Четверо мужчин ходили взад и вперед, обсуждая этот вопрос. Временами им приходилось кричать, так как с третьего этажа доносился страшный грохот: там собирали и устанавливали на место армированные колонны и стальную опалубку для бетонного перекрытия. Когда решение было принято, Лем Херши помчался в контору, а Саллочини отправился отдавать распоряжения десятникам: плотнику и сварщику.

Джозеф Саллочини, человек посторонний, конечно не заметил никаких следов вчерашней размолвки между

Раффом и Эбби. Но как только Рафф начал спускаться по лестнице, Эбби сказал:

– Мне хотелось бы поговорить с тобой, прежде чем мы вернемся в контору.

А Рафф ответил:

– Мне хотелось бы поговорить с тобой, Эбби, прежде чем мы вернемся в контору.

Внизу они зашли в наскоро сколоченную дощатую будку, служившую Саллочини конторой и судебной палатой. Синьки, развешенные на нештукатуренных стенах, керосиновая печка, накладные на гвоздиках и обычная коллекция рекламных календарей с голыми розовыми красотками.

– Я звонил тебе всю ночь, – прикрыв дверь, сразу начал Эбби. – Но тебя не было ни в два, ни в три, ни в начале пятого.

Рафф потер воспаленные после бессонной ночи глаза: ему пришлось отвозить Феби Данн в Нью-Йорк, потому что они прозевали последний поезд. Сам виноват, конечно: засиделся с ней в придорожном ресторанчике, попивая кофе и беседуя. Хотя Эб, совершенно утративший равновесие, вряд ли поверил бы этому, говорили они главным образом о нем.

Рафф так отупел от усталости, что заявил:

– Я готов отчитаться перед тобой во всех подробностях, когда у нас будет больше времени. А сейчас, Эбби, я хочу знать, как мы поступим с Винсом. С проектом Милвина.

Но Эбби был непреклонен.

– Я предпочел бы, чтобы ты не проявлял такой сверхъестественной заботы о Феби. – Он вопросительно посмотрел на Раффа. – Сколько времени ты провел там? У нее?

Рафф подошел к печке и стал греть руки.

– Сколько времени? – повторил Эбби.

– Я спал с ней, – с бессмысленной жестокостью сказал Рафф. – А потом мы завтракали в ее постели, укрывшись леопардовой шкурой, и я вовсе не вернулся сегодня в Тоунтон, а Феби не пошла на работу, и ее УВОЛИЛИ. Господи боже мой, возьмешь ты наконец себя в руки? Нам нужно выяснить нашу точку зрения на...

– Почему ты не позвонил мне с вокзала? – перебил Эбби. – Я сам отвез бы ее.

– Как же, отвез бы! Ты ведь у нас джентльмен. Ты, чего доброго, испугался бы, что скомпрометируешь ее. Слушай, Эбби, я очень устал, нам нужно поскорее вернуться в контору и кончить чертежи бара. Так что давай решать, как быть с этим грязным милвиновским делом. – Он старался избежать разговора о Феби только потому что Эб слишком уж уверен в его особом интересе к ней; любые объяснения и оправдания только укрепят эту уверенность. Ревность совершенно ослепила Эба.

– Что она сказала? – спросил Эбби, бросая на Раффа пристальный, недобрый взгляд.

– Что? – Рафф раздраженно потер глаза: он спал всего три часа, потому что рано утром необходимо было дозвониться в Детройт, к доктору Рудольфу Майеру, который не подавал никаких признаков жизни. Ему ответили по телефону, что Майер все еще на какой-то врачебной конференции в Чикаго. В восемь Рафф был уже в конторе – он очень торопился с перестройкой бара Корки. А сейчас следовало определить позицию по отношению – к Винсу. После вчерашней злобной стычки и взаимных обвинений в их отношениях образовалась такая брешь, которую нелегко заделать. Когда Саллочини позвонил насчет полов, Рафф с радостью ухватился за возможность уйти из конторы, где царила томительная атмосфера враждебности, к тому же тщательно скрываемой из-за присутствия Лема Херши и Сью Коллинз.

– Так как же, Эбби, попытаемся мы что-нибудь решить насчет милвиновского проекта?

– Не понимаю, что тут решать? – Эбби обращался к приземистой коричневой печке.

Рафф в упор посмотрел на него.

– А тебе известно, что произошло?

– В основном да.

– Ну?

– Если бы ты не узнал о планах Милвина, тебе не из-за чего было бы поднимать шум, – сказал Эбби. – Во всяком случае, это не наше дело.

– Но мы уже знаем, так что теперь это наше дело. Когда это ты успел так перестроиться, что согласен марать руки в дерьме?

– Мне нет дела до его планов.

– Не выводи меня из себя, Эбби. Конечно, можно закрыть глаза на что угодно, но давай посмотрим фактам в лицо. Что мы знаем, то знаем. А зная, можем сделать только одно: держаться подальше от этого проекта.

– Чего ты добиваешься от Феби? – мрачно спросил Эб.

– Но ведь мы, кажется, говорили о...

– Тут не о чем говорить. Нас это не касается, – перебил Эбби.

– Нет, касается.

– А тебе не кажется, что хватит нам упускать заказы? Как, по-твоему, долго я смогу сводить концы с концами, да еще при моих обстоятельствах, при том, что...

– Ты понимаешь, что ты несешь? – резко спросил Рафф. – Что с тобой творится? Выходит, стоит тебя немножко прижать, и ты возвращаешься в первобытное состояние? Так, что ли? Становишься обыкновенным паршивым снобом? Или ты совсем одурел от этой девушки?

– Я больше не желаю проигрывать! – воскликнул Эбби с непривычной для него горячностью. – Хватит с меня! Я не хочу потерять Феби и не хочу терять заказы! Если мы откажемся от этой работы, ее подхватит другой архитектор. Чего мы этим добьемся? Если Милвин отказывается допускать в свой поселок нежелательных людей, мы не можем утверждать, что таких людей нет на свете. Мне, во всяком случае, на это наплевать, понимаешь, наплевать. И, пожалуйста, не вымещай на других свои неудачи и мировую скорбь.

Холодная, горькая обида сжала горло Раффу. Он отвернулся и распахнул дверь.

И сейчас же почувствовал на своем плече руку Эбби.

– Рафф... – Эбби старался удержать его.

– Оставь меня, – не поворачиваясь, сказал Рафф.

Эбби еще крепче сжал его плечо, еще сильнее потянул назад.

– Рафф... выслушай меня, Рафф... Ты ведь в лучшем положении, чем я. Тебе-то что!.. Ты не женат, не связан пс рукам и ногам. Кто знает, когда я выпутаюсь из этой петлр и выпутаюсь ли вообще? А ты свободен.

Рафф закрыл дверь и посмотрел на Эбби.

– Так вот в чем дело? Это и грызет тебя? Ты связан а я нет, и ты боишься, что Феби не станет ждать тебя и...

– Я потеряю ее. – Голос Эбби звучал хрипло. – Прежде я не боялся потерь, не придавал им значения. Н ( ведь я знаю, как она относится к тебе... и вообще к такш людям, как ты... Если она не захочет ждать, если вдруг...

Что ему ответить? Не может же он сказать: «Слушай Эбби, у меня ведь тоже было немало потерь, и всякий ра: это давалось нелегко. Быть свободным и неженатым еще № значит быть счастливым. Скорее это значит быть одиноким И бесприютным. Как я. Почему же ты думаешь, что это легко? Легко ничего не дается».

Он ответил совсем другое.

– Она по уши влюблена в тебя. Что тебе еще нужно?

Эбби смотрел на Раффа, и глаза его, казалось старались достать, схватить эти слова.

Рафф понимал, что озлобление Эба мгновенно улетучилось, но сам он все еще ощущал острую боль разочарования. Пусть поведение Эба было вызвано отчаянной любовью к Феби. Все равно в нем обнаружился скрытый изъян, который ослабит их дружбу, словно невидимый дефект в каркасе здания.

– Пожалуйста, не смотри на меня так, – сказал Эб. –. Мне бы только выбраться из петли, а все остальное для меня просто не существует. Наплевать мне на милвинов-скую работу! Откажемся от нее, и точка.

– Какое благородство! – с горечью произнес Рафф.

– Нет, я совсем не то хотел сказать... Рафф! – Тот ничего не ответил, и Эбби продолжал: – Просто теперь я... все неважно, кроме... Ты меня не понял, Рафф! Я вовсе не хотел обидеть тебя...

Дверь распахнулась, и вошел Винс Коул. Несмотря на ледяной ветер, он был без пальто. Захлопнув за собой дверь, Винс сказал:

– Мне сейчас звонил Флойд. Его компаньоны согласны. Они хотели бы встретиться с нами.