– Обручальное кольцо? – удивилась Эмили. – По-моему, оно немного запоздало.

– Это семейная традиция, – тихо пояснил он. – Это кольцо каждый граф Ди Салис преподносит своей новобрачной в первый день медового месяца – как знак того, что она доставила ему удовольствие. Я хочу, чтобы ты носила это кольцо.

Она залилась краской.

– Нет.

– В таком случае я вынужден настоять. Ты будешь намного уютнее чувствовать себя здесь, если все сочтут, что мы с тобой счастливы. Или что ты сделала меня счастливым. – Видя, какое у нее непримиримое выражение лица, он вздохнул. – Эмилия, я не навязывал тебе физической близости, но с формальной стороной брака тебе придется смириться. Я ясно выразился? А теперь надень кольцо.

Она надеялась, что кольцо окажется велико или мало, но оно легко скользнуло по пальцу, словно было сделано специально для нее.

– Какие еще есть унизительные средневековые обычаи, о которых мне нужно знать? – высокомерно спросила она.

– Если я вспомню, то скажу тебе. А теперь спи. Больше тебя никто не побеспокоит. – И он ушел.

Как ни странно, но Эмили почти сразу же уснула и проснулась только в полдень. Она приняла ванну и торопливо оделась, все время ощущая тяжесть сапфирового кольца на пальце. Собравшись с силами, она спустилась вниз, зная, что ее ждут любопытные взгляды. В коридоре ее встретил величественный дворецкий Гаспар и провел на террасу в задней части дома, где под тентом за столом сидел Раф.

– Carissima.[5] – Его Голос прозвучал тепло и радостно. Он встал, подошел к ней, взял за руку, на которой было его кольцо, и поцеловал, затем наклонился и коснулся губами ее щеки. Все это происходило под снисходительным взглядом Гаспара.

– Еще одна формальность, – тихо произнес Раф. – Привыкай.

Эмили поморщилась и молча кивнула – она была не в состоянии что-либо сказать.

Их отношения так и остались формальными. Раф, верный данному слову, ни разу не пришел к ней в спальню. Она говорила себе, что для него это было легко, потому что юная и неопытная девушка не отвечала его изощренному вкусу. Ее ему навязали, а он чувствовал себя обязанным умирающему другу. Когда она была вынуждена находиться в его обществе, что происходило не часто, то пребывала в состоянии напряжения и тревоги, ощущая с его стороны лишь холодную вежливость. Особенно трудно ей было за обедом, потому что их окружали слуги и приходилось отвечать на его попытки вовлечь ее в беседу и улыбаться, изображая любящую жену.

Наиболее приятными оказались дни, когда он возил ее в Рим и показывал не только обычные достопримечательности, которые посещают туристы, но и собственные любимые места в городе. Когда же медовый месяц закончился и она смогла вернуться в Англию, то вздохнула с облегчением. Правда, уже в самолете возник неловкий разговор.

– Я правильно тебя понял: тебе не захочется возвращаться в Италию? – спросил Раф.

– Ну, это же не является условием сделки. Я полагала, что буду жить в Англии.

– Разумеется, если таково твое желание. – Он помолчал. – Эмилия, но я надеялся, что, не будучи любовниками, мы по крайней мере могли бы стать друзьями, радовались бы нашему общению. Что скажешь?

– Это маловероятно. У нас разные и воспитание, и окружение… и ты очень занят. Я прекрасно проживу одна.

– Но могут возникнуть ситуации, когда нам придется встречаться, устраивать приемы, где ты должна быть хозяйкой. Я тебе это уже объяснял.

– Объяснял. Опять соблюдение формальностей? Но можешь не беспокоиться, я постараюсь хорошо исполнять свои обязанности, так что ты будешь доволен.

– Grazie, mia sposa,[6] – с насмешкой произнес он. – Значит, все остается по-прежнему.

Так и происходило. Вначале Раф приезжал в Англию часто и ее услуги хозяйки требовались регулярно, но спустя несколько месяцев его визиты стали все реже и реже, и именно тогда в газетах появились первые заметки о его связи с Луизой Данни, молодой итальянской кинозвездой. Сперва Эмили была ошарашена, но потом задала себе вопрос: а чего, собственно говоря, она ожидала? Если она предпочитает спать одна, это не означает, что Раф тоже объявил воздержание. Поэтому с ее стороны не будет ни обвинений, ни упреков. Вообще никакой реакции не будет. Когда он появится, она по-прежнему проявит вежливость и сыграет отведенную ей роль. А в его отсутствие постарается о нем не думать и будет ждать того момента, когда освободится от него.

И это время, думала Эмили, глядя в вагонное окно на мелькавший пейзаж, наступило.

Килроссан встретил Эмили кромешной тьмой. Она стояла на продуваемой ветром платформе и ждала, но не долго – из темноты появился поджарый молодой человек.

– Вы, должно быть, мисс Блейк, – весело произнес он. – Джип ждет вас.

Он подхватил ее чемодан и сумку с книгами и пошел вперед.

– Я – Ангус Макьюэн. А за домом приглядывает моя тетя.

– Как холодно, – поежилась Эмили.

– Будет снегопад. – Он уложил чемодан и сумку в джип, и они поехали.

– Как хорошо, что вы меня встретили.

– Все включено в обслуживание, да к тому же я в отпуске. Отчего же не помочь? Если вы собираетесь побродить по холмам, мисс Блейк, то оставьте записку тете – она работает в магазине, чтобы нам знать, куда вы пошли и когда вернетесь. Даже если снегопада не будет, все равно в это время года погода неустойчивая, а вызов спасателей обходится дорого.

Эмили улыбнулась.

– Не беспокойтесь. Я приехала отдохнуть, и сил у меня хватит лишь на недолгую прогулку.

Ей до сих пор не верилось, что так легко удалось сбежать, и она не хотела думать о том, что почувствует и предпримет Раф, когда приедет в поместье и обнаружит, что ее нет. У нее две недели блаженного одиночества, и за это время она успеет составить план дальнейших действий.

Джип свернул на изрезанную колеями дорогу, идущую вверх по холму, и Ангус указал на свет впереди.

– Вон там коттедж Брейсайд. Тетя должна была обеспечить вас едой: хлеб, молоко, овсянка, ну и все прочее, а я разведу огонь в гостиной. В доме масляные обогреватели, а плита работает на газовых баллонах, потому что в плохую погоду электричество иногда отключают. Но у тети Мэгги всегда имеется запас свечей. – И с сомнением спросил: – Вы не побоитесь жить здесь совсем одна?

– Вы не поверите, но я не могу этого дождаться, – честно ответила Эмили.

Они подъехали к дому, и Ангус провел ее в большую уютную комнату. Наконец-то она очутилась за сотни миль от всяких там разгневанных итальянских миллионеров!

В гостиной по обеим сторонам камина стояли два дивана, обитые ситцем в голубые цветочки, а около окна – небольшой обеденный стол и два кресла. Мебель была не новая, но блестела полировкой, и в воздухе приятно пахло воском. За занавешенной аркой помещалась кухня, маленькая, но со всем необходимым, а на полке Эмили увидела пакеты с обещанными продуктами. Деревянная лестница вела на второй этаж, дверь в углу – в погреб с бойлером и ящиком для угля.

Ангус помог ей отнести вещи наверх в спальню с широкой кроватью, покрытой толстым стеганым одеялом в зеленую и белую полоску и подушками в кружевных накрахмаленных наволочках. Какая прелесть! На деревянном полу лежали коврики из овчины, на окнах висели зеленые шторы. Еще в комнате стояли старый комод с зеркалом и вместительный платяной шкаф с вешалками. Напротив по коридору находилась спальня на одного, а в конце узкой лестничной площадки – маленькая старомодная ванная едущем. Все сверкало чистотой.

Эмили спустилась вниз в гостиную, где Ангус уже успел развести огонь, и в камине весело потрескивали поленья.

– Растопка в погребе, запас дров в боковой пристройке к дому, – сообщил ей Ангус. – А в деревню вы легко спуститесь с холма по дороге. В магазине у тети завтра выходной, но в холодильнике она припасла для вас еду, так что с голоду вы не умрете.