Хуже всего обстояло с кадрами в отдаленных глухих углах Сибири. Так, управляющий Якутской областью Соловьев докладывал в июле 1919 г. в Департамент милиции, что приступить к формированию государственной охраны в области «не представляется возможным» за полным отсутствием «соответствующего контингента кандидатов», и просил прислать из центра опытные кадры{230}.
При этом штаты госохраны, как и военной контрразведки, резко «разбухли» сравнительно с дореволюционными (что объяснялось, конечно, и обстановкой Гражданской войны). Историк Н.В. Греков подсчитал, что до революции при Акмолинском областном жандармском управлении числилось всего 14 агентов-филеров, а в соответствующем управлении госохраны — целых 57, работой которых руководили 10 офицеров в штате управления{231}. При этом отдельные начальники управлений на местах считали и эти штаты недостаточными для эффективной работы. Так, в отношении начальнику Иркутского губернского управления Н.А. Смирнову от 30 мая 1919 г. врио управляющего особым отделом Н.В. Львов достаточно раздраженно сообщает, что запрашиваемые им штаты управления и ставки для них чрезмерно завышены, в частности, штатами не предусмотрены унтер-офицеры в составе управлений, и «возбуждение по этому предмету вопроса является совершенно излишним», рекомендуя в случае нужды принимать на службу сверхштатно «вольнонаемных лиц»{232}.
Вместе с тем тот же Н.А. Смирнов отмечал в своих донесениях необходимость тщательной проверки и отбора лиц, поступающих на службу в госохрану, контрразведку и милицию, сообщая своему начальству, что в иркутский ОМОН «попали офицеры не из лучших и… бывшие красноармейцы», и прося полномочий для личного контроля за комплектованием кадров всех правоохранительных структур губернии. В ответ ему было предложено: о лицах, на которых есть «неблагоприятные сведения», всякий раз сообщать лично управляющему губернией, которому тот же ОМОН непосредственно подчинен{233}.
Негативно отразился на кадровом потенциале госохраны недостаток финансовых средств. Так, в докладе исполняющего должность управляющего Особым отделом от 11 марта 1919 г. указывалось, что низкое жалованье, установленное чинам государственной охраны, побуждает профессионалов высокого класса предпочитать ей службу в военной контрразведке. Между тем, отмечал автор доклада, «именно теперь представляется настоятельная необходимость в контингенте офицеров предпочтительно тех, кои по старой деятельности знакомы с охранной службой»{234}. На трудности комплектования штатов по причине низкой оплаты трудной и опасной службы сетовали управляющие губерниями и начальники управлений государственной охраны на местах в своих докладах{235}. Характерен раздраженный ответ Особого отдела на одну из таких жалоб: «Ваше ходатайство, как не предусмотренное штатами, не подлежит удовлетворению, и на будущее время предлагаю не возбуждать излишней переписки об увеличении или изменении штатов, которые получили утверждение в законодательном порядке»{236}.
Летом 1919 г. начались военные неудачи. В связи с этим, в частности, управляющий Тобольской губернией В. Пигнатти телеграфировал в Департамент милиции, что «события на фронте тяжко отражаются на состоянии губернии» и поэтому «государственная охрана губернии пока не сорганизована, нет желающих занимать должности»{237}.
0 нехватке кадров говорилось и в отчете Департамента милиции, представленном в октябре 1919 г. (незадолго до падения Омска) в Совет министров и подводившем итоги работы за неполный год деятельности (Департамент милиции был образован в декабре 1918 г. в соответствии с постановлением еще Временного Сибирского правительства от 17 сентября 1918 г. «Об изъятии общей милиции из ведения городских и земских самоуправлений с передачей ее в ведение Министерства внутренних дел». Железнодорожная милиция, находившаяся в ведении Министерства путей сообщения, постановлением правительства от 10 июня 1919 г. была также подчинена МВД). Примечательно, что, поручая министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву представить отчеты департаментов к приближавшейся годовщине образования «Всероссийского правительства», премьер П.В. Вологодский просил его сделать не парадный, но честный отчет, который не напоминал бы «казенные отчеты старого образца с их чрезвычайной сухостью и официальным оптимизмом»{238}. Однако и этот, сохранившийся в архиве отчет, озаглавленный «Обзор деятельности Департамента милиции за время существования Российского правительства» (т.е. с ноября 1918 г.), подвергся правке чьей-то рукой, зачеркнувшей наиболее острые моменты (видимо, для представления в официальную печать){239}. В частности, была зачеркнута фраза: «Директор Департамента милиции Пепеляев в первые же дни своей деятельности при посредстве печати заявил, что милиция крайне нуждается в опытных служащих с прежней полицейской подготовкой и стажем»{240}. В числе трех главнейших задач Департамента третьей по счету указывалось «образование особых органов политического розыска, то есть государственной охраны»{241}.
В отчете отмечалось, что эта задача (как и остальные) в основном решена, хотя «учреждения государственной охраны, как требующие по роду своей деятельности особенно тщательного подбора служащих, укомплектованы менее других учреждений милиции, но все крупные центры уже обслуживаются этими органами», с особым вниманием на Транссибирскую магистраль и приграничные районы{242}. Из зачеркнутого: «Лица, обладающие полицейским стажем, в большинстве случаев избегают службы в милиции, так как она в настоящее время чрезвычайно опасна и не предоставляет тех материальных выгод, которые можно получить даже при самом примитивном труде»{243}.
В связи с этим в марте 1919 г. были учреждены подготовительные курсы для чинов милиции в большинстве губернских городов, готовившие кадры и для госохраны. Нехватка кадров объяснялась в отчете и мобилизацией всех боеспособных мужчин на фронт. Из-за недостатка финансирования не хватало оружия и снаряжения, и лишь после неоднократных настойчивых просьб Военное министерство поделилось с МВД частью своих запасов.
Острая нехватка кадров в госохране восполнялась, как и в контрразведке, случайными людьми, зачастую попросту уклонявшимися от фронта и пользовавшимися своим служебным положением для различных злоупотреблений и личного обогащения путем вымогательств. Впоследствии многие из таких хамелеонов, скрыв свое прошлое, благополучно устроились в советских учреждениях. Ряд подобных примеров (из числа раскрытых органами советской ЧК) приводит Н.В. Греков: так, бывший штабс-капитан контрразведки колчаковской Ставки А. Васильев после восстановления советской власти устроился на службу в военкомат; его коллега подпоручик Михайлов — красным командиром, и даже успел вступить в партию; молодой выпускник матфака МГУ Б. Деминов, ранее бывший лектором агитотдела при одном из штабов РККА, при А.В. Колчаке подвизался начальником особого отдела при Управлении делами Совета министров, когда же его арестовала ЧК, пытался представить себя добровольным лазутчиком красных у Колчака, «внедрившимся» с целью развала работы, но был разоблачен и расстрелян{244}. При этом Н.В. Греков справедливо отмечал, что впоследствии на допросах в ЧК профессионалы-жандармы вели себя намного достойнее таких проходимцев, не выдавали всех подряд своих сослуживцев, по мере возможности конспирировались и т.д.{245}.
