, не попадающее в перечень «первой группы» отраслей.
Приватизацию следовало осуществлять строго по этапам, не пытаясь искусственно форсировать процесс. При этом важнейшим направлением приватизации рассматривался механизм стимулирования в деле создания новых предприятий частного сектора, а не просто перевод предприятий из одного качественного состояния в другое (то есть превращение государственной собственности в частную – что было делом весьма примитивным). Таким образом, речь шла в основном о развитии капитализма «снизу», через фактор предпринимательской способности, побуждение людей к успешной деловой работе. Примерно так, как сформировался классический европейский капитализм, снизу вверх и по горизонтали – только более ускоренными темпами в течение ряда лет, конечно, не в 500 лет, как проходило развитие капитализма в Европе и Америке.
Тогда же, при правительстве Ивана Силаева, весной 1991 года было намечено завершить законодательную базу для осуществления первого этапа приватизации к концу 1991 – началу 1992 года. А с начала 1992 года мы планировали приступить к довольно крупномасштабной приватизации (ее первому этапу); и по мере готовности к этой сложной «процедуре» отраслей народного хозяйства (инвентаризация, определение объекта, фазы приватизации и их технологии осуществления, то есть трансформации собственности, подготовленные технологически процедуры, в частности аукционы и т. п.) – приватизация должна была приобретать более масштабный характер, постепенно углубляясь и расширяясь. Но все предполагалось осуществлять не спеша, предельно организованно и при самой жесткой контрольной процедуре (в том числе изучение лиц и организаций, претендующих на право стать собственником государственного имущества). К тому же была одна сложная проблема, которую нельзя было игнорировать: в стране почти не было подготовленных людей – будущих хозяев и управленцев, которые ответственно смогли бы осуществлять права по владению и управлению крупными частными предприятиями. Поэтому к претендентам на приватизируемые предприятия следовало обращать особое внимание, чтобы они впоследствии не угробили приобретенные активы.
Можно только сожалеть, что эти неплохо разработанные положения оказались отвергнутыми с приходом «людей» Ельцина: Гайдара – Бурбулиса – Чубайса – Федорова – Нечаева – Ясина и прочих – в правительство страны.
Как я упоминал выше, Ельцин в своем докладе на V съезде народных депутатов (конец октября 1991 г.) объявил, что «его правительство перейдет со 2 января 1992 года к политике «свободных цен». Но этот «переход» осуществился уже на следующий день после выступления Ельцина – оно мгновенно вызвало на потребительском рынке шок огромной разрушительной силы. Все магазины одномоментно опустели, невозможно было купить даже буханку хлеба, спички, соль, сахар, мясо, одежду – по вчерашней цене. Недовольство людей Ельциным (им лично прежде всего) по всей огромной стране достигло предела. Своеобразный социальный контракт – общественный договор, который был заключен между новым государством и обществом после августа, был взорван Ельциным, доверие к власти стало стремительно падать. Содержание этого «контракта», или «общественного договора», напомню, было следующим: общество доверяет нам, руководству России, проводить любые реформы, но при непременном условии, что они не приведут к ухудшению положения народа.
Самым омерзительным в этой ценовой политике было то, что мгновенно превратились в прах сбережения людей, находившиеся на счетах сберегательных касс Центрального банка, а это свыше 25 млн человек, вместе с членами семей – более 70 млн человек. И все они лишились своих сбережений, которые многие из них откладывали «на черный день» десятилетиями (порядка 300 млрд долл. – накопления за весь период жизни этих людей в условиях социализма). Это была исключительная по своей жестокости мера тотального социально-экономического секвестра – именно это и предлагал МВФ. Конечно, парламент позже принял целый ряд законодательных актов, направленных на некоторое «смягчение» этого убийственного удара (в том числе специальная Резолюция VIII съезда, обязывающая правительство обеспечить выплату сбережений на базе индексации вкладов с учетом инфляции). Это обязывающее решение не выполнено до сегодняшнего дня.
Но в данном случае все российское общество, не только депутатов съезда, поразила жестокость Ельцина и его нового правительства экстремистов-либералов по отношению к народу. А все помнили еще недавние клятвенные заверения Ельцина, что «не допустит ухудшения положения россиян» и «скорее – ляжет на рельсы». Да и не было никаких оснований идти на такого рода безумные жертвы: обстановка в экономике при всей своей сложности вовсе не была критической – необходимо было жестко, с умением взяться за восстановление, укрепление и ее реорганизацию. Все благоприятные предпосылки для этого были, в том числе и субъективного характера: руководители предприятий, специалисты, инженеры, рабочие – все хотели упорядоченной, организованной работы, имея четкий план и перспективу. Ее, эту перспективу, им не дали, но зато объявили о «свободных ценах».
Заработная плата в те времена мгновенно превратилась в копейки, изумительно быстро возникла система «первобытного обмена» – вместо денежной оплаты труда директора предприятий выдавали рабочим и инженерам часть произведенной продукции (в том числе ткани, самовары, стиральные порошки, детские игрушки!). Взрывным образом стала расти «подпольная экономика» – целые цеха переводились на производство каких-то товаров, пригодных к обмену на продовольствие. К примеру, на оборонных заводах – не выдашь ведь рабочим танк вместо заработной платы? Вот и стали они производить зажигалки, игрушки, садовое оборудование, медные самовары и пр. – своеобразная «конверсия по Гайдару», как стали с иронией называть этот «бизнес» сами работники ВПК.
Таким образом, потребительский рынок (если можно его назвать так) прореагировал мгновенно, уже на следующий день после объявления Ельциным о новой политике ценообразования – за два месяца до вступления в действие этого «нового порядка». Реакцию «рынка» на свой «новый, реформаторский подход» Ельцин мог увидеть лично, если бы он дал задачу своим новым членам правительства пройтись по московским магазинам и базарам. Кстати, он постоянно ссылался на то, что, работая хозяином Москвы в 1985–1987 годах (первым секретарем городского комитета КПСС), чуть ли не ежедневно ходил в магазины. Вот и прошел бы по ним – там творилось нечто невообразимое: огромные толпы людей чуть ли не штурмом брали прилавки и магазины. Растерянные продавщицы не могли объяснить, почему соли, спичек, молока, муки и прочего нет. Они готовы были бежать куда угодно, хотя они меньше всех были виновны в этой беде людской.
Я обо всем этом подробно сообщил Ельцину через несколько дней – он сделал недовольное лицо. Не обращая внимания на его недовольство, попросил его дать поручение своим новым министрам пройти по московским магазинам и послушать все то, что говорят люди о «свободных ценах». Добавил, что пока это безопасно для министров – их еще никто в лицо не знает, пусть воспользуются этим своим «преимуществом» и «пойдут в народ». Ельцин «убрал» свое недовольное лицо и стал более внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. Потом спросил:
– Руслан Имранович, вы убеждены, что не следовало «отпускать» цены?
– Борис Николаевич, мы с вами обсуждали эту тему десятки раз, начиная с осени 1990 года. Эта проблема – самая простая из всех существующих, она – чисто «техническая». Но ее следовало очень серьезно готовить. Здесь должна была быть очевидная последовательность: первый этап – денационализация или приватизация; второй этап – создание рыночной инфраструктуры, третий этап – постепенный «отпуск цен», как завершающий этап всей реформы, «постепенный» отпуск цен! – понимаете? О чем сейчас говорить? – дело сделано. Важно, чтобы вы сами убедились в неверной последовательности сделанного и внесли необходимые изменения. В противном случае трудности, недовольство населения будут усиливаться, неизбежны недоразумения между правительством и Верховным Советом. Зачем это нам?
