Благородная Берта поклонилась и хотела было опуститься перед братом на колени, но славный император этого не допустил: одной рукой он удержал сестру, а другую протянул маленькому Ролану.

— Ты хорошо сделал, мальчик мой, — молвил король, — ты был вправе взять для своей матушки все самое лучшее и самое вкусное, и не потому, что она — сестра императора и королевская дочь, а потому, что она искренне раскаялась, а раскаявшийся грешник может рассчитывать на самое почетное место.

На следующий день император Карл Великий снарядил посольство к королю Тунисскому с двадцатью плененными неверными, которым он приказал надеть золотые ожерелья и браслеты, потому что боялся, что двадцать неверных пленников могли показаться недостаточным выкупом для столь отважного рыцаря, каковым был Милон.

Три месяца спустя после описанных нами в Ахенском дворце событий Берта обнимала своего супруга, а маленький Ролан — отца.

К тому времени умер епископ Кельнский, и было много споров о том, кто займет его место, потому что митры возжаждали все как один прелаты на двадцать лье в округе.

Славный император рассудил, что его присутствие в Кельне необходимо и что при выборе пастыря для столь многочисленного стада король должен хорошо знать, в чьих руках окажется золоченый жезл, который может при случае стать не только пастушьим посохом, но и жезлом поработителя.

Император вскочил на коня и без охраны, без свиты, без придворных, в охотничьем костюме поскакал в Кельн.

Когда примерно половина пути осталась позади, он увидел на лесной опушке небольшую часовню, а звонкий и чистый голос ее колокола возвестил о начале мессы.

Славный император, не успевший помолиться перед отъездом из Ахена, поспешил воспользоваться представившейся возможностью, которую посылало ему Провидение для искупления его греха. Спешившись, он привязал коня у двери, вошел в часовню и опустился на колени в клиросе.

Бедный священник был один, не было у него ни служки, ни сторожа, а славный император оказался его единственным прихожанином; но так как король назубок знал все молитвы, он читал их не хуже ризничего.

Когда служба была окончена, он поднялся, дабы подойти к дискосу, а приложившись, хотел было опустить в него золотой.

Старый священник покачал головой и отвел дискос со словами:

— Господин охотник! Оставьте ваше золото при себе: я служу ради того, чтобы проложить себе путь на Небеса, а не для того, чтобы разбогатеть.

Император ему на это возразил:

— Но ведь каждый должен кормиться тем, что посылает ему Господь, отец мой: император — от податей, а священник — от даров.

И король стал настаивать, чтобы тот принял золотой флорин, однако старый священник отвечал ему так:

— Да продлит Господь дни славного императора нашего, потому что подати, которые он собирает, — умеренны и справедливы; я же дал обет жить в бедности: я нарушу обет, ежели прикоснусь к золоту.

— Чем же еще, в таком случае, я мог бы вам услужить, отец мой?

— Судя по одежде, вы охотник, не правда ли?

— Совершенно верно.

— Сын мой, как вы сами видите, мой требник совсем поистрепался, потому что вот уже почти сорок лет я по нему служу; пришлите мне шкуру первой же лани, которую вы подстрелите, чтобы я мог сделать новый переплет.

Карл Великий обещал исполнить его просьбу, вскочил в седло и спросил священника, как его зовут. Старый священник призадумался, потому что давно уж к нему обращались не иначе, как «отец мой»; наконец он вспомнил свое имя — Хильдебольд, — и славный император обещал его не забыть.

Император прибыл в Кельн в глубокой задумчивости: никогда еще ему не доводилось видеть в священнике такое смирение и такое равнодушие к земным благам.

И эти добродетели, скрывавшиеся в маленькой часовне на лесной опушке, показались ему тем более заслуживающими преклонения, когда он убедился в том, какие излишества позволяют себе кельнские прелаты.

Не успел он приехать, как все они как один, зная, что выборы епископа зависят от короля, стали пытаться его подкупить.

Одни поднесли ему, в зависимости от доходов, от сотни до тысячи золотых флоринов; другие — самые разные драгоценности, от перстня до короны.

Славный император принял все дары; он приказал сложить серебро с серебром, золото с золотом, драгоценные каменья с драгоценными каменьями; потом король приказал привести казначея капитула и спросил, в каком состоянии , находится казна. Тот отвечал, что из-за расточительства последних епископов касса не только пуста, но он еще должен ; более пятидесяти тысяч золотых флоринов.

Славный император внес в кассу капитула все серебро, все золото и все драгоценности, которыми его пытались подкупить, и это вдвое превысило недостающую сумму. Уладив это дело, король перешел к другому, требовавшему скорейшего разрешения: назначение епископа. Он приказал пригласить двух священников, известных своими бесчинствами и беспутством. Те очень обрадовались, потому что подумали, что получат из рук императора митру.

Однако император встретил их такой речью:

— Возьмите моего коня с двух сторон под уздцы, ступайте в Лесную часовню и привезите ко мне старого священника Хильдебольда.

И хотя поручение это показалось им как нельзя более неприятным, прелаты не посмели ослушаться, потому что знали: с императором шутки плохи.

Три часа спустя после их отъезда Карл Великий, стоявший у окна, увидел, как они возвращаются в пыли и испарине, ведя за собой коня, на котором восседал ничего не понимавший старик.

Славный император вышел ему навстречу и, приблизившись к священнику, молвил:

— Отец мой! Я не успел раздобыть для вас шкуру лани; зато вы можете войти вон туда, — он указал рукой на епископский дворец, — там вас ждет горностаевая мантия.

Так славный священник Хильдебольд стал епископом Кельнским.

Возвратившись из Кельна в Ахен, славный император узнал, что неверные снова вторглись в Аллеманию; он созвал Совет, на котором было решено выступить против неприятеля.

Император Карл Великий был человеком набожным: после Совета он отозвал в сторону архиепископа Тюрпена, только что прибывшего из архиепископства Реймского, и полюбопытствовал, что тот думает о предстоящем походе.

— Можно было бы уже сейчас быть уверенными в исходе военных действий, а также в том, что все обернется к величайшей славе Господа, — отвечал архиепископ Тюрпен, — ежели в руках у вашего величества был бы знаменитый изумруд с обломком креста истинного, подаренный ангелом вашему батюшке Пипину.

— Да этот изумруд раздобыть совсем нетрудно, — заметил Карл Великий, — король Пипин, правда, обронил когда-то камень, зато его подобрал король Стефан, и находится теперь этот изумруд в прекрасной часовне, построенной по приказу Стефана.

— Вернее было бы сказать, что он там находился, — тяжело вздохнув, возразил архиепископ Тюрпен, — но часовню разграбили язычники, и изумруд попал в руки ужасного великана, приказавшего вставить его в самую середину своего щита; с той поры его так и зовут: Великан-с-Изумрудом.

— А где живет этот великан? — полюбопытствовал славный император.

— В последний раз его видели в Арденнском лесу, — отвечал Тюрпен.

— Хорошо, — кивнул Карл Великий, — впрочем, где бы он ни был, мы его отыщем.

В тот же день за обедом он обратился к своим рыцарям:

— Господа! У всех у вас на шее или на пальцах сверкают драгоценные камни; но дороже всех бриллиантов — изумруд с обломком креста истинного; этот камень украден из часовни короля Стефана, он попал в руки языческого великана и украшает его щит. Тому, кто принесет мне этот изумруд, я пожалую герцогство.