С другой стороны, отмечалось и сравнительно небольшое число (в Акмолинском областном управлении госохраны, по данным Н.В. Грекова — 14%^{246}) агентов, работавших на госохрану из идейных соображений и даже не бравших денег за свою осведомительную службу.

В результате разгрома армии адмирала А.В. Колчака оказалась разрушена система спецслужб. Количество прежних структур значительно сократилось, кадровые потери были неизбежны. Опыт большинства оказался невостребованным, некоторым из них удалось занять руководящие посты в контрразведывательных и сыскных структурах на Дальнем Востоке.

Так, полковник Н.П. Злобин с марта по август 1920 г. был помощником начальника управления главного отдела государственной милиции Российской Восточной окраины. В 1921 г., уже в чине генерал-майора, он являлся помощником начальника информационного отделения административного отдела МВД Временного Приамурского правительства, а с июня по июль 1922 г. возглавлял владивостокскую милицию^{247}, с июля по сентябрь — районный охранный отдел ведомства внутренних дел Земского Приамурского края.

Бывший жандарм и начальник Приморского областного управления госохраны полковник А.А. Немысский в 1920 г. был произведен атаманом Г.М. Семеновым в генерал-майоры, в июле 1921 г. назначен начальником управления политического розыска района Гродековскои группы войск. Умер в эмиграции в Шанхае в 1940 г.^{248}.

Генерал-майор В.А. Бабушкин осенью 1922 г. руководил разведкой и контрразведкой Приамурской области^{249}.

После разгрома белых армий сотрудники контрразведки и госохраны в большинстве своем предпочли эмигрировать из России по двум основным причинам. Они негативно относились к советскому строю и решили продолжить борьбу с ним из-за рубежа. Кроме того, их не прельщала перспектива сурового наказания со стороны советской власти, которая разыскивала бывших сотрудников белогвардейских спецслужб после Гражданской войны с целью привлечения их к уголовной ответственности. Косвенным подтверждением тому, в частности, является изданная в 1930 г. ОПТУ в оперативно-розыскных целях брошюра «Список контрразведчиков, милиции, официальных чинов министерства внутренних дел белых правительств».

По-разному сложились судьбы бывших сотрудников белогвардейских спецслужб в эмиграции.

Опытный контрразведчик генерал-майор Н.П. Злобин работал истопником, конторщиком в околотке, раздатчиком на складах КВЖД, служил в низших чинах железнодорожной полиции Харбина. Умер 28 августа 1945 г. в Харбине.

Проанализировав имеющиеся в опубликованных источниках биографии чинов белогвардейских спецслужб, авторы разделяют точку зрения историка В.И. Голдина, который не рекомендует «идеализировать ситуацию с привлечением опытных офицеров спецслужб к активной деятельности и борьбе против советской власти в эмиграции. Имевшая место еще в годы Гражданской войны в России недооценка белогвардейским командованием профессиональных разведчиков и контрразведчиков старой армии, офицеров жандармерии и охранки продолжала сохраняться и в период пребывания на чужбине. Так или иначе, ряд бывших царских и белогвардейских спецслужб активно участвовал в новой стадии борьбы с советским режимом, находясь в эмиграции, некоторые начали сотрудничать с иностранными спецслужбами, а многие просто рассеялись по странам мира и вынужденно осваивали другие виды занятий»^{250}.

Согласно вышеупомянутого «Временного положения», первичная задача контрразведки традиционно заключалась в «обнаружении и обследовании неприятельских шпионов». «Конечная цель военного контроля, — гласила «Инструкция начальникам военно-контрольных отделений», — есть привлечение к судебной ответственности уличенных в военном шпионаже лиц… или прекращение вредной деятельности названных лиц административными мерами»^{251}. Безусловно, такое явление как военный шпионаж — «собирание всякого рода сведений о вооруженных силах и об укрепленных пунктах государства, а также собирание имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране… с целью передачи их иностранной державе»^{252} — на территории белой Сибири имело место.

К собиранию «всякого рода сведений» регулярно прибегал как противник (Советская Россия), так и многочисленные союзники. Белые контрразведчики, случалось, выявляли и даже пресекали деятельность агентуры советской и иностранных спецслужб, но вот что касалось привлечения к судебной или административной ответственности, то здесь дело обстояло хуже.

Говоря о приоритетах в деятельности колчаковской контрразведки, следует иметь в виду, что спецслужбы главного противника — Советской России — находились в стадии формирования и становления. 5 ноября 1918 г. был создан центральный орган военной разведки — Регистрационное управление (Региструпр) Полевого штаба Революционного военного совета Республики (РВСР). Испытывавшему недостаток финансовых средств, квалифицированных кадров Региструпру не сразу удалось создать агентурные сети в белогвардейском тылу и наладить сбор нужной командованию Красной армии информации.

Органы ВЧК в 1918 г. еще не располагали специализированными разведывательными структурами, их основные усилия направлялись на «борьбу с контрреволюцией» внутри страны и подавление очагов антисоветских выступлений. Основной задачей созданного 19 декабря 1918 г. Особого отдела ВЧК являлась борьба со шпионажем и контрреволюцией в учреждениях и частях Красной армии. С февраля 1919 г. на него возлагалась задача по организации и руководству «работой агентуры за границей, в оккупированных иностранными державами и занятых белогвардейцами областях»^{253}.

Советские спецслужбы иногда взаимодействовали с Сибирским бюро РКП(б) при проведении разведывательно-диверсионных акций.

На территории Сибири противоборство между советской разведкой и колчаковской контрразведкой велось с переменным успехом.

Зафронтовая разведка 5-й красной армии смогла внедрить агентуру в разведорган белогвардейской Западной армии и таким образом проводить дезинформацию противника. Началу этой операции способствовало появление в особом отделе 5-й армии видных эсеров Кондакова и Семенова. На допросе они заявили, что состоят в сибирской подпольной организации, добивающейся свержения интервентов и Верховного правителя. По заданию руководства партии они внедрились в колчаковскую разведку и включились в совместную с большевиками борьбу.

После тщательной проверки красные представили Кондакову возможность встретиться с резидентом белогвардейцев Григорьевым, который дал ему задание вернуться с отчетом в разведотдел Западной армии, возглавляемый полковником М.М. Шоховым. Последний по неизвестным причинам не стал тщательно проверять полученные от агента сведения, а сразу доверил ему группу диверсантов для переброски в тыл красных. Естественно, все они работали под наблюдением советского особого отдела. Позже их под различными предлогами подвергали «изъятию». Всего было обезврежено более 130 диверсантов.

Параллельно Кондаков, продолжая контакты с Григорьевым, снабжал его разведывательными донесениями, содержавшими дезинформацию. По признанию арестованного в Красноярске полковника М.М. Шохова, при борьбе за Златоуст командование Западной армии не допускало мысли о том, что их дезинформирует красноармейская разведка. О том, что чекисты в течение нескольких месяцев вели с ним игру, начальник разведки узнал лишь после ареста. Вот что показал он на допросе: «Была налажена, как мне казалось, надежная работа. Вся работа велась через Кондакова. От него вначале пришел ко мне Перепелкин, его информация перекрывалась нашими данными, затем ко мне в разведотдел нелегально поступали разведсводки через переходивших линию фронта моих агентов Смирнова («Богданов»), Кутасова и многих других… Все поступавшее к нам после перепроверки докладывалось командованию… За это я им щедро платил… Выдавал по 50 тысяч рублей и с новыми заданиями направлял в расположение ваших частей… Посылалась мною одна женщина с заданием поступить в штаб 5-й армии, помнится, что такие же задания имели землемер Пименов, еще один учитель, кажется, по фамилии Иванов… Потом в зафронтовую полосу посылал еще двух поляков, четырех женщин, одного артиллериста…» Полковник признал, что такое могло случиться только от неопытности его подчиненных, и заявил, что «никто из нас не был как следует знаком с искусством разведки, все мы были направлены в нее со штабной работы»^{254}. К словам Шохова следует добавить, что провал случился из-за отсутствия взаимодействия между разведкой и контрразведкой, несмотря на то что обе находились в подчинении генерал-квартирмейстера. Правда, иногда разведка снабжала штабы контрразведывательной информацией. Например, начальник разведки штаба Западной армии капитан Горецкий 26 января 1919 г. сообщал начальникам штабов 1-го Волжского, 2-го Уфимского, 3-го и 6-го Уральских корпусов телеграмму о направлении трех советских агентов в расположение белых войск, с указанием возраста и примет^{255}. Были ли переданы эти сведения в контрразведку, остается неизвестным.