— Вы, правда, не в курсе, что там за х...ня творится? — продолжал Горыныч. — В смысле, может, вы нас, прошу прощения, на понт берете?
— Нет, не в курсе, — заверил Ларькин, подавляя желание попросить собеседников не выражаться при даме. — Собираемся исследовать.
— Ясно, — и бегущая строка над головами мафиози сообщила о том, что они пришли к одинаковому решению, причем даже в одних и тех же выражениях: взять с «Палаты» минимальные отступные (шестизначное число в долларах) и свалить. Воевать со сверхъестественными силами они не хотели. Да тут ещё ФСБ... Вот только утреннее происшествие грозило все испортить.
Раздавшаяся вскоре трель «мобайла» подтвердила их опасения: из конторы Горыныча передали, что «ломы» только что позвонили в земский союз и обещали укоротить «местным» их длинные руки.
— У этих козлов хватит ума начать войну, — озабоченно сказал Эрнест Владиленович.
Скелет пристально посмотрел на Сайганова и перевел свою «двустволку» на Виталия.
— Очень надеюсь, что это не ваша поганка, — он, кажется, впервые за все время подал голос, и голос этот был неприятным, холодным и злым. — Иначе вам никакая секретность не поможет. Больше нет вопросов? Тогда не смею вас задерживать.
«Попробовал бы ты меня задержать», — подумал Ларькин и неторопливо поднялся, давая возможность Ирине выбраться из-за телевизора и подойти к выходу. Бандит-телохранитель открыл перед ним дверь. Виталий чуть помешкал, прощаясь. Грасовцы благополучно покинули номер и спустились на улицу.
В такси Рубцова вначале игриво щекотала капитанскую шею Мягкими пальчиками, потом решила, что устала, и прилегла на заднем сиденье отдохнуть, прекратив работать в астоме. В зеркальце ее не видно было шоферу, но то-то бы он, обернувшись, удивился. Ирина обожала шалить во время выполнения заданий, ощущение собственного могущества приводило ее в состояние эйфории. До сих пор сегодня она просто чудом удерживалась от обычных проказ. Некоторое время Ларькин размышлял о том, как он накажет Рубцову, если она все-таки отколет какой-нибудь номер.
Угроза, кажется, подействовала. Он не мог воспринимать ее мысли, но она-то его прекрасно слышала. Из такси на Садовом кольце выбрались благополучно. Они забрели в ближайший магазин, и во входном тамбуре Ирина вновь перестала «отводить глаза», появившись рядом с Ларькиным во всей красе. В магазине, довольная собой, Рубцова прижалась к Виталию:
— Капитан, капитан, улыбнитесь!
— Не вижу причины.
— Как? А я? Неужели я — недостаточная причина для счастливой улыбки?
Ее очаровательная мордашка излучала энтузиазм, да и вся она, кажется, готова была прыгать на месте — просто так, исключительно для того чтобы вот этот рослый, ловкий и умный мужик лишний раз обратил внимание на нее, прелестницу.
— Достаточная, — улыбнувшись, сказал Ларькин.
Может быть, Рубцова считала, что их отношения могут перерасти в чувство по-настоящему серьезное, такое, на котором создаются и держатся счастливые пары. Но Ларькин так не думал. Он считал их «любовь» смесью физического влечения и служебного товарищества и в глубине души не давал ни одного шанса тому, чтобы кавычки вокруг этого слова когда-нибудь исчезли, пусть даже в отдаленном будущем. Ирина ему очень нравилась... но Виталий ей не верил.
«Насколько она отдает себе отчет в мотивах собственных поступков? Действует она сознательно или плывет по течению, следуя когда-то заложенной поведенческой программе? Этого я, наверное, никогда не узнаю. Ей самой ведь глупо верить на слово. А если уж Илья иногда недоумевает...» Как-то лет десять назад Виталий играл с двумя совсем маленькими котятами, братом и сестричкой одного возраста. Он изображал пальцами лапы атакующего котенка и «нападал» на них по очереди, легонько колотя по ушам и лапкам. Мальчик сразу вступал в бой: поднимался на дыбы, обхватывал лапами руку Виталия и принимался играючи ее кусать. А девочка тут же отступала, спасалась от нападающего противника бегством. Но стоило убрать руку, она тут же возвращалась на место, посматривая на пальцы мужчины с задором и интересом: ну где же ты, агрессор?
«Нет, меру осознанности ее действий я вряд ли когда-нибудь узнаю. Не дано мне читать в ее душе. А может быть, это и хорошо».
Одного взгляда на несчастное лицо Большакова было достаточно, чтобы отбить у кого угодно желание заглядывать в душу близкой женщине.
Возможно, все дело было в самом Ларькине. Он так и не простил Ирине того, что в самом начале складывавшихся между ними отношений она не удержалась и несколько раз, пользуясь своей магической силой, подергала его, как марионетку, за веревочки. Если бы не это, возможно, теперешняя дружба и взаимная приязнь могли бы перерасти в любовь. Возможно. Да, Рубцова спасла ему жизнь. Да, попривыкнув к власти, данной ей над людьми, она стала меньше злоупотреблять ею, даже проказничала с каждым месяцем все реже... Да, все это правда, и возможно, что проблема была теперь только в том, что он ее так и не простил. Но это ничего не меняло. Ничего. Будущее их было разделено бронированной стеной, ломиться в которую с любой стороны было бесполезно.
...Когда они подъехали к знакомым хмурым корпусам, было ещё светло, но короткий зимний день был уже на исходе. На этот раз Ахмеров подъехал со стороны корпуса «А» и остановился шагов за двести. Заброшенный скверик отделял «Победу» от зданий.
— Ну вот, выходите здесь. Идите дальше пешком.
— Ты где будешь ковыряться? Нам нужно выбрать место так, чтобы тебя было хорошо видно.
— Попробую со стороны фасада. Подъеду так, чтобы провода хватило.
— Мы тебе скажем, когда начинать.
У каждого из них была рация. Капитан и Рубцова вылезли из машины и пошли прочь, огибая детскую площадку и стоянку для машин — так, чтобы оказаться метрах в ста пятидесяти от корпуса «Б» и отчетливо видеть все, что будет происходить с прапорщиком.
— Сторож на автостоянке заинтересуется, — сказала на ходу Ирина.
— Черт с ним, — ответил Виталий. — Нейтрализуем, если будет интересоваться слишком назойливо.
Через десяток шагов Рубцова сообщила:
— Он не будет назойливо, потому что он купленный. Сторож работает на «местных», и он нас уже засек.
— Нестрашно.
— За нами следят ещё с трех сторон, — произнесла Ирина, когда они вышли к намеченному рубежу. — Из окна вон того дома, с крыши той двенадцатиэтажки и из черного «мерседеса» сзади, за оптовым складом. Два поста «ломов» и ещё один — «местных».
— Снимают?
— Да, с крыши.
— Вот псы... Запомни их получше. Надо будет потом кассету изъять.
Капитан достал из кармана рацию.
— Ты оставайся здесь, за заборчиком, а я обойду стоянку и выдвинусь метров на пятьдесят поближе. Нам теперь, видимо, нужно будет опасаться друг друга. Если вдруг до того, как Ренат вернется на исходную позицию, ты увидишь, что я мчусь к тебе с распростертыми объятиями, на всякий случай тикай.
— Как же, убежишь от тебя... Да ладно, я разберусь как-нибудь, что делать.
Виталий отошел от нее на приличное расстояние, приготовил свою видеокамеру, вызвал по рации Рената и велел ему начинать. «Победа» резво подкатилась к подъезду среднего здания. Капитану было хорошо видно, как прапорщик быстро разматывает провод электробура. «Куда он так спешит? Нервы, очевидно шалят». Ларькину тоже было как-то не по себе. Услышав по рации невнятное восклицание Рубцовой, он даже вздрогнул. Ахмеров в это время как раз начал сверлить стену здания.
— Что случилось? — спросил Виталий в микрофон.
— Так, показалось... — неуверенно ответила Ирина.
— С ним все в порядке?
— С кем?
— С Ренатом, с кем же еще!
— Ах, да, с ним-то все нормально... — спокойно отреагировала она.
— Так в чем же дело?
— Потом расскажу. Наверное, померещилось...
Через полторы минуты Ахмеров завершил работы и стал сматывать провод. ещё через двадцать секунд неуклюжая на вид «Победа» сорвалась с места, лихо, с юзом, в один прием развернулась и помчалась обратно к тому скверику, где Ренат высадил своих спутников.