– Сир, – снова заговорил епископ, – это еще не все. Также необходимо защищать тех, кто вам предан. Сир, без вашего ведома одного из самых верных слуг Вашего Величества заключили в Бастилию. Сир, я прошу вас подписать приказ об освобождении этого отважного защитника престола.

– Хорошо. Это мне нравится гораздо больше, – улыбнулся Людовик. – Как зовут этого человека?

– Сир, имя его отца – Босамблан, – ответил Ришелье.

– Как! – вскричал король. – Это сын слуги моего отца?

– Да, сир, – подтвердил епископ. – Он взял имя Лаффема.

– И вы говорите, что он в Бастилии? – побледнел юноша.

– Да, сир, – снова кивнул Ришелье. – Он попал туда за то, что слишком ревностно защищал Ваше Величество.

– Хорошо, – проговорил Людовик Тринадцатый, сжав зубы.

Он открыл выдвижной ящик секретера и достал оттуда две бумаги. Они были почти заполнены: надо было лишь внести имена и поставить подпись. Это были приказ об аресте и приказ об освобождении.

– Мне нужно сказать Вашему Величеству еще несколько слов, – произнес епископ.

– Говорите, – вновь повернулся к нему Людовик. – Я полностью доверяю вашим советам.

Ришелье поклонился и прижал руку к груди.

– Господина де Лаффема заточили в Бастилию люди, которые хотели лишить вас верного слуги, – вкрадчиво начал он. – С ними нужно быть поосторожнее, поэтому пускай они думают, что господин де Лаффема по-прежнему томится в своей камере. Следовательно, не стоит вносить его имя в список лиц, покинувших тюрьму. И в то же время его имя, разумеется, должно остаться в списке заключенных.

– Вы подумали обо всем! – воскликнул король, восхищенно глядя на епископа.

– Да, сир, обо всем! По той же причине господин де Гиз не должен знать, что маркиз де Сен-Мар в Бастилии, – решительно продолжал Ришелье. – Поэтому имя маркиза не стоит упоминать в записях.

Людовик поежился. Ришелье заговорил о том, чтобы освобождение Лаффема держалось в глубокой тайне только для того, чтобы в списках арестованных не появилось имени Сен-Мара.

– Вы правы, – сказал наконец король. – Никто не должен знать, что господин де Лаффема на свободе, а господин де Сен-Мар в тюрьме.

Людовик взял перо и задумался. Казалось, он колеблется. Ришелье ласково произнес:

– Если Ваше Величество позволит, то я продиктую…

Король грустно кивнул. Тогда епископ начал говорить, а Людовик – писать:

Приказ коменданту

нашей крепости Бастилия

Господин де Невиль передаст подателю сего письма заключенного , которого ему укажут; этот заключенный покинет Бастилию без всяких формальностей; присутствие при этом охраны запрещается.

Податель сего письма доставит в Бастилию другого заключенного , какового господину де Невилю надлежит поместить в камеру. Коменданту , охране и надзирателям запрещается разговаривать с заключенным и пытаться узнать его имя.

Приказ вступает в силу с момента получения письма.

Лувр , девятнадцатый день декабря года 1616.

Людовик ,

Король Франции и Наварры.

Король расписался.

Ришелье схватил документ и тут же исчез.

Вернувшись на набережную Огюстен, епископ послал за кадетом из Турени.

– Господин де Шеман, – сказал он ему, – соблаговолите прочесть вот это.

Молодой человек исполнил распоряжение Ришелье.

– Вы все поняли, Шеман? – строго спросил тот.

– Да, монсеньор, – кивнул туренец. – Речь идет о двух узниках: одного надо вывести из Бастилии, а второго надо туда доставить. А как зовут человека, которого я должен освободить? Нужно, чтобы я знал его имя.

– Лаффема, – коротко ответил епископ.

– А кто второй? – поинтересовался де Шеман.

– Заключенный с первого этажа, – заявил Ришелье.

– Как! – вскричал туренец. – Господин де…

– Заключенный с первого этажа! – перебил его Ришелье. – Прочтите еще раз приказ. Горе тому, кто узнает его имя!

– Хорошо, монсеньор. Я отправляюсь, – заторопился де Шеман.

– Не сейчас, – остановил его епископ. – Позже, когда Париж уснет. В десять часов. Надежная карета. Кто-нибудь из ваших людей – хорошо вооруженный. Вы рядом с узником, с пистолетом в руке.

Кадет сунул приказ в карман и уже собрался уходить, но Ришелье задержал его.

– Кстати, – произнес епископ, – предупредите господина де Невиля, что завтра утром я приеду к нему сам, чтобы отдать распоряжения, касающиеся нового заключенного. А теперь идите!

Оставшись один, Ришелье направился к комнате Марион Делорм. Он долго стоял под дверью, но, так ничего и не услышав, удалился… Вскоре епископ был уже в седле. Улыбнувшись, он проговорил:

– А теперь посмотрим на праздник маршала д'Анкра!

Если бы Кончини видел эту улыбку, он бы не на шутку испугался.

Зарешеченное окно камеры номер четырнадцать в Казначейской башне выходило на поля и луга. Четверо часовых стояли у подножия башни, еще четверо – на крепостной стене.

Конде закончил скудную трапезу. Охранник унес посуду. Тогда заключенный подошел к окну. Внезапно он вздрогнул.

«Кто этот человек? – прошептал Конде. – Что он здесь делает? Чего ждет?»

Какой-то мужчина, стоявший по ту сторону рва, внимательно смотрел на Бастилию.

И вдруг принца осенило: этот человек пришел сюда ради него!

Схватив клочок бумаги, он быстро написал несколько слов и завернул в листок монету в пять ливров.

Затем Конде снова кинулся к окну. Мужчина стоял на прежнем месте.

Тогда принц громко крикнул, чтобы привлечь его внимание, и, просунув руку между прутьями, швырнул записку вниз.

Она упала, и человек тут же подобрал ее. Внезапно раздались выстрелы. Мужчина бросился бежать и вскоре скрылся из вида. На лестнице раздался громкий топот. Через несколько секунд в камере появился комендант Бастилии в сопровождении десяти охранников.

– Что вы от меня хотите? – в ужасе пробормотал Конде.

– Монсеньор, – произнес де Невиль, – вы бросили записку прохожему. Отрицать бесполезно: мы все видели. Я вынужден строго наказать вас.

– Наказать? – вздрогнул принц.

– Теперь вы будете находиться в другом месте! Стража, отведите монсеньора к Четвертому Колодцу! Это как раз одна из излюбленных камер принцев. Окно там выходит во внутренний двор.