Настал конец января и, как нередко бывает на юге Новой Англии, в Тоунтоне наступила благословенная и обманчивая оттепель. Солнце светило не часто и не ярко, но снега не было и шоферы дорожных снегоочистителей получили заслуженный отдых.

А в чертежной фирмы «Остин, Коул и Блум» за неделю, пока Рафф отсутствовал, совсем выветрился характерный зимний запах радиаторов парового отопления.

Эбби, который вместе с тощим и вечно погруженным в уныние Лемом Херши заканчивал чертежи тоунтонского ттяорЦа искусств и ремесел, все утро невольно при-сЛуШивался к доносившемуся из приемной голосу Винса, диктовавшего Сью Коллинз спецификации для школы сестер Татл. Контора была полна привычных звуков, и все они были приятны Эбби. Не считая этого голоса.

Даже манеры Винса уже не казались Эбби на зависть привлекательными или забавными. Впрочем, думал он? едва ли это справедливо: просто он видит теперь Винса в превратном свете. Винс не сделал ничего страшного: почти все мужчины время от времени сходят с рельс и изменяют женам. Но в данном случае жертвой была Трой. Это было так непереносимо больно, что меняло все дело.

Эбби, разумеется, ни словом не обмолвился ей о своем открытии. Он просто не мог. Винсу он тоже ничего не сказал. Когда люди связаны деловыми отношениями, они не должны давать волю личным обидам друг на друга.

Винс перестал диктовать; дверь была приоткрыта, и Эбби увидел, что он направляется в чертежную. Взглянув на Винса, он снова попытался взять себя в руки и не выдать своей неприязни. Но он вполне отдавал себе отчет, что уже никогда не будет относиться к сотрудничеству с Винсом так, как относился раньше.

К трем часам Эбби уже закончил общий вид выходящего на запад дворцового фасада в одну сорок восьмую натуральной величины. Он передал лист Лему Херши, чтобы тот вычертил в более крупном масштабе детали окон, а сам прошел через большую прямоугольную чертежную и маленький коридор в свой кабинет.

Он надел пиджак и начал приводить все в порядок для первого совещания с Хьюниджером по поводу нового цветочного магазина.

Винс Коул вышел из своего кабинета напротив и остановился у дверей Эбби.

– Кто-нибудь должен на будущей неделе зайти к Хьюниджеру и сделать обмерные чертежи старого помещения. Ты сможешь отпустить Лема?

Эбби в это время выбрасывал окурки из пепельницы, стоявшей на столе.

– Едва ли. – Он не смотрел на Винса. – Может быть, ты сделаешь их сам?

– Что ж, постараюсь, – недовольно сказал Винс.

– Лем нужен мне для проекта Дворца, – объяснил Эбби. Он все-таки поднял глаза на Винса. – В чем дело Винс? Боишься испачкать свой жилет?

– При чем тут жилет? Просто это противная работа. – Винс говорил ворчливо и высокомерно. – А гонорар будет грошовый...

– Дело не в гонораре, – раздраженно ответил Эбби. – Дело в том, что это магазин на главной улице города, и если мы сделаем его хорошо, то получим заказы на другие магазины. Значит, у нас есть шанс придать этой улице какую-то индивидуальность. – Он ни за что не хотел признаться, что для него сейчас важен даже самый маленький гонорар.

– Да я ведь и не возражаю. К слову сказать, Эб, кажется, как раз я и раздобыл эту работу...

– Знаю, – сказал Эбби, которому эти частые напоминания начали надоедать. Потом враждебный тон Винса дошел до его сознания, и он про себя удивился. – Завтрак в клубе прошел хорошо? – спросил он, стараясь сохранить хотя бы видимость дружелюбия.

– Нет, – сказал Винс, – жена Берта Викфорда трещала у меня над ухом без умолку. Я только выпил, а позавтракать решил дома.

«Вот уж непохоже на Винса, – подумал Эбби. – Впрочем, это даже понятно, когда у тебя в доме есть такая малышка, такая чудесная девчурка. А может быть, Винс все еще старается загладить свое отсутствие в ту ночь, когда пришлось везти Трой в Нью-Хейвен? Как ему, должно быть, стыдно перед самим собою, не говоря уже о Трой или о ребенке...»

Вошла Сью Коллинз и сказала, что пришел мистер Хьюниджер. Можно ли ему войти? Вслед за этим на пороге появилась высокая и чересчур гибкая фигура владельца цветочного магазина.

– Сказать не могу, как я волнуюсь! – сразу заявил Хьюниджер, и Эбби улыбнулся, тронутый его откровенной и искренней радостью. Несмотря на всякие толки и недобрые сплетни, которые ходили в городе о Поле Хьюнидже-ре, Эбби считал его приятным, великодушным человеком и хорошим гражданином. Он никогда не отказывался от благотворительных подписок, которые были в большом ходу у тоунтонцев. Многие его хулители, к сожалению, не могли похвастаться тем же.

Эбби и Винс углубились в деловую беседу, и постепенно недоброжелательная атмосфера начала рассеиваться. Разговор шел главным образом о расположении помещений, витринах, водопроводе, освещении, холодильной системе. И, конечно, о заветных мечтах Поля Хьюниджера касательно внутренней архитектуры и отделки магазина.

В пять совещание кончилось. Было решено, что, как только*. Винс закончит основные рабочие чертежи школы сестер Татл, он сразу же займется предварительными эскизами цветочного магазина и представит их на одобрение Хьюниджеру. Тут же было подписано соглашение.

Видимо, это улучшило настроение Винса, потому что он сказал:

– Слушай, Эб, если у тебя нет других планов, почему бы тебе не заглянуть к нам? Посмотришь на племянницу. Выпьем с тобой и выбросим хоть ненадолго из головы эту хьюниджеровскую проблему.

– В пять пятьдесят пять приезжает Феби, – ответил Эб.

– А! – Винс пошел к двери, потом остановился. – Может, придешь вместе с ней попозже? Я попробую на вас замечательный новый рецепт телячьих отбивных.

– Спасибо, Винс. Только мы не успеем. Я ведь должен еще попасть на совещание противоракового комитета.

Винс кивнул. На его красивом лице снова появилось угрюмое, высокомерное выражение. Он, очевидно, считал, что Эбби избегает его. В действительности дело обстояло еще хуже.

Эбби вымыл в уборной руки, поправил галстук и, надев пальто, помчался на вокзал встречать Феби: она собиралась провести этот уик-энд у Вертенсонов.

Он увидел ее в толпе прибывших пассажиров: она шла навстречу, отыскивая его глазами, освещая мглистые сумерки спокойным сиянием своей открытой улыбки. Она была без шляпы; короткие черные волосы и челка, обрамляющая очень белый лоб, придавали всему ее облику, – в глазах Эбби, во всяком случае, – редкое благородство. Он обратил внимание на пальто из блестящей черной ткани, которое она сама сшила на прошлой неделе.

Они наскоро пообедали в ресторане Хейдмена на Мэйн-стрит и вместе отправились в муниципалитет на заседание Комитета. Эбби был председателем комиссии по сбору пожертвований.

Потом, когда он собрался ехать с ней к Вертенсонам в Ньюхилл, она спросила:

– Рафф еще не вернулся?

– Нет. – За все это время от Раффа пришла только открытка, посланная авиапочтой, в которой он сообщал, что рассчитывает вернуться в воскресенье.

– Чудесно, – сказала Феби. – Значит, мы в раю: в нашем распоряжении.

Как только они вошли в дом (сегодня в полдень Берт Викфорд внес его в список предназначенных для продажи), Эб нервно занялся коктейлями; Феби стояла возле него у кофейного столика, заложив руки в карманы темно-зеленого джемпера, и задумчиво рассматривала огромную комнату со стеклянными стенами и сделанной на заказ мебелью. Как безупречны пропорции этой белой комнаты с выложенным пробкой полом, как изящно и разумно расставлена в ней мебель – и все-таки она ничего не дала Эбби. Если, конечно, не считать вот этой минуты, когда они стоят здесь рядом.

– В поезде я думала о том, каких баснословных денег это стоило – дом и Нина. Я просто вне себя, Эбби. Ты влез в такую петлю, а взамен не получил ничего, даже вот такого крошечного удовольствия. – Она взглянула на него. – По-моему, мы можем хотя бы... – Договаривать ей было не нужно.

– Да, – сказал Эбби.

Он никогда не рассказывал Феби – да никогда и не расскажет – о последней своей встрече с Элен перед тем, как она уехала с Ниной в Неваду.