— Где госпожа Катрин, там мой дом! — промолвил Готье с гордостью, которая ничем не уступала надменности Анны де Краон.

Та улыбнулась краем губ.

— Что втемяшилось в голову, то не выбьешь? Ты настоящий нормандец, друг! А теперь поспеши, нам надо возвращаться.

Вместо ответа Готье соскочил на землю и устремил взор к Катрин, которая со слезами на глазах смотрела на него с высоты седла.

— Госпожа! — пылко воскликнул Готье. — Я ваш слуга навеки и буду ждать вас столько, сколько понадобится. Берегите себя.

— И ты береги себя! — ответила молодая женщина глухим от волнения голосом. — Мне будет больно потерять тебя, Готье.

В неожиданном порыве она протянула ему руку, и он приник к ней губами, неловко сжимая ее в своих грубых ручищах. Затем, не оборачиваясь, вошел в реку и поплыл, мощно рассекая взмахами рук желтоватую воду. Его ладони били по волнам, как бьет молот по наковальне, и обе женщины молча смотрели, как он приближается, оставляя за собой пенистый след, к середине реки. Катрин медленно осенила себя крестом.

— Господь защищает его, — прошептала она, — хоть он в него и не верит.

Анна де Краон коротко рассмеялась. Ее живые глаза с любопытством уставились на Катрин.

— Дьявольщина! И где только вам удалось отыскать таких слуг? У вас их всего двое, но оба на редкость живописны: цыганка и язычник-викинг! Черт возьми!

— О! — отозвалась Катрин, печально улыбаясь. — Это еще не все: у меня был врач-мавр… чудесный человек!

Вскоре рыжая голова нормандца исчезла в тумане, стоявшем над водой. Анна де Краон поворотила коня.

— Пора возвращаться, — сказала она, — не забывайте, что нам еще предстоит скачка. Надо догнать кавалькаду, прежде чем она вернется в замок.

Дав шпоры лошадям, они полетели по лугу, где свистел ветер, прижимая к земле траву. Старый пастух, неподвижный, как каменное изваяние, молча смотрел на них. За маленьким притоком реки солнце, выбившись из-за тучи, осветило лучами красную вершину громадного бука, который, казалось, вспыхнул пламенем. Анна, обернувшись, улыбнулась Катрин.

— Я умираю от голода! — весело бросила она. — И я хочу поскорей догнать Жиля, чтобы посмотреть, какую мину он скорчит!

Катрин безмолвно улыбнулась в ответ. С ее души будто сняли невыносимую тяжесть. В чаще вдруг вскрикнула дикая утка, и это прозвучало, как клич победы. Готье вырвался из рук Жиля де Рэ. Теперь нужно было спасти Сару и ускользнуть самой. Это первая победа была хорошим предзнаменованием. Нащупав на груди маленький ковчежец, она сжала его в ладони.

— Спасибо, — шепнула она, — спасибо, Барнаби…

Сделав большой крюк, чтобы никто не догадался, где они побывали, обе женщины настигли охотничью кавалькаду на той поляне, где Готье бесстрашно сразился с леопардом.

Они свалились охотникам как снег на голову, в тот момент, когда Жиль де Рэ, не помня себя от ярости, избивал хлыстом своих собак. Псы, жалобно повизгивая от боли и страха, жались к его ногам, покорно снося удары. Вокруг застыли, подобные конным статуям, спутники маршала, бесстрастно созерцая это побоище. Увидев вылетевших из леса всадниц, Жиль круто обернулся к ним с лицом, искаженным от гнева.

— Откуда вы взялись? — крикнул он грубо. — Где вы пропадали? Вас тоже обвели вокруг пальца, как этих жалких дворняжек?

Анна де Краон, подняв брови и пренебрежительно пожав плечами, ласково оглаживала мокрую от пота гриву своего рыжего жеребца.

— Не знаю, кого обвели вокруг пальца. Жиль. Я видела, как ваш Кас-Нуа, закусив удила, помчался за собаками. Мой конь бросился за леопардом, как и кобыла госпожи Катрин.

Жиль, сощурив глаза, подошел к Катрин и положил руку на круп Морган.

— Странно, что Морган поскакала за Корриганом, а не за Кас-Нуа, вы не находите? А может быть, вы ездите верхом лучше, чем я полагал?

— Я не могу отвечать за то, что взбрело в голову моей кобыле. Если она предпочла рыжего жеребца черному, это ее дело. Я же поневоле должна была согласиться с ее выбором. Я думала, вы скачете за нами. Наши лошади точно взбесились и мчались за хищником во весь опор…

— Вы меня удивляете. Обычно они трясутся от страха при одном его виде. Удалось ли вам отыскать беглец?

Жиль говорил елейным голосом, но рука его судорожно сжимала окровавленный хлыст. Ответила ему Анна де Краон:

— Мы отыскали эту же самую поляну, зять, — сказала она высокомерно. — Когда мы выехали из леса, то увидели мертвого леопарда. Он был еще теплым. И никаких следов пленника, если не считать зверя, которого он убил. А затем словно бы растворился в воздухе. Мы пустились на поиски, добрались до ручья, но никого не нашли.

— А она? — проскрежетал Жиль, устремив дрожащий палец на Катрин.

Анна де Краон даже бровью не повела.

— Госпожа Катрин следовала за мной как тень, — сказала она спокойно. — Поскольку вы исчезли, я сочла своей обязанностью присматривать за ней. Однако что же произошло?

Жиль с досадой пожал плечами и швырнул хлыст слуге.

— Эти тупые псы непонятно почему взяли след кабана и гнались за ним до самого аббатства. Не иначе, бес их попутал! Теперь они совершенно выдохлись, а моего леопарда убил этот мужлан! Придется вам и за это заплатить, госпожа Катрин. Леопард, натасканный на охоту, — это бесценное сокровище.

— Вы меня уже лишили всего, — сухо ответила Катрин, — и я не знаю, чем вы еще можете поживиться… разве что сдерете с меня кожу!

Она старалась не смотреть в эти колючие глаза, опасаясь выдать себя. Главное, нельзя было показывать радости, что Готье спасся — а он, конечно, спасся, потому что утонуть не мог. Он одолел реку так же, как. хищного зверя, — в этом она была уверена.

— Кто знает? — еле слышно пробормотал Жиль. — Я подумаю об этом. Эту партию вы выиграли, но не думайте, что так пойдет и дальше. У меня осталась ваша колдунья, и, если нам с ней не удастся договориться по-доброму, она заплатит за двоих. Коня, Пуату!

Паж, стараясь не смотреть на Катрин, подвел черного жеребца, которого конюший уже успел тщательно обтереть шерстяной перчаткой. Но шерсть его все равно блестела от пота, бока вздымались, а глаза были обезумевшими, Жиль тяжело сел в седло, дал коню шпоры и помчался в сторону замка, не обращая внимания на остальных охотников. Анна де Краон направила Корригана к Морган, которую Катрин ласково оглаживала.

— Будьте чрезвычайно осторожны, — шепнула, она, не шевеля губами, ибо за ней тенью, следовал Роже де Бриквиль. — Нынче ночью запритесь на засов, Катрин, и никому не открывайте.

— Почему?

— Потому что сегодня хозяином Шантосе станет сам дьявол. Жиль потерпел неудачу и захочет отыграться…

В течение трех дней Катрин сидела взаперти в своей комнате. Жиль де Рэ велел передать ей, что не желает ее видеть. Не заходила к ней и Анна де Краон, которую уложила в постель лихорадка. Удивительно, но все эти три дня замок казался погруженным в сон. В нем царила мертвая тишина. Даже подъемный мост не опускали, а слуги двигались бесшумно, как тени. Катрин, решившись, спросила, что творится в Шантосе, у девочки-служанки, которая приносила ей еду.

— Не могу сказать вам, милостивая госпожа. Монсеньор Жиль заперся вместе с приближенными в своих покоях, и заходить туда запрещено кому бы то ни было под страхом смерти…

Служанка, круглая розовая бретоночка, говоря это, испуганно озиралась. Казалось, она боится, что слова, которые она произносила еле слышно, проникнут сквозь толстые стены замка и достигнут ушей Жиля де Рэ.

— А что с госпожой Анной? — спросила Катрин. — Как ее здоровье?

— Не знаю. Она также не выходит из своих апартаментов и пускает к себе лишь фрейлину, госпожу Алиенор. Прошу простить меня, милостивая госпожа, мне нельзя задерживаться здесь.

Маленькой служанке явно не терпелось уйти, и Катрин не посмела расспрашивать ее дальше. Мысль о Саре причиняла ей невыносимые страдания, и она приходила в отчаяние от невозможности что-либо узнать. Но что могла она предпринять, сидя взаперти? Она иногда слышала за дверью тяжелые шаги вооруженного часового, а это означало, что к ней приставили стражу.