Галина приросла к штурвалу. Нечеловеческими усилиями она выровняла самолет, когда земля уже совсем наплывала на нее.

Непогода сопутствовала ей всю дорогу. Каждый раз после посадки старые пилоты не советовали стартовать и беспокойно покачивали головами, глядя на маленькую решительную летчицу.

Она нигде не ночевала; наскоро подкреплялась тут же, на аэродроме, заправляла самолет горючим и летела дальше, летела вперед и вперед, решительная, упрямая, неутомимая.

Когда она увидела перед собой огромную Москву и знакомый аэродром, она почувствовала, как смертельно устала, и, не выпуская из рук штурвала, откинулась на сиденье самолета и на секунду закрыла глаза.

Комдив Андрей Васильевич Кондратов встречал ее на аэродроме. Он посмотрел в ее глаза, красные от бессонных ночей, и молча обнял ее.

И она поняла все… И тогда впервые за все эти дни она, прислонясь головой к его шинели, по детски всхлипнула.

Как когда-то много дней назад, они сели вместе в машину и поехали через весь город. Миновали парк, и комдив вспомнил, как бродили они здесь ранней осенью и качались в лодках качелей. Он грустно взглянул на Галину, такую родную и близкую, прикорнувшую рядом с ним на широком сиденье автомобиля.

Весь вечер Андрей Васильевич рассказывал Гале о последних днях Саши Соколина.

Она перебирала письма, конспекты для академии.

Между страницами книги Ганса Дельбрюка она нашла свою короткую, состоящую из двух слов телеграмму.

Галя передала комдиву рассказ Гордеева. Комдив слушал молча. Глубокая вертикальная морщина прорезала его высокий лоб до самого переносья.

Клавдия Филипповна уложила полумертвую от усталости девушку, и Галя сразу заснула.

А комдив долго еще сидел в раздумье за своим письменным столом. Он писал, медленно зачеркивая написанное, вставал, ходил по комнате и снова писал.

Необычайный рапорт писал комдив. Рапорт народному комиссару о героических подвигая бывшего командира первого батальона первого полка вверенной ему, Кондратову, дивизии, капитана Соколина, капитана, против фамилии которого в списках бойцов Рабоче-Крестьянской Красной армии значилось сурово и неумолимо: снят со всех видов довольствия. Причина: смерть.

Комдив предложил ей остаться в дивизии. Он не хотел отпускать Галину. Он перенес на нее ту любовь, которую испытывал к Саше Соколину.

И Галя тоже любила его. Он был теперь, после смерти Саши, самым близким ей человеком.

Она почти готова была согласиться…

Маршал вызвал ее к себе.

Она никогда не видала его так близко и оробела.

— Лейтенант Сташенко. Явилась по вашему приказанию, — отрапортовала она.

— Я слышал о вашем перелете, лейтенант, — сказал маршал. — Следовало бы поругать вас.

— Я слышал о вашем перелете, лейтенант, — сказал маршал.

Он с удивлением осмотрел ее маленькую, хрупкую фигурку и покачал головой. — Да вот комдив Кондратов за вас ходатайствует.

Он смотрел на нее чуть усталыми добрыми глазами. Она передала ему пакет с Дальнею Востока. Он вскрыл его, пробежал глазами и улыбнулся.

Потом он стал совсем серьезным и даже строгим.

— У вас большое горе, товарищ Сташенко. Я знаю это. И я понимаю. Такое горе скоро не забывается. Но я вызвал вас потому, что я хочу лично просить вас найти в себе силы перебороть горе.

Она стояла перед ним взволнованная и потрясенная. Тысячи лейтенантов, таких, как она, были в частях, которыми он руководил. И он знал о ее жизни, о ее горе, он нашел ее, маленькую Гальку Сташенко, чтоб сказать ей задушевные слова поддержки и ободрения…

— Комдив Кондратов просят оставить вас у него в дивизии. Я не буду возражать, если вы захотите. Но… — Маршал подошел к ней и взглянул ей прямо в глаза. — Нам нужны волевые командиры. Человек, проделавший такой перелет, как вы, должен вернуться сейчас (он подчеркнул это слово) туда, в Приморье. Я назначаю вас командиром боевого звена истребителей имени капитана Соколина.

…Имени капитана Соколина. Она не ослышалась— Звено имени капитана Соколина.

А маршал продолжал своим властным громким голосом:

— Правительство постановило за героический подвиг наградить капитана Соколине орденом Красного Знамени. Я приказал передать этот орден лучшему боевому звену истребителей Приморья. Я хочу поручить это звено вам, лейтенант Сташенко.

Галя, побледнев, стояла перед маршалом.

Ей хотелось сказать маршалу, как гордится она таким доверием, как ей хочется жить и жить.

Маршал смотрел на нее выжидающе, чуть улыбаясь.

Она смело встретила его взгляд, выпрямилась и сказала твердо и решительно:

— Есть, товарищ маршал Советского Союза, принять боевое звено истребителей имени орденоносца капитана Соколина!

Она улетела обратно к океану.

Андрей Кондратов провожал ее. С грустью смотрел он на ее похудевшее, такое милое лицо. Но он понимал, что она должна была поступить именно так.

Столько хотелось сковать в эти последние минуты! Когда еще придется им встретиться… Он даже немного завидовал своему другу Павлу Дубову…

Рядом с ним, над его территорией, будет летать Галя Сташенко — командир боевого ввела имени капитана Соколина.

День был тихий, лётный. Комдив отпустил машину. Они молча шли к аэродрому. Прохожие оборачивались, глядя на них; прохожие с удивлением следили за этой необычной парой — худенькой девушкой с голубыми петлицами и квадратиками старшего лейтенанта рядом с высоким немолодым комдивом.

Кто она — героиня, парашютистка? Знаменитая летчица?

А для него она была совсем не героиней и не знаменитой парашютисткой, она была Галина, просто Галя. И ему бесконечно тяжело расставаться с ней.

Так и дошли они до аэродрома Она переоделась. Самолет уже ждал. Кондратова задержал начальник аэродрома.

И вот он шагает через весь аэродром.

У самолета стоит молодой летчик в комбинезоне и черном шлеме, совсем не похожем на перекроенный берет… Как недавно и как давно это было!

Он обнимает Галину и крепко-крепко целует ее. Ему кажется, что щеки ее влажны.

Она влезает в кабину. Шумит мотор…

И вот она уже в воздухе. И озорной ветер несется за нею.

Она нагибается, машет рукой, она что-то кричит. Но ветер уносит ее слова… И нет никакой возможности поймать их и задержать их стремительный полет.