– Молодец! – вскричала я, пододвигая к Фриззи свой стакан.

– Не могла я больше это выносить, – угрюмо продолжала Памела. – Самое противное, что Мамочка Китти не в силах была дождаться, когда в нашей спальне заскрипит кровать, а в столовой от наших стараний закачается люстра. Я много раз говорила Аллану, что если бы его мать посмела, она бы уселась у нас в спальне и подбадривала гиканьем! До сих пор я не отваживалась против нее выступить. Когда я сказала, что ухожу из дому, она обозвала меня неблагодарной девчонкой и заявила, чтобы я не смела брать велосипед, поскольку она мне его всего лишь одолжила. Да этому драндулету сто лет в обед, и она тысячу раз говорила, что подарила мне его! Клянусь! Эта женщина – чудовище… – Памела переводила взгляд с Фриззи на меня. – Вы же знаете, что я выиграла Аллана на конкурсе пирогов. Мамочка Китти организовала соревнование, чтобы найти Аллану хорошо одомашненную жену.

Я хотела было объявить, что вышла замуж за Бена после того, как взяла его напрокат на один уик-энд, но Фриззи перебила меня:

– Неважно, как вы вышли замуж, если вы любите друг друга.

– Мы на самом деле очень друг друга любим! – Памела ухватилась за край стола. – Мы с ума сходим друг по другу с тех пор, как подростками познакомились на летней ярмарке. – Она разрумянилась и стала еще больше похожа на школьницу. – Какое счастье, что именно мне удалось испечь самый лучший пирог и получить в награду своего ненаглядного Аллана! Я ушла из дому не только ради себя. Ему тоже надо отдышаться от ссоры… хотя мне слегка обидно, что Аллан даже не пытался меня остановить.

– Третьей будешь? – мрачно спросила я. – Мой Бен тоже не уволил свою мамашу с позором, когда она со мной поругалась.

– Да и Том не встал на колени, когда я направилась к двери, – уныло добавила Фриззи.

– Так мы подруги по несчастью? – обрадовалась Памела.

– Увы!

– Есть еще вакантные места! – Фриззи отсалютовала стаканом последнему свободному стулу, на который положила глаз миссис Мэллой. – Вообще-то я не верю в рок и тому подобные глупости, но…

По моей спине побежали мурашки – наверное, из-за сквозняка, устроенного посетителями питейного заведения. Я сочла уместным заметить, что в городишке, где всего лишь одна пивнушка, она неизбежно должна была стать убежищем для несчастных беглянок.

Миссис Мэллой наверняка решила превратить наши скорби в золотую жилу для «Темной лошадки», поскольку ее высокие каблучки процокали из-за стойки к нам с новыми порциями джина с тоником. Я не решалась выпить, но тост все-таки предложила:

– Долой свекровей!

– Мне уже гораздо лучше, – вздохнула Памела, чокаясь с нами. – Хотя даже не знаю, смогу ли снова глядеть в глаза преподобной Шип.

– О черте речь, а черт навстречь!

Оригинальное восклицание миссис Мэллой заставило нас обернуться, и в пьяном тумане мы разглядели главу церкви Святого Ансельма. Она как раз перешагнула порог нечестивого заведения. Удивительно, как быстро заведение опустело. Я успела увидеть, как несколько почтенных дам из гильдии Домашнего очага улепетнули через заднюю дверь, а седовласый джентльмен, который громогласно требовал, чтобы на причастии вино заменили апельсиновым соком, чуть ли не на четвереньках прошмыгнул мимо преподобной Шип.

Мало того, мое сердце вдруг учащенно забилось. Не потому, что мне стыдно было предстать перед Эвдорой со стаканом в руке (викариса раза два угощалась шерри у меня дома), но оттого, что происходило нечто сверхъестественное. В глубине души я мгновенно уверилась, что еще минута – и наш тесный круг замкнется.

Удивительно, почему Земля не перестала вращаться, когда меня осенило, а Эвдора Шип не окаменела, где стояла. Напротив, она подошла к стойке бара, как обычный посетитель.

– Чего изволите? Пинту лучшего горького? – Губы миссис Мэллой раздвинулись в подобострастной улыбке.

– Спасибо, пить я не буду. Зашла спросить, не видел ли кто-нибудь пожилую леди… Она могла зайти за пачкой сигарет.

– Какие у нее волосы? Седые? Подсиненные? Миссис Мэллой вела себя точь-в-точь как мелкий мошенник, идущий на сделку с полицией.

– Темные, с проседью. Слегка растрепанные. – Эвдора провела рукой по взъерошенным кудрям.

– Ах, эта! Что ж вы сразу не сказали, что речь идет о вашей свекровушке! Экую проповедь развели! – скаламбурила миссис Мэллой и многозначительно посмотрела на нас с Памелой и Фриззи.

– Так вы ее видели? – Эвдора обеими руками вцепилась в свою сумочку.

– Ну еще бы! Все последние недели, стоило мне зайти к вам выпить чашечку чаю с моей подружкой миссис Корнишон и показать ей, как управиться с уборкой до Рождества, на кухне тут же начинала крутиться эта старушенция в поисках своих вонючих папирос.

Облокотившись о стойку бара, миссис Мэллой выжидательно смотрела на Эвдору, словно надеялась на материальное вознаграждение за столь ценные сведения.

– Конечно, но я имела в виду сегодня и здесь?

– Не могу сказать точно.

Помня, что она все-таки принадлежит к приходу преподобной Эвдоры, миссис Мэллой спросила тощего юнца у другого конца стойки, не обслуживал ли он сегодня старушку с ирландским акцентом и шнобелем, как у попугая.

– Только не я!

Юнец даже не оторвался от пивных кранов.

– Все равно большое спасибо.

Эвдора протянула миссис Мэллой руку, и та склонилась, словно под благословение в церкви. Ее преподобие собралась уходить, но тут взор ее упал на наш столик. Памела сидела к ней спиной, но Эвдора сразу ее узнала.

– Дорогая, как вы себя чувствуете? Я так за вас беспокоилась…

– В пруд пока не кинулась.

– Мы ее убедили, что утопить свои горести можно гораздо лучше. – Фриззи нетвердой рукой подняла стакан.

Эвдора укоризненно посмотрела на нас:

– Только не переусердствуйте.

Я потупилась – кто, как не я, бессердечно бросила «хайнц» возле пивнушки, а сама распиваю горячительное?

– Простите, я невольно услышала, что вы расспрашиваете насчет своей свекрови, – начала я. – Для нас это очень щекотливый вопрос.

– Вы хотите сказать, что матери Бена не стало лучше?

– Ей стало еще хуже!

– И моя жизнь тоже не из сплошных роз состоит! – чавкнула Фриззи, посасывая ломтик лимона в надежде вытянуть из него весь алкоголь до последней капли. – Знаете, я вообще-то не пью. Лет десять не брала в рот ничего крепче лимонада.

– В горькие времена пьют горькую! – Памела тряхнула своими хвостиками и сжала стакан.

– Я могу чем-нибудь вам помочь?

Преподобная Эвдора уселась на последний свободный стул, явно вознамерившись наставить нас на путь истинный. Но три доблестные невестки-мушкетерши жаждали не наставлений, а горестных признаний о проблемах со свекровью. Так Эвдора стала четвертой жертвой конфликта, старого как мир.

– Я всегда помнила, что Бриджет – мачеха Глэдстона, и старалась вести себя так, словно она его родная мать. Вот почему я ни слова не говорила ей о табаке, хотя Глэдстон ненавидит курильщиков. У бедняги аллергия на табачный дым, и миссис Корнишон все время предлагает ему свое волшебное снадобье.

Из-за стойки бара тотчас высунулся нос миссис Мэллой.

– Даже не пробуйте! Если бы Эдна умела варить лекарства, она давно бы исполнила свое заветное желание…

«Неужто Рокси имеет в виду Джонаса? – подумала я про себя. – Не может быть, чтобы миссис Корнишон всерьез покушалась на его добродетель».

– Если бы я верила, что миссис Корнишон умеет колдовать, то со всех ног помчалась бы к ней, пусть вернет мне мои бедные волосы… – Фриззи залилась оранжевым румянцем стыда и быстро спросила: – У вас со свекровью только из-за курения дрязги?

– Боюсь, что нет, – покачала головой преподобная Эвдора. – Больше всего меня удручает ее манера рассуждать о Библии. – Тут она понизила голос, а мы конспиративно сдвинули головы. – Она все время говорит, что Библия еще развратнее, чем «Любовник леди Чаттерлей»… Но будет об этом, я не должна критиковать Бриджет, тем более что ее здесь нет и она не может за себя постоять.