Катрин, призвав на помощь все свое мужество, вытерла глаза рукавом платья и, не глядя на Ла Гира, прошептала:

— Жанна мертва! Позавчера англичане сожгли ее и развеяли пепел над Сеной… А затем бросили в реку нас, меня и Арно, зашитых в один кожаный мешок!

Загорелое лицо Ла Гира внезапно посерело, и он, словно отгоняя муху, тряхнул головой с короткими седыми волосами.

— Сожгли как колдунью! Мерзавцы! А Арно лежит на дне реки…

— Нет, потому что я, как видите, жива. Нам удалось выбраться.

В нескольких словах Катрин рассказала об их последних днях в Руане, о попытке освободить Жанну, об аресте и заключении в руанской крепости, о казни и, наконец, о том, как они спаслись благодаря смелости Жана Сона. Потом перешла к тому, как им пришлось бежать, как она проснулась в лодке одна, обнаружив, что Арно необъяснимым образом исчез.

— Я не нашла никаких следов в том несчастном доме. Словно он неожиданно растворился в воздухе.

— Такие люди, как Монсальви, не растворяются в воздухе. Это вам не дым какой-нибудь, — проворчал Ла Гир. — Если бы он был мертв, вы увидели бы его тело… Да он и не может быть мертв. Я это чувствую, — добавил капитан, гулко ударив по груди рукой в железной перчатке.

— Вот как? — с горечью сказала Катрин. — Не думала, что вы так доверяетесь чувствам, мессир.

— Арно мне брат, он мой товарищ по оружию, — величественно ответил Ла Гир. — Если бы он уже не дышал на нашей земле, сердце сказало бы мне об этом. Как и Ксантрайю. Монсальви жив, готов поклясться.

— Вы хотите сказать, что он меня попросту бросил? Оставил по собственной воле?

Терпению Ла Гира пришел конец. Его лицо побагровело, и он дал полную волю своей гневливой натуре.

— У вас что головы нет? Кто говорит, что он вас бросил? Да это же настоящий рыцарь, иными словами, законченный дурень! Никогда бы он не оставил женщину одну там, где свирепствуют бандиты, где кругом враги. Ясно как Божий день, что с ним что-то случилось. Осталось узнать, что именно. Этим я и займусь, причем немедленно. А вы вместо того, чтобы торчать тут, как пень…

Холодный небрежный голос, раздавшийся с порога, прервал пламенную речь капитана.

— Вы, кажется, забыли, что разговариваете с дамой, мессир де Виньоль! Что за выражения, право!

Вошедший в комнату человек производил очень странное впечатление — не столько из-за чрезмерной роскоши своего костюма, выделявшегося на фоне спартанской простоты военного лагеря, сколько в силу необычности своего лица. Оно было матово-бледным, почти восковым, что еще более подчеркивала борода — такая черная, что она казалась синей. Пожалуй, это лицо с благородными чертами можно было бы назвать красивым, если бы его не портила жестокая складка в изгибе чувственных губ, если бы угольно-черные глаза не мерцали холодным блеском. Он обладал способностью не моргать, и оттого взгляд был излишне пристальным. Почувствовав неосознанную тревогу, Катрин невольно вздрогнула под тяжестью этого взора. Она узнала вошедшего сразу: то был Жиль де Рэ, ставший маршалом Франции после коронования Карла VII. Однажды ночью в Орлеане этот человек попытался забраться в окно ее комнаты, и Арно дрался с ним на дуэли. Она ответила легким кивком на глубокий поклон маршала де Рэ. Длинные рукава его плаща из фиолетового шелка, расшитого золотыми нитями, коснулись пола.

— Мессира де Виньоля вполне можно извинить, — мягко произнесла она. — Сейчас я так мало похожа на знатную даму! Меня можно принять за крестьянку, бежавшую из родного дома.

С приходом Жиля де Рэ гнев Ла Гира угас.

— Я погорячился, — проворчал он, — надеюсь, госпожа Катрин простит меня. Я не хотел вас обидеть. Но вы же знаете, я люблю Монсальви, как собственного сына.

— В таком случае, — пылко воскликнула Катрин, — помогите мне найти его. Пошлите за ним солдат, возможно, он нуждается в помощи…

— Что случилось с храбрым Монсальви, — небрежно спросил Жиль де Рэ, продолжая пристально смотреть на Катрин, которую эта настойчивость стала раздражать.

Пришлось Ла Гиру рассказать о том, что произошло в Руане, и о последующем исчезновении Арно. Он повторил услышанные от Катрин подробности суда над Орлеанской Девой: церковный суд во главе с епископом Кошоном, которого подкупили граф Варвик и кардинал Винчестер, осудил Жанну за колдовство, и она погибла в пламени костра. Ла Гир говорил об этом неохотно, явно пересиливая себя, ибо между ним и Жилем де Рэ никогда не было дружбы. Капитан был много старше, а кроме того, испытывал непреодолимое отвращение к этому фатоватому анжуйцу, кузену хитрого Ла Тремуйя, которому не мог простить казни Жанны Казалось совершенно необъяснимым, почему Карл VII с таким равнодушием отнесся к судьбе Орлеанской Девы, короновавшей его в Реймсе, но Ла Гир в душе был уверен, что. причиной этого были злобные советы и зависть Жоржи де Ла Тремуйля. Догадки Ла Гира были верны.

— Значит, Жанны больше нет! — мрачно сказал Жиль де Рэ. — Мы думали, что это ангел, посланный нам Небом, а она оказалась самой обыкновенной девушкой! Сожгли как колдунью? Она точно была колдунья, и боюсь, как бы Господь не наказал нас за то, что мы последовали за ней!

Пока он говорил, на лице его проступал страх, и Катрин с изумлением узнавала тот самый суеверный, парализующий волю ужас, который прочла на лице Филиппа Бургундского в Компьене, когда она потребовала от него освободить Жанну. Страх перед муками ада, древний ужас перед Сатаной и приспешниками его — колдунами! И вместо знатного вельможи, бесстрашного воина вдруг возникал во всей своей наготе жалкий человек, напуганный суевериями, пришедшими из глубины веков, боязливо отпрянувший при столкновении с непонятным или чудесным, проникнутый тревогой и тоской, которые родились некогда в черных лесах друидов, где за каждым деревом поджидал странника кровожадный языческий бог.

Между тем Ла Гир слушал Жиля де Рэ, сузив глаза чувствуя, как в нем закипает бешенство. Прежде чем Катрин успела вымолвить хоть слово, он с негодованием воскликнул:

— Жанна — колдунья? В это может поверить только такой проходимец, как ваш кузен де Ла Тремуйль. Неужто в вас совсем нет христианских чувств, мессир Жиль? И вы готовы повторять суждение наших врагов и этого продажного епископа?

— Служители церкви не могут ошибаться, — возразил де Рэ тусклым голосом.

— Это вам так кажется! Только предупреждаю вас, господин маршал: никогда, слышите, никогда больше не повторяйте того, что сейчас сказали. Иначе, клянусь Богом, я, Ла Гир, вколочу вам эти слова в глотку!

И Ла Гир яростным движением почти вырвал меч из ножен. Катрин увидела, что глаза мессира де Рэ налились кровью.

Она всегда испытывала неприязнь к этому человеку. Теперь же он внушал ей отвращение. Забыв братство по оружию, он посмел осудить Жанну вслед за церковным судом — ту самую Жанну, с которой они сражались бок о бок и которая вела их от победы к победе! Жиль де Рэ схватился дрожащей рукой за кинжал, висевший на поясе, скрипя зубами и раздувая ноздри, посиневшие от гнева.

— Это вызов? Без всяких причин? Подобного я спускать не намерен…

Ла Гир, не сводя с него глаз, медленно протолкнул меч в ножны, а затем пожал могучими плечами.

— Вызов? Нет, просто предупреждение, которое можете также передать вашему кузену Ла Тремуйлю, заклятому врагу Девы. Он всегда желал ее гибели. И знайте, мессир, для меня, как и для многих других, Жанна была ангелом, посланницей Господа нашего! Господь решил призвать ее к себе, как некогда призвал — с другого лобного места — Сына своего. Господь Иисус явился в мир, чтобы спасти мир, но люди не узнали его… как нынешние люди не узнают Деву, явившуюся для нашего спасения. Но я в нее верю, да верю!

Грубое лицо воина озарилось восторгом, и он устремил взор к окну, словно надеясь вновь увидеть, как блеснет на солнце белый панцирь Жанны д'Арк. Но то была лишь секундная пауза, а в следующее мгновение мощный кулак Ла Гира обрушился на стол, и прозвучали грозные слова:

— Я никому не позволю посягать на ее память!