– Нина! Нина! Ради бога!..

Он бросился за ней, но не успел добежать, как она рухнула без чувств возле кровати, раскинув руки, прижавшись щекой к темно-серому коврику.

Эбби стоял над ней, не в силах двинуться, чувствуя стеснение в груди, ловя ртом воздух, задыхаясь от удушливого дыма, наполнявшего комнату.

Все-таки он стряхнул с себя оцепенение, подошел к ночному столику и вызвал по телефону доктора Хорей-шио Ли, жившего неподалеку. Когда он набирал номер, ему казалось, что пальцы у него деревянные.

Он был раздавлен. Не только тем, что произошло, но и тем, что за этим стояло. Как же она его ненавидела!

Она.

Нина. Эбби судорожно глотнул, на секунду зажмурил глаза, но тут прозвенел звонок, и он пошел к дверям встречать доктора. Он еще раз глотнул. Пусть не будет в его голосе ни ужаса, ни горя, когда ему придется давать объяснения врачу.

В тот же вечер в одном из нижних залов ньюхиллской ратуши заседал строительный комитет городской начальной школы.

Рядом в широком коридоре на кленовых скамьях (дешевая подделка под Виндзор) сидело десятка полтора архитекторов, ожидая своей очереди предстать перед комитетом.

Рафф ни разу еще так не волновался с того дня, когда семнадцатилетним юношей впервые вошел в чертежную архитектора у себя в Сэгино. Даже стычки с Мансоном Керком казались теперь приятным времяпрепровождением по сравнению с тем, что ему предстояло. В обычных обстоятельствах он отнесся бы к своему выступлению с достаточным хладнокровием. Но он должен выступать вместо Винса Коула, он представляет новую фирму а поручение свалилось на него в самую последнюю минуту. Поэтому он так остро чувствовал свою ответственность.

Он сидел, пытаясь сосредоточиться и обдумать данные, тщательно собранные Винсом. Заглянул он и в свои собственные заметки – наспех записанные мысли о школьной архитектуре; в большинстве своем они были результатом его наблюдений и раздумий во время поездки по стране.

Архитектору, выступающему на таких заседаниях, предупреждал его Винс, следует зарубить себе на носу: нечего и пытаться заранее представить себе, о чем его спросят и какие предъявят требования. Каждый из сидящих здесь архитекторов должен быть готов ответить на тысячу вопросов.

Один за другим его коллеги входили в зал и выходили оттуда с такими измученными, устало-удивленными и потными физиономиями, что, глядя на них, Рафф все больше волновался.

– Пожалуйста, мистер Блум. – Кто-то поманил его из приоткрытой двери в конце коридора.

Рафф вскочил, и все бумажки Винса разлетелись по полу. Кое-как подобрав их, он зашагал к двери, вошел в зал и был представлен комитету, заседавшему под председательством седовласого крепыша, Джошуа Ханта. К этому времени в голове у Раффа осталась какая-то каша из разрозненных, полузабытых фактов.

Он стоял в своем мешковатом сером костюме «в елочку», белой рубашке и грубошерстном галстуке, прижимал к груди папку с чертежами и смотрел на членов комитета, в котором, помимо мистера Ханта, было четверо мужчин и две женщины.

Он смутно услышал слова Ханта о том, что Винсент Коул заболел и вместо него от фирмы «Остин, Коул и Блум» явился мистер Блум.

– Какие школы построила ваша фирма? – спросил один из членов комитета.

На это вместо Раффа ответил сам Хант:

– Никаких.

Долгое молчание. Члены комитета углубились в лежавшие перед ними большие желтые блокноты.

Первым поднял глаза на Раффа длиннолицый бледный человек.

– Мистер Блум... – Он указал на план участка, прикрепленный к классной доске на правой стене зала. – При наличии такого вот участка, расположенного на пересеченной местности, как вы ориентировали бы здание по отношению к шоссе?

Вопрос был удачный: Рафф все-таки успел изучить фотокопию плана, раздобытую Винсом. Но ответил он не так, как на его месте ответил бы Винс, а по-своему:

– Говоря по совести, – тут он спохватился и добавил «сэр», – я не считаю, что эта школа должна помещаться в одном здании. На таком неровном участке лучше разместить несколько небольших строений. – Это предложение было полной неожиданностью для него самого. – Прелесть такой планировки в том, что в ансамбль можно включить все деревья, и они будут не только давать тень, но и объединят здание с ландшафтом, который...

– Минуточку, мистер Блум, – перебил Джошуа Хант. – Я хотел бы уточнить. Сколько именно зданий?

– Я думаю, четыре, – нерешительно сказал Рафф.

Хант подергал густые серебряные усы.

– А не приведет ли это к тому, что стоимость кладки по меньшей мере удвоится?

– Мы не намерены входить в лишние расходы, – добавил длиннолицый. – Нам кажется, что самое экономичное сооружение – это одно здание с четырьмя стенами.

– Было бы очень желательно, чтобы мистер Блум подробнее изложил свои соображения, – вмешалась молодая женщина в очках.

– В общем, – благодарно повернулся к ней Рафф, – школа представляется мне в виде нескольких небольших зданий, соединенных крытыми переходами. Детям это Должно понравиться – они любят разнообразие. Помню, в. детстве я ненавидел большое школьное здание – в нем было что-то слишком... педагогическое. – Морщина на лбу Длиннолицего заставила его замолчать. Но возражений не было, и он продолжал: – Я хочу сказать, что в наших школах слишком много «школьного», а ребенку нужно дать ощущение дома – маленькое здание или несколько непохожих друг на друга зданий... может быть, выкрашенных в разные цвета... так, чтобы они напоминали кубики.

– Мистер Блум, – ровным голосом сказал Хант, – не кажется ли вам, что вы упускаете одну мелочь: бюджет? Нам нужно удобное, недорогое здание, в котором могло бы учиться двести двадцать детей. Не следует также забывать, что через десять лет число учеников удвоится. Мы не можем позволить себе эксперименты с... кубиками.

– Джош, – обратилась к нему молодая женщина в очках, – по-моему, выслушаем мистера Блума до конца. В том, что он говорит, много правильного. Вот мои малыши постоянно жалуются, что наша теперешняя школа похожа на большую старую тюрьму.

Член комитета с темно-рыжими щетинистыми волосами и светло-рыжими бровями сказал:

– Я охотно согласился бы с вами, Лойс, только вряд ли нам по карману... как бы это сказать... забавляться кубиками, когда департамент просвещения...

– Я так ничего и не понял, мистер Блум, – перебил его Джошуа Хант. – Не можете ли вы объяснить нагляднее? – И он указал на доску.

– Попытаюсь. – Рафф подошел к доске. Детские кубики! И какого черта он употребил это дурацкое выражение! Но, когда он взял в руки мел и повернулся к слушателям спиной, уверенность вернулась к нему. – Давайте подойдем к проблеме так, – говоря это, он набрасывал план. – Сгруппируем помещения вокруг открытой площадки для игр и большого зала, приспособленного для самых разнообразных целей. Расположим их несимметрично. Пусть в каждом здании будет по две классные комнаты с уборными и умывальными. Перегородки между классами поставим передвижные. – Он соединил домики между собой, и теперь даже по этому черновому наброску можно было судить, как будет выглядеть такая школа, похожая на летний лагерь. Он поискал глазами и, обнаружив цветные мелки, раскрасил здания в красный, зеленый, желтый и синий цвета. – Такие жесткие краски не годятся, – заметил он. – Нужны более мягкие оттенки, гармонирующие с окружающим пейзажем.

– Как было бы чудесно! – услышал он голос молодой женщины. – Они действительно выглядят как кубики.

Рафф повернулся к слушателям:

– Конечно, я сделал только самый общий набросок, но...

Другой член комитета раздраженно прогнусавил:

– А я-то думал, что современные архитекторы стоят за плоские крыши. Сколько их тут выступило и все настаивали на плоских крышах, потому что они экономичнее. А вы вон какие коньки насажали.

– Видите ли, – сразу ответил Рафф, потому что этот вопрос был для него животрепещущим, – я лично не считаю, что плоские крыши хороши во всех случаях жизни... сэр. Мне это пришло в голову в прошлом году, когда я ездил по стране. Из-за этих плоских крыш все дома выглядят на одно лицо; через несколько лет кругом будет такое однообразие – сплошные горизонтальные линии. Мне кажется, что невысокие двускатные крыши теснее связывают дом с небом...