Калигула. Продолжай.

Сципион. Еще о линии римских холмов и о том скоротечном, волнующем покое, который приносит с собой вечер.

Калигула. О криках стрижей в зеленом небе…

Сципион (удивляясь, доверчиво). Да, и об этом.

Калигула. Ну?

Сципион. И о том неуловимом мгновении, когда небо, еще полное золота, внезапно опрокидывается и обращает к нам иной свой лик, весь усыпанный звездами.

Калигула. …О том запахе дыма, деревьев и воды, который восходит от земли в ночь…

Сципион (с жаром). Крик кузнечиков и падение летнего зноя, лай собак, грохот последней повозки; голоса крестьян…

Калигула. …И дороги затоплены тенью мастиковых деревьев и олив.

Сципион. Да, да! Все это так! Но как ты узнал?. .

Калигула (обнимая Сципиона). Я не знаю. Может быть, потому что мы с тобой любим одни и те же истины.

Сципион (дрожа, прижимает голову к груди Калигулы). О! Важно ли это, когда все во мне полно любви.

Калигула (все так же обнимает его). Это свойство великих сердец, Сципион. Если бы я мог изведать кристальную ясность твоей души! Но моя страсть слишком сильна для такой жизни, она не сможет удовлетвориться природой. Тебе не понять этого. Ты из другого мира. Ты чист в добре, как я – во зле.

Сципион. Я могу понять.

Калигула. Нет. Что-то во мне. Это озеро молчания, это сгнившие травы… (Резко меняет тон. ) Возможно, твоя поэма хороша. Но если ты хочешь знать мое мнение…

Сципион (с прежней интонацией). Да.

Калигула. Во всем этом не хватает крови.

Сципион вырывается из объятий Калигулы и с ужасом глядит на него. Все отступая, говорит глухо, в то время как Калигула не спускает с него пристального взгляда.

Сципион. О чудовище! Смрадное чудовище! Ты играл со мной все это время! Что ж – ты доволен мной?!

Калигула (немного грустно). Должно быть, ты прав. Я играл.

Сципион (так же). Бесчестное, холодное сердце! Как много зла и ненависти бродит в тебе!

Калигула (тихо). Теперь замолчи.

Сципион. Как я жалею тебя и как ненавижу!

Калигула (бешено). Замолчи!

Сципион. На какое гнусное одиночество ты себя обрек!

Калигула (взрываясь, бросается к нему, хватает за ворот, трясет). Одиночество! Ты! Да знаешь ли ты, что такое одиночество? Одиночество поэтов и импотентов! Одиночество? Но какое? А! ты знаешь только одно одиночество, которого не бывает. А весь тот груз прошлого и будущего, который мы всюду на себе таскаем?! Люди, которых убиваешь, остаются с тобой. И это было бы еще ничего. Но те, кого любил, кого не любил и которые любили тебя, скорбь, желание, горечь и нежность, шлюхи и шайка богов… (Отпускает Сципиона и отступает к своему месту. ) Один! О! Если бы вместо этого одиночества, отравленного присутствием – моим же собственным присутствием! – я мог бы изведать истину – молчание, дрожь дерева! (Садится, внезапно обессилев. ) Одиночество! Нет, Сципион! Оно переполнено шумом, скрежетом зубов, глухими воплями. И рядом с женщиной, которую я сжимаю в объятьях, когда ночь смыкается над нами, и я, отстраненный от моего наконец удовлетворенного тела, стараюсь меж жизнью и смертью сохранить частицу себя, мое беспредельное одиночество наполняется острым запахом наслаждения, исходящим от ее подмышек, запахом женщины, которая вновь гибнет рядом со мною.

Калигула обессилен. Долгое молчание. Сципион нерешительно подходит сзади к Калигуле и кладет ладонь ему на плечо. Не оборачиваясь, Калигула прикрывает ее своей.

Сципион. Всем людям в жизни дается хотя бы немного ласки. Это помогает им жить. И именно ласки ожидают они, когда чувствуют, что устали.

Калигула. Это правда.

Сципион. Так разве в тебе самом нет ничего, похожего на тихое убежище, куда можно уйти, почувствовав приближение слез?

Калигула. Есть.

Сципион. И что ж это за убежище?

Калигула (медленно). Презрение.

Занавес

До поднятия занавеса слышны звуки цимбал и барабанов. Занавес открывается; на сцене – балаганное представление. В центре – ширма, перед которой на небольшом возвышении находятся Геликон и Цезония. По обеим сторонам цимбалисты. Спиной к зрителям сидят несколько патрициев и Сципион.

Геликон (тоном ярмарочного зазывалы). Подходите! Подходите! (Цимбалы. ) Снова боги спустились на землю! Кай – Цезарь и бог, прозванный Калигулой, – их воплощение. Подходите, жалкие смертные! Священное чудо совершается у вас на глазах. Особой милостью благословенного правления Калигулы божественные таинства откроются вам!

Цимбалы.

Цезония. Подходите, господа! Восхищайтесь и развязывайте свои кошельки! Небесная тайна доступна сегодня каждому всего за один обол!

Цимбалы.

Геликон. Закулисная жизнь Олимпа! Ночное белье! Слезы! Интриги! Подходите! Подходите! Узнайте всё о своих богах!

Цимбалы.

Цезония. Восхищайтесь и развязывайте кошельки! Подходите, господа! Представление начинается!

Цимбалы. Рабы выносят на эстраду различные предметы.

Геликон. Грандиозное зрелище! Потрясающее воплощение Истины! Величественные картины божественного могущества в земной постановке! Сенсационный, беспримерный аттракцион! Молния! (Рабы зажигают греческие огни. ) Гром! (Катят бочку, полную булыжников. ) Судьба собственной персоной в триумфальном марше! Подходите и смотрите во все глаза!

Отодвигается ширма и зрителям предстает Калигула – на пьедестале, одетый в комический костюм Венеры.

Калигула (любезно). Сегодня я – Венера.

Цезония. Все охвачены восторгом! Все падают ниц! (Патриции, кроме Сципиона, бросаются на колени. ) И повторяйте за мной священную молитву Венеры-Калигулы:

"Богиня страдания и танца…"

Патриции. "Богиня страдания и танца…"

Цезония. "Рожденная в волнах, от пены липкая и горькая от соли…"

Патриции. "Рожденная в волнах, от пены липкая и горькая от соли…"

Цезония. "Ты – смех и раскаянье…"

Патриции. "Ты – смех и раскаянье…"

Цезония. "Злость и порыв…"

Патриции. "Злость и порыв…"

Цезония. "Научи нас безразличию, рождающему любовь…"

Патриции. "Научи нас безразличию, рождающему любовь…"

Цезония. "Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет…"

Патриции. "Открой нам Истину этого мира, которой в нем нет…"

Цезония. "И дай нам сил жить в величии этой Истины…"

Патриции. "И дай нам сил жить в величии этой Истины…"

Цезония. Пауза.

Патриции. Пауза.

Цезония (продолжает). "Осыпь нас дарами своими, освети наши лица огнем твоей жестокости и ненависти, беспристрастной до конца; открой глазам нашим твои руки, полные цветов и трупов…"

Патриции. "…твои руки, полные цветов и трупов…"

Цезония. "Прими блудных твоих сынов, раствори им двери в приют, лишенный твоей безграничной, мучительной любви. Даруй нам твою страсть, не ведающую предмета страсти, мучение, лишенное причины, и радость, у которой нет будущего…"

Патриции. "…и радость, у которой нет будущего…"

Цезония (очень громко). Ты – беспредельная и пылающая, бесчеловечная, но такая земная! Напои нас вином Равенства и насыть нас навеки в твоем черном, соленом сердце".