Чтобы не провоцировать излишнего любопытства, она взяла с собой фонарь, хотя и не нуждалась в освещении. Маны прекрасно обходились без него. Ни на стенах, ни под потолком она не увидела ни одной электрической лампочки. И в разгар яростного боя в дредноуте было темно, как в гробнице.

Корабль лишился прежних хозяев, но в нем присутствовал намек на манов. Некое ощущение. И Джез отправилась на поиски, хотя сама не знала, что ее ожидает.

Я – часть их. Они – часть меня. Но я совсем не понимаю их.

Она обнаружила трап и поднялась по нему. На середине лестницы посветлело. Теперь она оказалась в просторном вытянутом помещении. Перед ней по левому борту корабля покоились шесть автоматических пушек. В открытые бойницы дредноута лился скудный серый дневной свет.

Она приблизилась к ближайшему орудию. Рядом находился стул для артиллериста и ржавая панель управления. Джез провела рукой по сиденью, кончики пальцев оставили в пыли отчетливые полоски.

Как они живут, эти существа? Спорят ли между собой, надеются, любят? О чем размышляют? И думают ли они вообще?

Она отдернула руку. Даже мысленно задавать подобные вопросы – опасно. Слишком велико искушение. Она припомнила чувство связи, родства, которое испытала, пребывая на грани превращения. В тот момент она осознала, насколько одинока и оторвана от мира. Но от одиночества страдают все люди. Маны же связаны между собой – каждый со всеми. И прикосновение к их сообществу оказалось заразным.

Оно продолжалось лишь мгновения, но навсегда запечатлелось в памяти. Миг прозрения для слепой, которую вновь швырнули во мрак. Разве возможно желать большего? Но какова цена? Если она уподобится ману, то перестанет быть человеком. Ее личность растворится, исчезнет. Джез не могла допустить, чтобы маны поглотили ее.

«Я – смертная, – думала она, обращаясь к кораблю. – И будьте вы прокляты за то, что пытаетесь превратить меня в кого-то другого».

Она двинулась дальше по артиллерийской палубе и добралась до трапа, который вел наверх. Джез поднялась по нему и попала в темный и холодный коридор с вереницей дверных проемов.

Из одного из них торчала рука.

Джез уставилась на нее. Предплечье, видимое до локтя, валялось на полу. Рваный, обтрепанный рукав. Желтоватая, восковая кожа. Длинные щербатые ногти.

Она приблизилась. Очевидно, тело лежало в комнате. А там…

…было несколько дюжин трупов.

Посредине помещения возвышался медный глобус с обсидиановым[3] рельефом, который изображал все земли Аталона. На противоположной стене имелся иллюминатор. Снаружи его заплели лозы дикого винограда, но тусклые лучи солнца пробивались в помещение. Рядом висели карты. Из обстановки – только письменный стол и стеллаж. Книги при аварии рассыпались и кучей громоздились на телах манов.

Несомненно, она – в салоне капитанской каюты. И сам хозяин был здесь – одетый в потрепанную шинель и обутый в сапоги.

Возможно ли, чтобы мертвый погибал снова?

Они лежали так несколько десятков лет. Но прекрасно сохранились и могли сойти за живых. Тление, охватившее дредноут, не коснулось его команды.

Она переступила через тело на пороге каюты. Маны почти ничем не отличались друга от друга. На первый взгляд вроде бы человек, но с чудовищно искаженным обликом. С усохшего лица таращились в пространство желто-красные глаза. Растянутый в ухмылке рот обнажал острые зубы.

Некоторые казались чересчур уродливыми, другие – не очень. Кое-кто выглядел истинным чудовищем, а его сосед сохранил человеческие черты. Одного Джез даже могла назвать красивым. Лохмотья перемежались доспехами, собранными из разных комплектов. Прежде в таком старомодном облачении разгуливали рыцари. Ни на ком из манов Джез не обнаружила признаков насилия, если не считать их поз. Их будто разом швырнуло о стену, покорежило, и они навеки застыли.

Запах – ужасающий и успокаивающий – чувствовался в каюте гораздо сильнее. Сухой, звериный. Метка манов.

Джез отвернулась. Ей стало больно. Почему-то это зрелище рождало в ее груди тупую тоску.

Они казались не мертвыми, а спящими.

Ее взгляд пробежал по разбросанным по комнате книгам. Многие были раскрыты. Вот и родной вардийский. Классические произведения, которые она читала когда-то. Встречались тома на самарланском, такийском и на незнакомом ей языке.

Она выудила ближайшую книгу и принялась рассматривать ее. Буквы – изящные и сложные, состояли только из кривых линий. Окружности и полусферы, пересеченные дугами. Ни единой прямой черты.

«Откуда она взялись?» – удивилась Джез. Книга отпечатана в типографии и профессионально переплетена. Джез, нахмурившись, пытаясь угадать место издания. Пелешар? Наверняка.

А если маны тоже располагали типографиями?

Возможно, у них была своя собственная литература.

Эта мысль ошеломила ее. Джез видела, как они явились с неба, чтобы похитить и истребить обитателей маленького северного городка. Беспощадные создания, прыгавшие с крыш. Они мелькали, как зыбкие язычки пламени, и двигались настолько быстро, что глаз не успевал зафиксировать облик. Маны нападали на людей, как хищники, и рвали их на части с беспощадной жестокостью.

Но они же строили воздушные корабли и летали на них. Они разбирали целые заводы и, вероятно, строили их заново. А теперь выяснилось, что они занимались писательским трудом.

Джез разжала пальцы. Книга упала на пол. Ее рассуждения не имели никого смысла. Ее против воли включили в «закрытый клуб», но она не знала ни о его членах, ни об уставе. Неужели маны являются цивилизацией? Это вообще не вязалось с их заслуженной репутацией зверских – даже не грабителей – убийц. Никто не слышал их речи. Так кто же они такие? Звери? Люди? Или нечто среднее?

И, кстати, кто – она?

Она нагнулась над кучей тел. Капитан был бородат, его лицо наполовину скрывала шляпа, но яростные красные глаза до сих пор пылали, а зубы поблескивали. Поддавшись неясному порыву, Джез потянулась к его руке.

Я просто докажу себе, что я не боюсь. Они не овладеют мною. Я смогу.

Ее пальцы сомкнулись на кисти мана, и тут же, словно прорвало плотину, в ее сознание хлынули образы. Джез подхватил и понес поток стенаний и мольбы.

…мятежник, человек, ставший маном и не желавший им быть… никаких налетов, убийств и захвата пленников. Нет призывам. Нет…

…они отвернулись от своих собратьев, команда отправилась к новой жизни, к затворничеству, к другому миру…

…но затем явилась утрата, потеря! Прежде они были частью множества, теперь их осталось мало…

…Они были любимы, но отринули эту любовь. Осознание сделанной ужасной ошибки подкосило их, но вернуть прошлое нельзя, и они продолжили путь…

…в одиночество, бесконечное, всепоглощающее…

…слишком тяжкое бремя…

…чудовищное…

Джез вынесло на берега реальности, и она очнулась в капитанской каюте. Ей сделалось невероятно холодно. Чувствуя, что к глазам подступают слезы, она неловко отступила от кучи мертвых тел. Капитан смотрел сквозь нее остекленевшими глазами. Она знала, что кроется за этим взглядом. Ее до глубины души потрясла трагедия, непередаваемая скорбь погибшей команды. Маны отрезали себя от остальных и вырвались на свободу. Но она убила их.

«Они погибли от одиночества», – подумала она.

Она услышала шаги в коридоре и подняла голову. В двери с фонарем в руке стоял Сило. На его непроницаемом лице мелькнула тень тревоги.

– Выполняю приказ кэпа, – сообщил он.

Внезапно Джез метнулась к нему и обняла. Все, что она чувствовала, – страх, и ужас, скорбь переполнили ее до краев.

Сило молча обнимал ее одной рукой, пока Джез, как ребенок, рыдала у него на груди.

Крейк отчетливо ощущал свой собственный запах. Едва он взялся за работу, как из его пор повалил алкогольный перегар. Желудок раздулся, в нем то и дело начинались рези. Крейк не мог понять, голоден он или нет. От малейшего усилия, которое приходилось прилагать, сердце начинало ошалело колотиться. Он работал, стоя на коленях на железном полу, и колени заболели.