Особенно следует подчеркнуть тот факт, что страх оказаться в собственности Китая в сегодняшних условиях не более чем фантазия. На самом деле богатые страны намного богаче, чем иногда думают. В начале 2010-х годов стоимость совокупности очищенных от всех долгов недвижимых и финансовых активов, которые принадлежат европейским домохозяйствам, составляет около 70 триллионов евро. Для сравнения: все активы, которыми владеют различные китайские суверенные фонды и Народный банк Китая, стоят около трех триллионов евро, т. е. более чем в 20 раз меньше[476]. Богатые страны далеки от того, чтобы оказаться в собственности бедных стран; сначала последние должны разбогатеть, а на это потребуются десятилетия.

Откуда тогда берется этот страх, это ощущение экспроприации, отчасти иррациональное? Безусловно, он объясняется универсальной тенденцией искать вовне виновных во внутренних трудностях. Например, во Франции иногда считают, что богатые покупатели из-за рубежа повинны во взлете цен на парижскую недвижимость. Однако если мы детально исследуем эволюцию сделок в зависимости от национальности покупателя и от вида квартиры, то обнаружится, что увеличением числа иностранных (или проживающих за рубежом) покупателей обусловлено 3 % повышения цен. Иными словами, на сегодняшний день очень высокий уровень капитализации в сфере недвижимости на 97 % объясняется тем фактом, что есть достаточное количество французских и проживающих во Франции покупателей, которые достаточно состоятельны для того, чтобы поддерживать такой рост[477].

Мне кажется, что ощущение экспроприации объясняется в первую очередь тем, что имущество в богатых странах сильно сконцентрировано (для значительной части населения капитал — лишь абстракция) и что процесс политического обособления крупнейших состояний уже начался. Для большинства населения богатых стран, в том числе в Европе в целом и во Франции, мысль о том, что капитал, принадлежащий европейским домохозяйствам, в 20 раз превышает китайские финансовые резервы, представляется довольно абстрактной в том смысле, что речь идет о частном имуществе, а не о суверенных фондах, которые обладают высокой ликвидностью и могут быть использованы, например, для спасения Греции, как любезно предлагал Китай в последние годы. Тем не менее эти европейские частные состояния вполне реальны, и если правительства стран Европейского союза приняли бы соответствующее решение, то их можно было бы привлечь к решению финансовых проблем. Факт, однако, заключается в том, что правительству одной страны трудно в одиночку регулировать или облагать налогами состояния и доходы с них. Именно это ощущение утраты демократического суверенитета обуславливает ощущение экспроприации, охватывающее богатые и прежде всего европейские страны, которые невелики по размерам и конкурируют друг с другом за привлечение капиталов, что только усугубляет текущие процессы. Сильный рост валовых финансовых позиций между странами (каждая из них все больше и больше принадлежит соседям), который мы проанализировали в пятой главе, также вносит свой вклад в эту эволюцию и усиливает ощущение собственного бессилия.

В четвертой части книги мы увидим, в какой степени мировой — или хотя бы европейский — налог на капитал может стать эффективным инструментом для преодоления этих противоречий и какие еще меры могут принять правительства, которым придется столкнуться с этими реалиями.

Сразу уточним, что олигархическое расхождение не только более вероятно, чем международное расхождение, но с ним еще и намного труднее бороться, поскольку такая борьба требует высокой степени международной координации между странами, которые больше привыкли к тому, чтобы соперничать друг с другом. Кроме того, имущественное обособление приводит к стиранию самого понятия национальности, поскольку самые состоятельные люди могут просто уехать вместе со своим имуществом и сменить национальность, уничтожив тем самым всякие следы своей принадлежности к родной стране. Лишь скоординированный ответ в достаточно широких региональных масштабах позволит преодолеть эту трудность.

Так ли бедны богатые страны? Также следует подчеркнуть, что сокрытие значительной части мировых финансовых активов в офшорах уже сейчас существенно ограничивает наши возможности по изучению глобальной географии имущества. Если придерживаться официальных данных, публикуемых статистическими ведомствами различных стран и собираемых международными организациями (начиная с Международного валютного фонда), то можно подумать, что имущественные позиции богатых стран по отношению к остальному миру отрицательны. Как мы видели во второй части книги, Япония и Германия обладают существенными положительными позициями по отношению к остальному миру (т. е. посредством своих домохозяйств, предприятий и правительства они владеют намного большим количеством активов в остальном мире, чем остальной мир владеет в них), что отражает большое положительное сальдо их торгового баланса в последние десятилетия. Однако позиции Соединенных Штатов отрицательны, а позиции большинства европейских стран, за исключением Германии, близки к нулю или тоже отрицательны[478].

В целом, если сложить вместе все богатые страны, их общие позиции в начале 2010-х годов оказываются немного отрицательными, составляя -4% мирового ВВП, тогда как в середине 1980-х годов они были близки к нулю, как видно на графике 12.6[479]. Тем не менее необходимо отметить, что речь идет об очень слабых отрицательных позициях (они равны всего 1 % от мирового имущества). В любом случае, как мы уже неоднократно отмечали, мы живем в историческом периоде, когда международные позиции относительно сбалансированы, по крайней мере по сравнению с колониальным периодом, когда положительные позиции богатых стран по отношению к остальному миру были несравнимо сильнее[480].

Как бы то ни было, эти официальные позиции, немного отрицательные, должны были бы означать, что позиции остального мира столь же положительны. Иными словами, бедным странам должно было бы принадлежать больше активов в богатых странах, чем богатым странам — в бедных, и это расхождение в пользу бедных стран должно было бы составлять порядка 4 % мирового ВВП (около 1 % мирового имущества). На самом деле все совсем наоборот: если мы объединим статистические данные по финансам разных стран мира, то мы придем к выводу, что и у бедных стран позиции отрицательны, а значит, позиции всей планеты, вместе взятой, очень сильно отрицательны. Иными словами, мы, по-видимому, принадлежим Марсу. Речь идет о довольной давней «статистической аномалии», которая, по оценкам международных организаций, с течением времени лишь усугубилась. Платежный баланс в мировом масштабе регулярно оказывается отрицательным: из одних стран уходит больше денег, чем попадает в другие страны, что в принципе невозможно. Однако объяснений этому не дается. Следует особо подчеркнуть, что финансовая статистика и платежные балансы в принципе относятся ко всей территории планеты (банки, расположенные в офшорах, чисто теоретически обязаны передавать свои счета международным организациям) и что эта «аномалия» может объясняться многими погрешностями и ошибками.

Сравнив совокупность имеющихся данных и изучив не исследованные до сегодняшнего дня швейцарские банковские данные, Габриэль Цукман смог доказать, что наиболее правдоподобным объяснением этого расхождения является существование значительного объема незарегистрированных финансовых активов, которые домохозяйства держат в офшорах. По его довольно умеренной оценке, этот объем равен примерно 10 % мирового ВВП[481]. Некоторые расчеты, проведенные неправительственными организациями, дают еще более внушительную сумму (в два-три раза выше). При современном состоянии имеющихся источников оценка Цукмана мне представляется несколько более реалистичной. Однако очевидно, что такие расчеты по природе своей неточны и что речь может идти лишь о нижнем пределе[482]. В любом случае, важно то, что этот нижний порог чрезвычайно велик. Он более чем в два раза превышает официальные отрицательные позиции богатых стран, взятых вместе (см. график 12.6[483]). Все указывает на то, что подавляющее большинство финансовых активов, размещенных в офшорах, принадлежит жителям богатых стран (по крайней мере три четверти). Вывод очевиден: имущественные позиции богатых стран по отношению к остальному миру на самом деле положительны (богатые страны владеют бедными, а не наоборот, что, в сущности, неудивительно), однако этот факт скрыт тем, что наиболее состоятельные жители богатых стран уводят часть своих активов в офшоры. В частности, этот результат означает, что очень сильное повышение частного имущества относительно национального дохода, которое наблюдается в богатых странах в последние десятилетия и которое мы проанализировали во второй части книги, в действительности еще сильнее, чем можно определить по официальным данным. То же касается тенденции к повышению доли крупных имуществ в общем имуществе[484]. Это прежде всего показывает трудности, с которыми сопряжено регистрирование активов в условиях глобализированного капитализма начала XXI века и которые путают наши представления об элементарной географии богатства.