В данном случае поразительно, что сжатие неравенства доходов во Франции в XX веке в основном произошло в особый период — во время потрясений 1914–1945 годов. Доля верхней децили, как и доля верхней центили, в общем доходе достигла нижней точки после завершения Второй мировой войны и так и не восстановилась после этих жесточайших потрясений (см. графики 8.1–8.2). В значительной степени сокращение неравенства в течение минувшего столетия носило хаотический характер, явившись следствием войн и вызванных ими экономических и политических потрясений, а не постепенной, согласованной и плавной эволюции. В двадцатом столетии прошлое уничтожили именно войны, а не логика мирного демократического и экономического развития.

Мы уже сталкивались с этими потрясениями во второй части книги: разрушения, вызванные двумя мировыми конфликтами, банкротства, обусловленные кризисом 1930-х годов, и особенно различные политические меры, принятые в течение этого периода (от замораживания цен на аренду жилья до национализации и эвтаназии рантье, получавших доход с облигаций государственного долга, за счет инфляции), привели к сильнейшему падению соотношения между капиталом и доходом с 1914 по 1945 год и к значительному снижению доли доходов с капитала в национальном доходе. А поскольку капитал сконцентрирован намного сильнее, чем труд, доходы с капитала в иерархии доходов имеют значительно больший вес в верхней децили (и особенно в верхней центили). Поэтому нет ничего удивительного в том, что потрясения, пережитые капиталом, особенно частным, в период с 1914 по 1945 год, привели к сокращению доли верхней децили (и в еще большей степени верхней центили) и в конечном итоге к сильному сжатию неравенства в доходах.

Поскольку подоходный налог во Франции был введен лишь в 1914 году (сенат блокировал эту реформу с 1890-х годов, и в конечном итоге закон был принят только 15 июля 1914 года, за несколько недель до объявления войны, в крайне напряженной политической атмосфере), к сожалению, не существует подробных ежегодных данных, касающихся структуры доходов в эпоху, предшествующую этой дате. Многочисленные оценки распределения доходов, проводившиеся в 1900-1910-е годы с целью рассчитать поступления от всеобщего подоходного налога, который планировалось ввести, дают приблизительные сведения об очень высокой концентрации доходов в Прекрасную эпоху. Однако их недостаточно для того, чтобы рассмотреть в исторической перспективе потрясения, связанные с Первой мировой войной (это было бы возможно лишь в том случае, если бы подоходный налог был введен несколькими десятилетиями ранее[245]). Мы увидим, что, к счастью, данные по налогу на наследство, введенному в 1791 году, позволяют исследовать эволюцию имущественного распределения на протяжении всего XIX и XX века и подтверждают тот факт, что ключевую роль сыграли потрясения 1914–1945 годов: накануне Первой мировой войны ничто не предвещало произвольного снижения концентрации собственности на капитал — совсем наоборот. Этот источник также показывает, что в 1900-1910-е годы на доходы с капитала приходилась основная часть доходов верхней центили.

От «общества рантье» к «обществу менеджеров». В 1932 году, несмотря на экономический кризис, доходы с капитала по-прежнему представляли собой основной источник дохода для 0,5 % лиц с самыми высокими доходами (см. график 8.3[246]). Если мы попытаемся таким же образом измерить структуру высоких доходов в 2000-2010-е годы, то обнаружим, что ситуация сильно изменилась. Безусловно, сегодня, как и в прошлом, трудовые доходы постепенно исчезают по мере того, как мы поднимаемся в иерархии доходов, а доходы с капитала становятся преобладающими при приближении к верхним центилям и тысячным долям распределения: эти структурные реалии остались прежними. Однако ключевая разница состоит в том, что сегодня нужно подняться намного выше, чем прежде, в социальной иерархии, для того чтобы капитал начал преобладать над трудом. В настоящее время доходы с капитала превышают трудовые доходы лишь в рамках относительно узкой социальной группы: 0,1 % самых высоких доходов (см. график 8.4). В 1932 году эта социальная группа была в пять раз больше, а в Прекрасную эпоху — в 10 раз.

График 8.3

Структура высоких доходов во Франции в 1932 году.

ордината: Доля различных квантилей в общем доходе.

Капитал в XXI веке - i_050.jpg

Примечание. Доля трудовых доходов сокращается по мере того, как мы поднимаемся в верхней децили иерархии доходов.

Источник: см. графин 8.1. Примечании, (i) Р90-95 объединяет людей, находящихся между 90-й и 95-й центилью, Р95-99 — следующие 4 %, Р99-99.5 — следующие 0.5 % и т. д. (ii) Трудовые доходы: зарплаты, премии, надбавки, пенсии по возрасту. Доходы с капитала: дивиденды, проценты, арендные платежи. Смешанные доходы: доходы лиц. трудящихся не по найму, и индивидуальных предпринимателей.

Подробнее см.: piketly.pse.ens.fr/capital21c.

Сомнений быть не может: речь идет о значительном изменении. Верхняя центиль занимает в обществе важное место (она формирует экономический и политический пейзаж); верхняя тысячная часть — намного меньшее[247]. Хотя это и вопрос степени, но он важен: бывают моменты, когда количество переходит в качество. Это изменение также объясняет, почему в иерархии доходов доля верхней центили в национальном доходе сегодня лишь немного выше, чем доля верхней центили в общем объеме зарплаты. Доходы с капитала имеют решающее значение лишь в рамках верхней тысячной, а то и верхней десятитысячной части, вследствие чего они оказывают слабое влияние на долю верхней центили, взятой в совокупности.

График 8.4

Структура высоких доходов во Франции в 2005 году.

ордината: Доля различных квантилей в общем доходе.

Капитал в XXI веке - i_051.jpg

Примечание. Во Франции в 2005 году доходы с капитала преобладали в рамках 0.1 % самых высоких доходов, а не 0.5 % самых высоких доходов, как в 1932 году.

Источники: piketty.pse.ens.fr/capital2Ic.

В целом можно сказать, что мы перешли от общества рантье к обществу менеджеров, т. е. от общества, где в верхней центили массово преобладали рантье (лица, владеющие достаточно крупным имуществом для того, чтобы жить на получаемую с него ежегодную ренту), к обществу, где вершина иерархии доходов — в том числе и верхней центили — в подавляющем большинстве состоит из наемных работников, получающих большую зарплату, т. е. людей, живущих на свои трудовые доходы. Можно выразить это точнее — или менее оптимистично: мы перешли от общества супер-рантье к менее крайней форме общества рантье, чем в прошлом, где шансы на успех за счет труда более уравновешены с возможностями добиться успеха благодаря капиталу. Важно подчеркнуть тот факт, что во Франции эти перемены ни в коей мере не были обусловлены каким-либо расширением иерархии зарплат (она оставалась стабильной на протяжении длительного времени: наемный труд никогда не был таким однородным, каким его иногда представляют), а были вызваны исключительно падением высоких доходов с капитала.

Подытожим: во Франции рантье — или по крайней мере девять десятых из них — опустились ниже менеджеров, а не менеджеры превзошли рантье. Следует выяснить причины этого долгосрочного изменения, не являющегося априори неизбежным, поскольку, как мы увидели во второй части книги, соотношение между капиталом и доходом в начале XXI века достигло почти столь же высокого уровня, как и в Прекрасную эпоху. Крах рантье в 1914–1945 годах представляет собой очевидную часть истории. Сложнее и в определенном смысле важнее и интереснее понять причины, по которым они не сумели восстановить свое положение. Среди структурных факторов, которые могли ограничить концентрацию имущества в период после Второй мировой войны и тем самым помешать восстановлению общества рантье в крайних формах, имевших место накануне Первой мировой, особое внимание обращает на себя введение прогрессивного налогообложения на доходы, имущество и наследство (оно практически отсутствовало в XIX веке и до 1920-х годов). Однако, как мы увидим, значительную и, возможно, не менее важную роль могли сыграть и другие факторы.