Несколько мгновений в зале слышались только треск затвердевших лепестков, невнятное бормотание — молитва одного из жрецов — и звериный сип када-ри. Наконец, хранитель на руках вытащил из Бутона хрупкое женское тельце. Ожидавшие совсем иного, все в шоке наблюдали за тем, как оно конвульсивно дергается. До сих пор с губ Дочери Цветка не сорвалось ни единого членораздельного звука. Она шипела, рычала, как волчонок, и даже укусила Паньерда за предплечье — на белой ткани робы проступили красные пятна.

— Что вы стоите? — внезапно завопил он, обведя обомлевших людей безумным взглядом. — Надо ей помочь!

— Как? — ошеломленно спросил коренастый жрец сбоку от Невеньен. — Ты же хранитель Бутона, ты изучал все сведения о пресветлых када-ри, так скажи нам, что делать!

— Я… Я не знаю! С ней что-то не так. Это не должно быть так!

Паньерд в отчаянии провел ладонью по лицу юной девушки, которую нежно прижимал к груди. Дочь Цветка больше не барахталась в его объятиях. Она успокоилась, но не оттого, что почувствовала себя в безопасности. Када-ри слабела с каждым движением, вяло раскинула руки с птичьими когтями и перестала держать голову ровно, запрокинув ее назад, — если бы не Паньерд, то она бы моталась, как незакрепленный мешок на крупе скачущего коня. Васильковые губы все еще поднимались в оскале, но доносившийся из горла хрип постепенно затихал. Еще несколько мгновений — и небесно-синие глаза волшебного создания, уставившись вверх, навсегда застыли.

— Пресветлая када-ри… Великая Дочь Цветка… Проснись… — бессмысленно шептал хранитель, легонько встряхивая ее щуплое тельце.

Первой от замешательства очнулась Невеньен. Она поднялась с колен и приблизилась к када-ри. Когда очарование от песни полностью развеялось, а надежды на появление всемогущего существа, которое решит все проблемы, рассыпались в прах, Дочь Цветка уже не казалась кем-то, в чьем присутствии нужно благоговеть и задерживать дыхание. Невеньен с горечью вспомнила свой первый визит во внутреннее святилище — ей казалось, что в присутствии не то что самого када-ри, а даже Бутона нельзя сквернословить и предаваться праздным размышлениям. А сейчас она понимала Рагодьета, чье поведение так возмутило ее тогда. Када-ри не были чудесными мудрыми существами, объятыми ореолом света. На руках Паньерда лежало всего лишь мертвое тело — необычное, но такое же слабое и смертное, как тысячи людей.

Невеньен ощутила приступ раздражения, который окончательно разъел все остатки почтения, которое она когда-то испытывала. Столько усилий, ресурсов пропало зря! Из сокровищницы в храм забрали две бочки с майгин-тарами. На сумму от их продажи можно было несколько месяцев кормить беженцев с Севера, теперь же у Невеньен не было ни денег, ни волшебного спасителя. Тьер в который раз оказался прав — рассчитывать можно было только на себя.

— Кто-нибудь, проверьте, пожалуйста, что со жрецами в обмороке, — распорядилась Невеньен. — Тело Дочери Цветка нужно осторожно вынести, накрыв тканью, и сжечь на погребальном костре. Если кто-то ее увидит, то и храм, и нас с вами раздерут на клочки. Жрец Паньерд, вы сможете вынести ее?

Он не отвечал, гладя мертвую када-ри по мокрым волосам. Сзади зашуршала ткань — кто-то из приглашенных жрецов проверил у певцов пульс.

— Они живы, но очень истощены, — сказал мужчина.

— С ними все будет в порядке, — ответил Рагодьет. — Через пару часов они придут в себя. Они пели Песню Жизни, так и должно быть.

— А мне показалось, что хранитель сказал, будто что-то пошло не так, — произнес Тьер. Он все еще стоял на коленях, морщась и потирая поясницу. Мелодия настолько захватила его, что он не думал о радикулите, когда, подобно всем в зале, склонился перед раскрывающимся Бутоном. — Не вынуждайте меня думать, что вы плохо подготовились к ритуалу, и поэтому произошла катастрофа.

Настоятель, уже успевший подняться на ноги, побагровел.

— Как вы смеете?! Это вы сомневались в успехе и — не побоюсь сказать — даже в божественной сущности Дочери Цветка! Я бы не исключал вероятности, что ритуал завершился провалом из-за присутствия здесь такого неверующего человека, как вы!

Невеньен пропустила их склоку мимо ушей — не было ничего удивительного в том, что после неудачи все ответственные за случившееся начали обвинять друг друга. Гораздо более важным ей казалось успокоить хранителя, по чахоточным щекам которого текли слезы. Он качался из стороны в сторону, не отпуская от себя Дочь Цветка. Паньерд не только не был способен трезво обдумать, как скрыть от непосвященных смерть када-ри и не допустить бунт среди прихожан, — казалось, что он вообще на грани сумасшествия.

— Жрец Паньерд, пожалуйста, успокойтесь, — Невеньен, поколебавшись, дотронулась до его плеча.

Что ей следовало сказать? Что ничего не изменилось и нужно жить дальше? Ложь — во-первых, изменилось, а во-вторых, Паньерд, который фактически собственными руками вырастил Бутон, переживал потерю несравнимо острее, чем кто-то еще. Но как тогда его утешить?

— Жрец Паньерд, этого никто не мог предвидеть. Прошу вас, не плачьте…

Наверное, она все же ляпнула что-то не то, потому что хранитель скрючился над када-ри, издав всхлип.

— Неправда, я все предвидел, я все знал… О боги, почему же так больно-то, почему так больно…

— Что?!

Паньерд снова проигнорировал ее вопрос. Вместо ответа он встал и опустил Дочь Цветка в резервуар с водой. Када-ри выглядела невесомой, но погрузилась на дно так, будто была изваяна из гранита.

— Я все знал… — опять еле слышно забубнил Паньерд. — Я все знал и позволил ей, дочери богов, родиться и умереть… О-ох, да проклянут меня все боги Небес и Бездны…

У Невеньен появилось плохое предчувствие. Она вцепилась жрецу в руку.

— Что значит, что вы все знали?!

Шепотки в святилище словно обрезали ножницами. На возглас обернулся Рагодьет с перекошенным от ярости лицом.

— Паньерд, приди в себя. Ты слышишь? Паньерд, ты не имеешь права… Эй!

Хранитель, прижав к лицу измазанные в майгин-таровой пыли ладони, сорвался с места и бросился к лестнице. Рагодьет всколыхнулся всем телом, намереваясь побежать за ним, но Невеньен успела первой.

Она промчалась мимо лежащих в обмороке мужчин и доверенных Рагодьета, которые недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Все они до сих пор выглядели ошарашенными, и никто из них даже не попытался остановить Паньерда. К счастью, он не был выдающимся бегуном, к тому же, догнав его, Невеньен обнаружила, что он и не собирался далеко убегать. Вряд ли бедный хранитель вообще толком понимал, что делает, просто поддался порыву остаться наедине со своим горем. Невеньен хорошо знала, как это бывает, но позволить Паньерду замкнуться в себе она не могла.

Жрец застыл на верхних ступеньках лестницы, перед дверью в приемную настоятеля. Он уткнулся головой в угол и скреб лбом по белой штукатурке, оставляя на коже ссадины. Его трясло от рыданий. На оклики Паньерд не реагировал, и Невеньен, задавив жалость к нему и взяв хранителя за локти, развернула его к себе. На вид он не был слабым или худым, но крутанулся так, что чуть не упал со ступеньки. Невеньен мимоходом удивилась собственной силе. Наверное, виной была клокочущая внутри злость. Если они с Рагодьетом все это время знали, что када-ри умрет, если они все это время только морочили ей голову…

— Что ты знал? — Невеньен грубо встряхнула мужчину, хотя он был на голову выше нее. — Отвечай мне, что ты знал о Дочери Цветка!

Его пришлось потрясти еще несколько раз, прежде чем он заговорил, закрывая лицо руками.

— Простите, моя королева… О боги, простите, я не хотел этого, честное слово, не хотел… Я надеялся, что она родится здоровой, я молил об этом Альенну, Каэдьира, ох, я умолял не только Небеса, я сделал богатые подношения всем богам Бездны, чтобы они дали ей родиться…

Невеньен стиснула зубы и еще раз ощутимо ткнула жреца в живот.

— Отвечай внятно! Почему ты считал, что она может не родиться здоровой? Почему мне никто не доложил о твоих подозрениях?