Он услышал чудесную громкую музыку молотков: то плотники сколачивали опалубку для бетонных плит будущего фундамента, и эти звуки напомнили ему далекий весенний день, когда он был мальчишкой. И еще он услышал ритмичное жужжание пил, распиливающих доски для опалубки.

А там, вдалеке, ветер гнал волны и вплетал в эту строительную музыку свою вагнеровскую мелодию.

Джозеф Келли, тяжело, по-медвежьи шагая, направился к Раффу. Он был без пальто, пиджак полосатого коричневого костюма расстегнут, карманы жилета раздулись от разноцветных карандашей, авторучек, бумажек, счетов, сигар.

– Не ругайтесь, что не начали вовремя! – добродушно заревел он, уже заранее обороняясь от упреков в бесчисленных неполадках, за которые всегда и везде ругают подрядчиков. – Мы готовы. – Он подтолкнул Раффа жирным локтем. – А если подзадержались, так это потому, что ждали их сиятельства архитехтура. – Он нарочно переврал это слово, зная по долгому опыту, как морщатся и кривятся архитекторы, когда искажают название их профессии.

– Я готов, Джозеф. Начинайте.

– И поскорей! – добавил Роджер Вертенсон.,.

– Я хотела принести шампанское и спрыснуть этот Ульдозер, или как там он называется, – сказала Лойс, и голос ее немного дрожал. – Но Роджи сказал, что рабочим это не очень-то понравится.

– Давай, Стив! – крикнул Келли механику.

Рафф, Роджер и Лойс увидели и услышали, как механическое чудовище зарычало, загрохотало, вздрогнуло зашевелилось и двинулось вперед, неумолимо вспарывая землю огромным ножом, выворачивая и отбрасывая вбок пласты срезанного грунта...

И Рафф успокоился. Все в порядке. Его дом, его первенец, рождался на свет.

Эта радость все нарастала и усиливалась, как нарастал и усиливался колючий ветер пасмурного мартовского дня. Часы шли, но Рафф и Вертенсоны никак не могли заставить себя уйти, хотя понимали, что их присутствие стесняет рабочих.

А к середине дня вдруг появилась Трой. И восторг, владевший Раффом, сразу улетучился.

Она приехала на машине; сзади сидел Пьетро с малышкой на руках. Эба и Винса, которые заглянули на участок в полдень, уже не было. Поставив машину, Трой быстро и легко пошла по изрытому полю. На ней было короткое, простеганное снаружи, ярко-красное спортивное пальто и серые кожаные перчатки. И серебряные серьги. Рабочие смотрели ей вслед.

– Я не выдержала! – воскликнула она, подходя к будке, где стояли Вертенсоны и Рафф. – Мне так хотелось приехать утром – это было, наверно, ужасно увлекательно, да? Но Пьетро должен был отнести больного кролика к ветеринару. Ох, Рафф! – Большие серые глаза скользили по участку. – Я так горда за вас. – Потом к Лойс Вертен-сон: – Было очень интересно, Лойс?

– Почти как родить ребенка, – серьезно ответила та.

– Можно мне осмотреть все? – спросила Трой у Раф-фа. Он не ответил, но она тут же взяла его под руку и повела туда, где шли работы. Ее голова касалась его плеча, короткие темные волосы растрепались на ветру; она говорила негромко, но так спокойно, уверенно и отчетливо, что ни рев бульдозера, ни стук молотков, ни вой ветра не заглушали ее слов. – Надеюсь, вы понимаете, что без меня ничего этого не было бы. Я всему причина – косвенная, конечно. Ведь это я свела всех со всеми. Не поселись вы в Тоунтоне, не встретили бы Вертенсонов. – Помолчав, она продолжала: – Связь довольно отдаленная, я понимаю. Но мне так приятно думать, что и я имею к этому какое-то отношение.

– Да, – сказал Рафф.

– Награда паразита, – заметила Трой.

Он освободил руку. Вертенсоны явно наблюдают за ними. Что ж, нужно играть свою роль. Он повернул Трой лицом к котловану.

– Вот эта каменная гряда ведет прямо к дому, – заговорил он уже серьезно. – Я старался использовать особенности участка так, чтобы природа слилась с домом. – Он указал на серо-зеленый скалистый гребень, который, мягко изгибаясь, доходил до самого котлована и продолжался за ним. – И не просто слилась, а как бы толкала вас войти в него. Крыльцо – оно будет вон там, – должно стать естественным продолжением гребня.

Она кивнула, глядя на скалистую гряду, которая описывала в этом месте плавную кривую. А Рафф в это время рассказывал, что котлован роют глубже линии промерзания и весь дом будет покоиться на бетонном массиве, в котором оставлено лишь одно углубление для отопительного котла. Потом он описал ей будущую гостиную – огромную пятистенную комнату с гигантским камином, сложенным из местного камня. Она будет выходить окнами на террасу, напоминающую нос каменного корабля, плывущего к морю...

– Насколько это интереснее, чем рассматривать макет! – сказала Трой и взглянула на море. – Какой удивительный вид отсюда! – Она снова взяла Раффа под руку. – Ей-богу, после этого просто не хочется возвращаться домой. – Она задумалась. – Знаете, утром я как-то даже боялась ехать сюда и смотреть на рытье котлована и прочее. Мне все вспоминался тот день, когда Верн...

– Да, – сказал Рафф.

Они обошли весь участок и вернулись к машине. Там стояли Роджер и Лойс: они заглядывали внутрь, на заднее сиденье, где в белой корзине лежала укутанная в одеяло Дебора. Возле корзины сидел Пьетро, тощий и веселый, и играл с девочкой, помахивая перед ней высушенной сероватой змеиной кожей. Дебора таращила на нее глаза, гукая и размахивая кулачками перед своим розовым личиком.

Рафф, не задумываясь, открыл дверцу, всунул голову и начал перебирать прелестные крошечные пальчики, греть и, болтать всякий вздор; но, погрузившись в эту игру и стараясь изо всех сил не думать о Трой, он не мог не слышать, как она говорила Лойс:

– Вы не находите, что она слишком самоуверенная для девчонки, которая еще не научилась проситься? – Потом: – Пьетро, пожалуйста, зажгите спиртовку.

Тут Рафф заметил на полу машины большую кастрюлю и спиртовку, и корзину для провизии, и еще корзинку поменьше с белыми китайскими чашками.

– Я же понимала, что вы продрогли здесь до мозга костей, – объяснила Трой. – И потом, нужно ведь было отметить сегодняшний день. Вот я и решила намешать всякой дряни и сварить горячий ром; во всяком случае, я надеюсь, что через минуту он будет горячим.

«Дрянь» оказалась смесью из дымящегося черного рома, масла, лимона, корицы и ванили.

Роджер Вертенсон взял чашку и облизнулся.

– Трой, я готов расцеловать вас.

– Идея блестящая, что и говорить, – подтвердила Лойс. – К сожалению, мы успеем выпить только по одной: к четырем нужно заехать за детьми.

Роджер покосился на нее.

– Да, ты права. – Когда Трой разлила ром по чашкам, он сказал: – Что ж, нам остается только провозгласить тост за «их сиятельство архитехтура».

Усмехнувшись, Рафф наклонил чашку в знак благодарности и медленно выпил, смакуя нежный, пряный, вкусный, с удивительным искусством приготовленный напиток; только Трой с ее необыкновенным, прирожденным умением украсить любое событие могла приготовить этот ром, привезти его, согреть, подать. Ему хотелось сказать ей об этом. Но он не мог.

– За всех! – крикнул Пьетро из машины, покачива чашкой перед Деборой.

Около четырех Вертенсоны уехали. Они были в припое нятом настроении и объявили, что устраивают сегодня импровизированный вечер и приглашают на него весь белый свет с чадами и домочадцами.

Как только они распрощались, Трой шепнула:

– Теперь пригласим рабочих! – и с видом заговорщицы направилась к котловану.

Открыв дверь машины, Рафф достал еще несколько чашек, наполнил их и выпрямился: Трой – маленькая фигурка в красном пальто – возвращалась, ведя на буксире рабочих.

Он знал, что они предпочли бы пиво, и был удивлен, когда все с удовольствием и благодарностью выпили, а Эли Кармин, молодой застенчивый каменщик, даже пробормотал несколько слов насчет того, что, мол, в самый раз пришлось; остальные молчали, но по тому, как они смотрели на Трой, было видно, что для них она стала самой почетной посетительницей. Королевой.