Два года на кладбище царили покой и порядок. Каждое воскресенье Кабаныч с семьей посещал проповедь, а в часовенке ежевечерне возносились благодарственные молитвы за раба Божьего Андрея, коего и священник, и остальные прихожане почитали за благочинного и почтенного коммерсанта.

– И вдруг все это, блин, резко кончилось. – Садист побарабанил пальцами по кожаной оплетке спортивного руля «Момо». – Раз, блин, и нет спокойствия...

– А подробнее? – спросил Денис, стряхивая пепел в открытое боковое окно.

– Недели три назад, – Олег направил джип в образовавшийся промежуток между грузовиком и древним «саабом», крышу которого украшал ржавый решетчатый багажник с каким-то хламом, – батюшке дали в дыню, сняли крест и отобрали кадило...

– Гоп-стоп?

– Вроде того... Парочка обдолбанных отморозков. Попик – к Кабанычу. Тот, блин, расследование честь по чести устроил, всех местных бакланов [23] перетряс, но ни фига...

– Немудрено, – Рыбаков пожал плечами. – Уличный грабеж вообще редко раскрывают. Вы ж не менты, вам не обвиняемый нужен, а реальный исполнитель.

– То-то и оно, – согласился Садист. – Однако на гоп-стопе не закончилось... Через день кто-то двери в церковь краской измазал. Вроде, блин, поджечь хотели, даже тряпки обгоревшие рядом валялись, но что-то не срослось.

– Это уже серьезнее.

– Андрон тоже сообразил, чо не просто так на попика налетели. Стал копать. И вышел, блин, на секту. Сатанисты, мать их... Причем, прикинь, им разрешение на деятельность в нашем губернатории выдали! Православная страна, а такая лажа происходит!

– Ну, пожалуй, страна у нас не совсем православная, – Денис покачал головой. – Мусульман двадцать миллионов, буддистов почти столько же. Но и они к сатанистам плохо относятся... И что дальше?

– Кабаныч в Смольный съездил, с губером хотел побазарить. Того на месте не оказалось, в Москве прохлаждался, в Совете Федерации. Только с Саней Потехиным перетер тему.

– С вице-губернатором? – уточнил Рыбаков.

– Ага. А чо? Нормальный мужик, сразу всосал вопрос, обещал через свои каналы уточнить...

– Про Потехина я знаю, что он нормальный. Спец по информационным войнам, – Денис вспомнил рассказ Андрея Воробьева о том, как они на пару с вице-губернатором разгребали наследство, оставшееся от ушедшего в «непримиримую» оппозицию «фруктового» экономиста, повесившего на город долги в двести миллионов долларов и удравшего со своего поста за полгода до срока первых платежей по кредитам.

Экономист, как и большинство его товарищей по партии, оказался редкой сволочью, спелся со «светло-синим» демократом Русланом Пеньковым и даже попытался создать собственную партию, собрав под свое крыло отколовшиеся от других псевдолиберальных организаций фракции и группы неприкаянных монетаристов. Но погорел на нецелевом использовании спонсорских денег, истраченных на поездку в Израиль для лечения импотенции.

Главным виновником своего провала экономист-«реформатор» почему-то назвал именно Потехина, заодно инкриминировав вице-губернатору бытовой антисемитизм. Поводом к тому послужил глупый стишок, обнаруженный апологетом «фруктового» движения на стене подъезда, где проживала его матушка:

Фотоснимки граффити с антисемитским содержанием обошли почти все демократические газеты, однако ярлык «жидоборца» к Потехину так и не прилип. Слишком уж абсурдным было обвинение вице-губернатора Санкт-Петербурга в том, что он темными ночами шляется по подъездам с пульверизатором в руке и горящими национал-патриотическим огнем глазами.

– Черные религии я не уважаю, – Денис покрутил в пальцах пульт дистанционного управления магнитолы. – Но что мешает нашему другу Кабанычу отрядить на борьбу с сатанистами пару-тройку ребят поотмороженнее?

– Не все просто, – значительно сказал Садист.

– А именно?

– Они, блин, не сами по себе... Кроме кучки дегенератов-малолеток, есть еще и барыга.

– Сатанизм с коммерческим уклоном? – удивился Рыбаков.

– Ага. Весь сыр-бор с попиком начался из-за того, что барыге нужен склад.

– Какой склад?

– Там рядом с кладбищем три ангара. Ничьи. Формально, блин, они находятся на территории погоста, – объяснил Садист. – И пока там действует церковь, склады нельзя приватизировать... К тому же в одном из ангаров Кабаныч держит свое барахло.

– Что за барахло?

– Катер, удочки, трал. – Олег крутанул руль. – Динамиту немного...

– И «левые» стволы, – утвердительно закончил Денис.

– Наверное. – Садист зевнул. – Я не интересовался... Ну, вот, барыга сговорился с сатанистами, чтоб те выжили попика с кладбища. Типа, после этого ему в местной администрации бумаги подмахнут. Подробнее сам Кабаныч расскажет...

Внедорожник остановился на бетонной подъездной дорожке. Водитель высунулся из окна, ткнул пальцем кнопку переговорного устройства, висящего возле ворот, и вступил в перепалку со слугой-филиппинцем, которого Кабаныч привез из своего последнего вояжа в Юго-Восточную Азию. Филиппинец говорил по-русски с жутким акцентом и почти ничего не понимал, так что любой диалог с узкоглазым сыном далеких островов занимал минимум пять минут.

«Почти бизнесмен» Николаев был в курсе проблем, возникающих у всех, кому выпадало счастье общаться со слугой, но филиппинца не выгонял и не отправлял на родину. Дело было в том, что маленького азиата пьяный вусмерть Кабаныч отбил у полицейского наряда, тащившего задержанного в участок, тайно пронес в ручной клади на борт авиалайнера и таким образом превратил в нелегального иммигранта. По причине скудного словарного запаса у филиппинца невозможно было даже выяснить, за что его пытались арестовать, кто он такой и есть ли у него родственники. Единственное, в чем Кабаныч был более-менее уверен, так это в том, что узкоглазого зовут Ху и что ему примерно двадцать лет.

Рыбаков заскучал, обнаружил в пределах досягаемости вывешенную на воротах фанерную табличку со словами «Осторожно! Злая собака!», взял из «бардачка» черный маркер, приписал «и беспринципная», удовлетворенно щелкнул пальцами и стал ждать, когда же Садист втолкует филиппинцу, что к хозяину дома явились гости, а не проверяющие из налоговой полиции.

Очередной наезд на несчастного Нефедко следователь Панаренко совершила при поддержке младшего советника юстиции Ковальских-Дюжей.

Сначала Ирина Львовна долго гундосила о необходимости задержания племянника Саши-Носорога, получившего в собственность квартиру гражданина Печенкина, потом перешла к более общим проблемам.

– Я вообще не пойму, зачем рассматривать в суде вопрос о мере пресечения этому ужасному Клюгенштейну! – Панаренко шумно высморкалась в красно-синий клетчатый носовой платок. – Все и так ясно! Клюгенштейн – преступник и должен сидеть в тюрьме.

Надежда Борисовна Ковальских-Дюжая согласно покивала маленькой, чуть сплюснутой с боков головой.

– Кто такой этот Клюгенштейн? – не сообразил Нефедко, потерявший нить разговора еще полчаса назад.

– Подельник Печенкина, – разнылась Панаренко. – Вы должны помнить, из показаний Пылкина...

– Ах да! – Моисей Филимонович сделал вид, что вспомнил, хотя фамилия Клюгенштейн у него ни с чем не ассоциировалась.

– Надо отменить суд, – встряла Ковальских-Дюжая, с интересом разглядывая украшенное старыми и свежими фингалами лицо Нефедко.

– Не получится, – буркнула Ирина Львовна. – Заседание уж назначено. На четырнадцатое число...

Нефедко решил-таки принять участие в беседе, посмотрел на календарь и удивился.

– Но четырнадцатое – воскресенье!