«Как я уже упоминал, ракетные дела в своё время курировал Берия. А он не любил, когда ему перечили. Едва успели отгреметь пушки, как на Украину нагрянула комиссия, наделённая чрезвычайными полномочиями. Требовалось срочно подобрать место под первый в стране ракетный полигон.

Обосноваться решили с комфортом. Поначалу замахнулись на огромный кусок Черноземья в районе Мариуполя. Приступили к изысканиям, чертили карты. Отец ничего не знал. В те годы не рекомендовалось совать нос в дела соседа, особенно столь могущественного. Да и его самого тогда пшеница, сахарная свёкла, подсолнечник интересовали куда больше, чем ракеты. Тревожную новость принёс секретарь обкома: военные колесят по самым плодородным полям, что-то замеряют, по слухам, грозят всех выселить и построить то ли завод, то ли полигон, то ли ещё что-то особо секретное.

Отец вызвал председателя комиссии к себе, пока он на Украине Председатель Совета министров и Первый секретарь ЦК КП(б)У. Разговор не получился, тот руководствовался предписаниями Москвы, и никакие ссылки на плодороднейшие земли, богатые сёла не действовали. В те годы по мановению руки, да что там руки – пальца переселяли целые народы, а тут два-три десятка деревень…. Да и не в Сибирь их ссылают, разместятся поблизости.

Как и американцы во Флориде, комиссия наметила разместить площадки поближе к морю, штаб и другие службы предполагалось построить на самом побережье, у песчаных азовских пляжей. Правда, стремясь ближе к открытой воде, американцы не столько думали о комфорте, сколько об экономике. Отработавшие своё ракетные ступени, падая в океан, никому не угрожали, разве что случайному кораблю. Так что даже не возникало разговора о создании зон отчуждения по трассе полёта, скупке земель и других хлопотах. А всё это влетало в копеечку.

У нас же всё наоборот. Оно и понятно, не в Турцию же стрелять. Трасса испытаний протянулась через донские степи к Сталинграду. Предстояло массовое переселение.

Отец просто взбеленился и, как только закрылась дверь его кабинета за несговорчивым председателем, схватил трубку ВЧ и попросил его соединить с Берией. Отношения между ними сохранялись хорошие, многие их даже считали друзьями. Но тут ничего не помогло, Берия считал, что отец суётся не в своё дело, и наотрез отказался пойти навстречу.

Оставалась последняя возможность – Сталин. Тут требовалось особое искусство. Мало подобрать аргументы, нужно ещё выбрать момент…. Поспешишь – людей насмешишь, а запоздаешь – Берия доложит первым. Тогда лучше вообще не соваться.

Отец не раз вступал в спор со Сталиным, порой добивался своего. Но кто знает, чем могло кончиться очередное проявление самостоятельности. На сей раз отцу повезло. Ему удалось убедить Сталина, что густонаселённые районы Украины не лучшее место для таких дел. Главным аргументом послужила не необходимость переселения тысяч людей, а требование сохранения секретности. Ведь ракеты полетят над десятками сёл, всех не выселишь. Сталин согласился, Берия получил указание подыскать полигону место подальше от людских глаз. Выбор пал на Капустин Яр»…

В Интернете нашёл следующее: до июня 1947 г., как свидетельствуют архивные документы, предпочтение отдавалось станице Наурской в Грозненской области. В одной из докладных записок маршала артиллерии Н. Яковлева говорилось: "Строительство ГЦП в районе станицы Наурской дает возможность проложить трассу испытаний до 3000 километров и обеспечить проведение испытаний не только ракет дальнего действия, но и всех видов сухопутных зенитных и морских реактивных снарядов. Этот вариант потребует наименьших материальных затрат на переселение местного населения и по переводу предприятий в другие районы". Против строительства полигона в Наурской выступил только министр животноводства Козлов, мотивировавший свой протест необходимостью отчуждения значительной части пастбищных земель.

Здешними местами военное ведомство интересовалось ещё и до Великой Отечественной войны. Так, в беседе со мной один из старожилов села Капустин Яр, Киселёв Василий Иванович, вспоминал: «В 1938 году было мне 9 лет. Жили мы с родителями на хуторе Ерошков, рядом был колхоз. Как-то бригадир говорит моему отцу: «Иван Ермолаевич, запрягай самых лучших коней, в правлении сидят два военных инженера, вези их сюда. Будешь потом с ними ездить, куда скажу». Привёз их отец, они ночевали, гостевали у нас. Телегу подлатали, оси смазали, на колесо привязали красную тряпку. Я спрашиваю: «Тятя, а зачем тряпка?» «Километры будем считать», – ответил отец. И с июля по октябрь эти военные вместе с отцом ездили по степи на той телеге от хутора к хутору, всё что-то вымеривали. Доезжали аж до Красного Кута…».

Дело в том, что ещё до войны, начиная с 1937 года, подыскивалось место для создания артиллерийского полигона, который первоначально планировалось разместить южнее Сталинграда с «заходом» на часть территории Калмыкии и Астраханской области. Но после начала Великой Отечественной войны эти планы были свёрнуты, а потом и необходимость в таком полигоне отпала.

В начале октября 1947 года Совет Министров СССР принял специальное постановление, подписанное И. Сталиным, в связи с созданием полигона «Капустин Яр». В нём предусматривался комплекс самых разнообразных мер, подлежащих немедленному исполнению властным структурам, прежде всего Сталинградскому и Астраханскому облисполкомам. В этом документе, ксерокопию которого мне довелось видеть, было предусмотрено всё, вплоть до, казалось бы, мелочей: кто куда и в какой срок переселяется, какая и кому из числа переселяемых помощь оказывается, какие колхозы и где укрупняются, какие прекращают существование, какие кредиты, ссуды, стройматериалы, горючее и транспорт выделяются и прочее, и прочее.

Министерству вооружённых сил, например, помимо всего остального, предписывалось выделить 300 грузовых машин для перевозки имущества переселяемых из расчёта:  150 – Сталинградскому, 100 – Астраханскому облисполкомам, 50 – Калмыкии…

Ещё до утверждения местоположения полигона шло формирование управлений, частей и подразделений в соответствии с утверждёнными штатами, комплектование и обучение, предварительная подготовка к испытаниям и пускам.

Начальником полигона был назначен молодой 39-летний заместитель командующего артиллерией Южной группы войск гвардии генерал – лейтенант артиллерии Вознюк Василий Иванович, человек огромного природного ума, несгибаемой воли, неиссякаемой энергии, активный участник Великой Отечественной войны, впоследствии ставший генерал-полковником, Героем Социалистического Труда.

(О его жизненном пути, его судьбе мы расскажем далее, в отдельной главе, посвящённой основателю полигона и города ракетчиков).

В знойные июльские и августовские дни на железнодорожную станцию Капустин Яр начали прибывать из Германии, Москвы и других мест эшелоны с техникой, людьми, строительными материалами и различным оборудованием.

Здесь, на относительно небольшом пространстве, были сосредоточены три инженерно-строительных бригады по 4-5 батальонов каждая. Кроме них, было несколько самостоятельных техбатов, автобатов, отдельная транспортная рота и другие подразделения.

Грузы и техника прибывали не только по суше, но и по воде. Река Подстёпка была в те годы судоходной. И по ней баржами доставляли стратегические грузы для строительства полигона.

Пристань примыкала к улице. Она и сегодня существует и называется Пристанской. Здесь, во дворе дома номер 2, был перевалочный склад.

Безжизненная степь встретила зноем и суховеем, песчаными бурями. Песок был везде – в сапогах, в хлебе, в спальных мешках. Вода доставлялась на машинах и подводах из Ахтубы.

Один из ветеранов полигона, военный строитель Н. Литвинов, так вспоминает о том времени: «Тогда (в конце июля 1947 года) в селе Капустин Яр было сосредоточено свыше десяти тысяч военных строителей…. Первые впечатления от увиденного были удручающими: голая безжизненная степь, сухая и серая от пыли полынь, невыносимая жара, по обе стороны железнодорожного полотна нагромождения разных ферм и конструкций, строительного материала и другого имущества, большое скопление военнослужащих…. Все земляные работы выполнялись в основном вручную, солдатскими руками…».