— Настоящие корабли разбиваются. Дар.

Что, Белл попыталась пошутить? Значит, еще не все потеряно!

Одрейд махнула рукой в сторону проецирующего устройства; появилось изображение Таамлан в Транспортном Зале:

— Там?

— Да? — не отрываясь от списка заданий.

— Как скоро мы можем отправиться в путь?

— Примерно через два часа.

— Скажи, когда будешь готова. Ах, да: Стрегги тоже едет с нами. Приготовь место и для нее, — Одрейд отключила изображение прежде, чем Тамалан ответила.

Одрад знала, что сейчас ей надлежит заниматься делом. Там и Белл не были единственной заботой Преподобной Матери.

У нас осталось шестнадцать планет… и это — включая Баззел, находящуюся в непосредственной опасности. Всего шестнадцать! Одрейд заставила себя не думать об этом. У нее было не так много времени. Мурбелла. Должна ли я связаться с ней и… Нет. Это может подождать.

Новая Комиссия Прокторов? Пусть с этим разбирается Белл. Роспуск общины? Втягивание персонала в новое Рассеяние заставило людей объединяться.

Остаться впереди пустыни! Это огорчало, и Одрейд не была уверена, что сможет заняться этой проблемой сегодня. Мне всегда беспокойно перед поездкой.

Одрейд быстро покинула рабочую комнату и тихо, почти на цыпочках, пошла по коридору, глядя, как работают ее подчиненные, останавливаясь в дверях, замечая, что читают ученики, как они ведут себя во время ежедневных упражнений прана-бинду.

— Что здесь читаешь? — спросила она у молодой послушницы второй ступени, сидевшей перед проектором в полутемной комнате.

— Дневники Толстого, Преподобная Мать.

Знающий взгляд послушницы словно говорил: «Есть ли эти слова прямо в вашей Иной Памяти?» Вопрос прямо-таки вертелся у девчонки на кончике языка! Они всегда устраивали такие мелкие проверки, когда заставали ее одну.

— Толстой — это фамилия! — резко ответила Одрейд на невысказанный вопрос, — Упоминание о дневниках заставляет меня думать, что ты говоришь о Графе Льве Николаевиче.

— Да, Преподобная мать, — ответ прозвучал смущенно — она явно уловила упрек.

Смягчившись, Одрейд обронила:

— «Я не река, я сеть». Он сказал эти слова в Ясной Поляне, когда ему было только двенадцать. Ты не найдешь этих слов в его дневниках, но, быть может, это самые важные слова, которые он когда-либо произносил.

Одрейд пошла прочь прежде, чем послушница успела поблагодарить ее. Вечно учить!..

Она прошла вниз, к главным кухням, и осмотрела их. Проверила, нет ли следов жира в кухонной посуде, проведя пальцем по внутреннему краю, уголком глаза заметив, как настороженно следит за ней повар-учитель.

В кухне царили аппетитные запахи — тут готовился ленч. Звенели ножи, булькали кастрюли, но звуки голосов умолкали, стоило ей только войти.

Она прошла мимо деловитых поваров к возвышению, на котором восседал главный повар-учитель. Это был огромный полный человек с сильно выдающимися скулами; лицо его было красным, как мясо, за приготовлением которого он наблюдал. Одрейд не сомневалась в том, что он — один из величайших поваров в истории. Имя у него было вполне подходящее: Плачидо Салат. Он был уверен, что занимает уютный уголок в ее мыслях, и уверенность эта была продиктована несколькими причинами, включая и ту, что он обучал ее собственного повара. Важные посетители во времена, когда никто и не слышал о Чтимых Матре, отправлялись в путешествие по кухне и имели возможность попробовать некоторые особенные блюда.

«Позвольте мне представить вам нашего старшего повара, Плачидо Салат…?

Его говяжье плачидо вызывало зависть у многих. Почти сырое мясо, подаваемое с травами и горчичным соусом, лишь оттенявшим вкус мяса.

Одрейд считала это блюдо слишком экзотическим, но никогда не высказывала замечания вслух.

Когда, наконец, она полностью завладела вниманием Салат (после того, как он на мгновение отвлекся, чтобы дать указания по готовящемуся соусу) Одрейд сказала:

— Мне хочется съесть что-нибудь особенное, Плачидо.

Он узнал начало. Так она всегда начинала разговор, собираясь попросить свое «особенное блюдо».

— Может быть, тушеные устрицы? — предположил он.

Это похоже на танец, подумала Одрейд. Они оба знали, чего она хочет. — Великолепно! — сказала она и начала требующееся представление:

— Но с ними нужно обращаться осторожно, Плачидо, чтобы не переварить устрицы. Немного молотого сушеного сельдерея в бульон…

— И, может быть, немного паприки?

— Мне это всегда нравилось. Будь очень осторожен с меланжем — его нужно только каплю, не больше.

— Разумеется, Преподобная Мать! — повар выкатил глаза в ужасе от мысли, что он мог бы положить слишком много меланжа. — Так легко проглядеть и позволить спайсу преобладать.

— Приготовь устриц в бульоне из морских моллюсков, Плачидо. Я хотела бы, чтобы ты присмотрел за ними сам, нужно слегка перемешивать их, пока краешки устриц не начнут слегка заворачиваться.

— И ни секундой дольше. Преподобная Мать.

— Подогрей немного жирного молока. Не кипяти его!

Плачидо изобразил изумление: неужели она могла заподозрить его в том, что он станет кипятить молоко для ее тушеных устриц?

— В блюдо, в котором будут подавать устриц, нужно добавить капельку масла, — сказала Одрейд. — А сверху залить бульоном.

— Без шерри?

— Как я рада, что ты лично заботишься о моем любимом блюде, Плачидо! Я совсем забыла о шерри.

Преподобная Мать ничего не забывала, и все знали об этом, но это было одной из фигур танца.

— Три унции шерри в готовящийся бульон, — сказал повар.

— Нагрей его, чтобы избавиться от алкоголя.

— Разумеется! Но нельзя повредить вкусу…

Сидя за маленьким столом, Одрейд съела две тарелки тушеных устриц, вспоминая, как любила их Дитя Моря. Папа познакомил ее с этим блюдом, когда она только-только научилась подносить ложку ко рту. Он готовил это блюдо сам, по собственному рецепту. Одрейд передала рецепт Салат. Она воздала должное вину:

— Мне особенно понравилось то, что к этому блюду ты выбрал Шабли.

— Это один из лучших сортов вин, которые у нас есть. Оно великолепно оттеняет приправы к устрицам.

Тамалан отыскала Одрейд в алькове. Они всегда знали, где искать Преподобную Мать, когда им нужно было найти ее.

— Мы готовы, — на лице Там отражалось нечто напоминающее неудовольствие.

— Где мы остановимся вечером?

— Эльдио.

Одрейд улыбнулась; она любила Эльдио.

Там старается угодить мне, потому что я в критическом настроении? Может быть, это попытка несколько отвлечь мое внимание…

Следуя за Тамалан к транспортным докам, Одрейд подумала, что весьма характерно желание старшей женщины путешествовать на подземном транспорте, Наземные путешествия раздражали ее: «Кому в моем возрасте хочется тратить время даром??

Одрейд не любила подземного транспорта. В нем человек заперт и так беспомощен! Сама она предпочитала передвигаться по земле или летать на топтере, подземку же использовала только когда дело было спешным, но без колебаний посылала письма и посылки пневмопочтой. Письму безразличен способ передвижения.

Эта мысль всегда наводила ее на раздумья о сети связи, приспособленной ко всем ее передвижениям.

Где-то в глубине (всегда существовало это «где-то в глубине») автоматическая система передавала сообщение, устанавливала связь и заботилась (в большинстве случаев) о том, чтобы важные послания попадали к адресату.

Когда не требовалась Линия Личной Доставки (все они называли ее ЛЛД), возможны были личные или визуальные контакты наряду со световыми линиями. Внепланетная связь представляла собой отдельную проблему, особенно в эти времена Великой Охоты. Самым безопасным было послать в качестве связного Почтенную Мать, несущую послание в памяти. Каждый из посланцев теперь принимал все большие дозы шере. С помощью Т-проб можно было читать даже в мертвом мозгу, если он не был защищен воздействием шере. Каждое сообщение, передававшееся на другую планету, было зашифровано, но враг мог найти ключ к шифру, несмотря на то, что каждый шифр использовался только единожды. Передача межпланетных сообщений представляла большую опасность. Может быть, именно поэтому Рабби до сих пор молчал.