Но когда он заговорил, она едва расслышала вопрос.

Голос, который Джонатан счел суховатым, для Лестер оказался слишком густым. Она не удивилась — возможно, так и должны разговаривать богоподобные существа. Но смысл вопроса она все же уловила и ответила таким жалким голосом, какого не предполагала у себя до сей поры:

— Я Лестер. Я пришла повидать Бетти.

В этом писке Клерк все-таки разобрал что-то похожее на «Бетти». Он спустился на пару ступенек, пристально вглядываясь. Вон там, думал он, темнота погуще, значит, что-то действительно притащилось за Бетти, хотя и непонятно, зачем. Это его немного озадачило. Впрочем, что бы оно ни было, может убираться обратно. На обезьяну не похоже и на крысу тоже… скорее это человеческий контур, только уж больно грубо сработанный. Он поднял руку, начертал в воздухе магический знак, требующий от чужака беспрекословного подчинения, и властно спросил:

— Зачем?

Магия подействовала, но характер Лестер внес свои коррективы. Сила заклинания могла бы просто поглотить Лестер или подчинить, зацепившись за эмоциональную вспышку недавнего необдуманного проклятия, но теперь оказалась нейтрализованной чистотой ее намерений.

Что привело ее сюда? Желание помочь? Ну, можно сказать и так. Она проговорила:

— Помочь… — и замолчала. Как-то неловко говорить о помощи этому властному человеку на лестнице. К тому же, оказавшись выраженным, намерение немного потускнело. Вспомнив о тех случаях, когда она действительно могла бы помочь Бетти, но не сделала этого, Лестер испытала такие же ощущения, какие испытывала в жизни, когда краснела. Вот на эти смутные воспоминания и обрушилась сила магического знака. Прихожая внезапно наполнилась тенями Бетти и самой Лестер. Она и подумать не могла, что им так часто приходилось встречаться в жизни, а главное, что она так часто отказывала бедняжке в помощи. Множество зыбких фигур двигались, общались между собой Стоило ей остановить на них взгляд, как они разом уплотнялись, выделялись среди прочих, становились явью. Она видела, как забывает о Бетти, унижает Бетти, презирает Бетти — в саду, в классе, на улице, даже в этой прихожей. Образы были такими живыми, что она забыла про фигуру на лестнице.

Кто бы мог подумать, что в прошлом их отношения таили столько эмоций! На какой-то момент весь этот призрачный мир стал реальнее того, который она все еще по привычке называла настоящей жизнью. На себя она не смотрела, а видела только Бетти — вот она говорит что-то жалобное, вот робко протягивает руку или просто смотрит на нее жалобными глазами. Лестер попыталась отмахнуться от образов. Голова у нее закружилась, она Словно вертелась среди них на какой-то инфернальной карусели. Ах, если бы хоть одна из них была настоящей Бетти, Бетти, к которой она пришла, Бетти, которой она — глупая! — собиралась помогать. Там, где раньше она отказывала в помощи, ей впору было теперь просить о помощи самой. С ужасающей ясностью Лестер поняла, что единственной причиной ее равнодушия была лень и безразличие. Она не замышляла злое, и если и согрешила, то не поступком, а своим духовно безграмотным естеством, и хлынувшие слезы как нельзя лучше подтвердили это. Зато сразу вслед за раскаянием ее подхватил восторженный порыв: она больше не разбиралась, кто давал, кто принимал помощь, она просто нуждалась в ней сама, нуждалась так, как никогда до этого. Она порывисто протянула руку навстречу робкому полужесту Бетти, но какой бы реальной ни казалась фигура рядом с ней, никакого прикосновения Лестер не ощутила.

Пальцы зримо касались чужой ладони, но находили лишь пустоту, и Бетти снова убегала от нее по садовой дорожке, по улице, по этой прихожей, по бесконечному коридору. Смутное, так и не нашедшее выражения при жизни чувство симпатии к Бетти позволили Лестер окликнуть беглянку. Она закричала с такой мольбой в голосе, которой совсем не ожидала от себя:

— Бетти! Пожалуйста! Бетти!

Первый же звук ее голоса мгновенно уничтожил все призрачные фигуры, она оказалась в одиночестве. Но теперь Лестер твердо знала, где находится Бетти, знала и то, что все ее надежды тоже сосредоточились там. Мечты о герое исчезли без следа, желание немедленно видеть Бетти заставило Лестер забыть о том, кто стоял на верхней площадке лестницы. Она помчалась наверх, и как только начала двигаться, тут же исчезла из поля зрения Клерка. Он даже не ощутил, когда она прошла мимо. Для него гротескный человеческий образ вдруг съежился, заколебался и исчез, слабое свечение глаз погасло. Он презрительно повел плечом. Очевидно, бедный странник из иного мира, конечно, поменьше человека или ангела, не смог вынести заданного им вопроса и превратился в ничто прямо на глазах. Саймон действительно заметил, как содрогнулось новое мистическое сердце Лестер — но процесс искупления оказался от него скрыт. В тот миг, когда она приблизилась к истинной жизни Города, он посчитал, что призрак испарился. Спокойно спустившись по лестнице, Саймон открыл дверь и вышел в земную ночь.

А Лестер, не открывая дверей, вошла в комнату Бетти. На этот раз она осознала, что проходит сквозь дверь, но не посчитала ее серьезной преградой. Дверь осталась дверью, она не истончилась и не превратилась в тень, просто через нее лежал самый короткий путь. Открывать ее значило бы терять время. Она быстро осваивала возможности своего нового состояния. Вряд ли ей удалось бы теперь так же просто преодолеть пустые комнаты или туманные фасады из ее предыдущего опыта, но в этом реальном мире она могла действовать, и действовала решительно. Поэтому она просто прошла через дверь. Перед ней распростерлась на постели неподвижная Бетти.

Лестер прекрасно видела ее в темноте. Она подошла и остановилась в ногах девушки.

Пожалуй, ей еще не доводилось видеть настолько замученного и увядшего человека. Живая Бетти лежала с закрытыми глазами, едва дыша. Если бы время от времени ее тело не сотрясали конвульсии, ее вполне можно было счесть умершей. Мертвая Лестер смотрела на кажущуюся мертвой Бетти. Сердце ее упало: на какую помощь она могла надеяться здесь? Откуда в этом полуживом теле возьмутся силы, если она уже не способна помочь самой себе? Того и гляди Бетти умрет, тогда — конец всем надеждам. Вот и с этим примирением, как и с Ричардом, она слишком промедлила. Оттолкнула Ричарда? не притянула Бетти. Перед ней результаты собственного выбора. Она подумала: «Но так нечестно. Я же не знала», — и тут же пожалела об этом. Нет, знала. Ну разве не была уверена насчет Ричарда? Чтобы прекратить их вечные ссоры-примирения, требовалась справедливость особого рода, какого именно — она пока не понимала, но про Бетти знала все. Она была тогда слишком молода.

А молодость часто бывает жестокой. Ее отказ был холодным и определенным, таким же холодным и определенным, как тело, на которое она смотрела сейчас. Смерть для смерти, смерть к смерти, смерть в смерти.

Занавески на окнах были откинуты. Поднималось солнце, в комнате постепенно светлело. Лестер продолжала стоять, потому что ничего другого ей не оставалось.

Она ничего не хотела, ни к чему не стремилась. Ей было некуда идти. Об Эвелин она не думала. Она знала, что ничего не сможет сделать, если не обретет помощи, а единственная ее надежда бессильно простерлась перед ней. Внезапно она осознала, что в дверь уже давно стучат.

В комнату вошла служанка и остановилась на пороге. Она взглянула на Бетти, она оглядела комнату, посмотрела прямо на Лестер и не увидела ее. Лестер окинула ее равнодушным взглядом, как посторонний и неуместный предмет. Сейчас была важна только Бетти, а Бетти как раз лежала на постели и не подавала признаков жизни.

Служанка вышла. Утренний свет стал ярче.

Внезапно Бетти открыла глаза и посмотрела на Лестер. Тихий, неразличимый для смертных ушей голос назвал ее по имени.

— Да, — отозвалась Лестер и поняла, что ее не услышали. Глаза раскрылись шире, голос прошелестел:

— Лестер! Но ты же умерла… Вы с Эвелин умерли, — Бетти помолчала и добавила едва слышно: