— Прошу! — С изяществом бульдозера Толик вручил стаканчик и Маше. — Будем! — опрокинул он в рот содержимое посудины.

— А за что пьем? — светски поинтересовалась Маша.

— За наше знакомство! — уверенно кивнул головой Толик в сторону Симоны.

Павел понюхал жидкость и, убедившись, что это вода, выпил. Он не испытывал к гиганту раздражения, полагаясь на интуицию жены: она не выказывала признаков неприязни к общительному соседу.

— Симона — прирожденная модель! Ей нельзя там одной, без охраны. Я же в натуре вижу. Секс-бомба! Ты любишь стриптиз? — спросил он, обращаясь к Павлу, на что тот неопределенно пожал плечами, косясь в сторону Маши. — Вижу, что любишь! А кто не любит? Бедуины за это дело бабок наваливают немерено!

— А что, такая работа хорошо оплачивается? — все так же вежливо поддержала разговор Маша, поправляя клипсу на ушке.

— Зуб даю! Девчонки на крутых тачилах в Питере рассекают. За год работы хату в центре можно взять легко. Прикинь? — повернулся Толик в сторону Павла. — Ты как считаешь, реально? Вот заметут ее в стриптиз! Нельзя ей без меня к бедуинам!

Павел вопросительно посмотрел на Машу.

— В натуре! — уверенно подтвердила Маша и покраснела.

— Вы нормальные пацаны, реально мыслите… — Толик откинулся на кресло и победоносно посмотрел на Симону. Та, все еще рдея, улыбалась. Парамон мирно спал, привалившись к ее плечу. Игрушка выскользнула из его разжавшихся пальцев и соскользнула на пол. Толик поднял ее и отдал Симоне. Это было похоже на вручение верительной грамоты.

Маша открыла глаза, когда самолет пошел на снижение. Воздушное судно стало покачиваться и подергиваться. Павел прижал нос к иллюминатору.

— Глянь, — навис над супругами сосед. — У них тут все путем, культурно, — начал он водить пальцем по стеклу, показывая на желтоватые разводья параллельно береговой линии моря. — Это кораллы такие! Их там до фига и больше! А рыба, рыба кишит!

Павел с трудом повернул голову в сторону параллельного ряда кресел. Там спали Симона и Парамон. Тряска им не мешала.

— Вы не могли бы поосторожней? — робко поинтересовался мужчина сзади, которого Толик накрыл полой своего обширного пиджака.

— Проснись, мужик, мы уже садимся! Египет! Красотища! — Толик подобрал пиджак и перекинул его на другую сторону спинки кресла, на голову Павла.

— Россиянин ничего не видит! — пробубнил из-под складок материи полузадушенный Павел.

— Да без проблем! — Толик стянул с себя пиджак и пристроил его на полочку вверху.

— Прошу всех занять свои места и пристегнуть ремни, — раздался из громкоговорителей голос бортпроводницы.

Мгновенно проснувшись, Симона стала нашаривать конец ремня в кресле сынишки. Толик, быстро сориентировавшись, осторожно извлек застрявший между спинкой и сиденьем ремень и защелкнул на нем замок, не разбудив мальчугана. Симона сонно и благодарно улыбнулась ему.

Через четверть часа самолет, перестав подрагивать, мягко коснулся колесами посадочной полосы. В салоне раздались дружные аплодисменты. Супруги тоже поддались общему порыву. Толик забил в ладоши с таким воодушевлением, что ликование в салоне как-то сразу утихло.

В здании аэровокзала Павел занял очередь у окошка оформления приезжающих. Краем глаза он заметил, что Толик уже притиснулся к окошку обмена валюты.

— Паша! Займи нам очередь! — проорал Толик, не обращая внимания на толпу.

— Ага! А ты — нам, сейчас Маша к тебе проберется! — так же громко ответил ему Павел, с трудом перекрывая голосом шум — зал прибытия заполнили итальянские туристы. Шустрые итальянцы почти закрыли собой Толика, но Маша успела-таки проскользнуть в очередь и встала перед его могучей фигурой. Павел в своей очереди втащил впереди себя Симону.

Очередь двигалась медленно, Павел успел вспотеть. Короткие пушистые волосы Симоны щекотали ему лицо, а нежный запах духов проникал в ноздри. Стиснутый плотным кольцом стоящих, он почувствовал мягкий изгиб спины молодой женщины и неожиданно для себя стал твердеть своей мужской сущностью — подло и несвоевременно. Хотя при чем тут «своевременно», если речь идет о Симоне? Не в силах дать вразумительный ответ на этот вопрос, он продолжал изнывать в пытке. Ощущение было — что его подло подставили. Правда, очень уж неприятно ему не было, в этом он должен был себе признаться. Вот только беспокойно…

Минут через десять, покончив с формальностями, Павел начал выбираться из давки, выдираясь из очереди задом наперед и увлекая за собой Симону. С каждым шагом, прижимая женщину к себе, он все больше и больше терялся от невозможности контролировать свое состояние. Наконец он плюнул на приличия, ухватил Симону покрепче, ибо итальянцы просто не оставляли ему иной возможности, и поволок ее на свободное пространство: не стоять же в толпе и вожделеть неизвестно с какими последствиями! Кое-как, суетливо, он развернул на коленях документ прибытия и прикрыл им, как фиговым листком, выдающуюся часть тела, которая упорно не желала сдавать позиции. Симона с повышенным любопытством проследила за его манипуляциями и любезно поблагодарила:

— Спасибо за истинно мужское поведение.

Павлу было не до того, чтобы соображать, что она имела в виду, но он хотел бы надеяться, что речь идет о помощи в оформлении документов. Правда, произнося слова благодарности, Симона смотрела на кончики своих туфель…

Вдохнув всей грудью, Павел увидел, как над толпой в их сторону, медленно приближаясь, плывет голова Толика. Гигант прокладывал себе путь каким-то хитроумным способом и двигался величественно и торжественно. И тут Павел увидел на уровне его груди Машины глаза. Большие и круглые. Они тоже приближались — так же медленно и торжественно. И тут он понял, вернее, увидел — Толик, как пингвин на лапах, перемещает стоящую на его ножищах Машу, прижимающую к груди пачку египетских фунтов и пиастров. Толпа расступалась перед этим двуединым существом и тут же вновь смыкалась — так фрукты расплываются в густом бабушкином варенье перед дедушкиной деревянной ложкой.

Выдавившись из пучины, Толик развернулся и огляделся. Маша по инерции повернулась вместе с ним, затем отлепилась плечами от обширной Толиковой груди и освобожденно вздохнула, увидев мужа. Кажется, ей тоже досталась изрядная порция экзотических впечатлений.

В автобусе супруги некоторое время приходили в себя. Толик, Симона и Парамон привычно заняли места впереди них. Девять мест их совокупного багажа Толик ухитрился донести в одной руке, правой рукой ведя Парамона. Несколько раз он бросал быстрый взгляд в сторону супругов. В голове у Павла начал вызревать вопрос — кому адресованы эти молнии? Он посмотрел на разрумянившиеся Машины щечки и… расправил листок прибытия на своих коленях. Маша прыснула в ладони и быстро-быстро зашептала ему в самое ухо:

— Ты что, Паша?! Ты не думай!

— А что я… там толпа так сдавила, что ну никак не отлепиться!

— А что, сильно прилип? — безостановочно хихикала Маша.

— Кто бы говорил!

— Ну а как бы я оттуда могла выбраться? — заливалась Маша и продолжала нашептывать: — Господи! Паша, ты когда-нибудь на велосипедной раме ездил? — И она совсем закатилась, согнувшись в три погибели, склонив голову к коленям. Павел совсем потерялся и, выхватив сумочку из-за Машиной спины, придавил ею на коленях документ.

За окном автобуса мелькал пейзаж узбекского Кызылкума, густо разбавленный пальмами и кактусами. Маша беспрестанно толкала Павла в бок и то и дело восклицала: «Смотри! Смотри!»

Парамон сосредоточенно нажимал кнопочки на панельке заветной игрушки. Владелец игрушки изредка забирал ее и увлеченно жал на кнопочки сам, вскрикивая и гогоча, но тут же возвращал игрушку ребенку и принимался за его родительницу. Симона, польщенная вниманием, превосходила саму себя в остроумии — не слишком оригинальном, но для Толика занимательном. Его раскатистый смех был очень кстати: сонные туристы клевали носами, вследствие чего рисковали прозевать все самое интересное.