— Он будет похож на брата, — уверял Арно, разглядывая сына, что доставляло ему все большее удовольствие, — посмотри, он такой же светлый, как Мишель… и как ты, — добавил он, бросив взгляд на жену.

Сердце молодой женщины преисполнилось радости при этих словах. Она с первого взгляда полюбила Мишеля де Монсальви, которого безуспешно пыталась спасти, и когда Арно клялся, что малыш станет точной копией брата, она с горделивым изумлением смотрела на младенца, которому дала жизнь. Сын стал ей еще ближе и дороже.

Для младенца, которому была всего неделя от роду, маленький Мишель был очень крепок. Несмотря на холод и снегопады, он хорошо переносил дорогу. Приткнувшись к обширной груди сияющей Сары, закутанный в одеяло, из которого виднелось только крошечное личико, он почти все время спал, просыпаясь лишь затем, чтобы пронзительным голосом потребовать положенного кормления. Тогда путешественники становились на привал в каком-нибудь месте, где не так разбойничал ветер, и цыганка передавала малыша Катрин. Эти мгновения были полны неизъяснимого блаженства для молодой матери: она ощущала глубокое родство с сыном, чувствовала, что он принадлежит ей, как плоть ее и кровь. Маленькие пальчики цепко ухватывались за материнскую грудь, и младенец начинал сосать с жадностью, которая все больше тревожила Арно.

— Ах, пройдоха! — ворчал он. — Как только приедем в замок, сразу же определим его к кормилице. Дай ему волю, ?! он сожрет свою мать.

— Для младенца нет ничего лучше материнского молока! — нравоучительно говорила Сара.

— Э! В нашей семье мальчишкам всегда брали кормилиц. Мм, Монсальви, прожорливые, и матерям нас прокормить не под силу. У меня самого было целых две кормилицы! — с торжеством заявлял Арно.

Эти стычки забавляли Катрин, которая хорошо понимала, отчего муж так нахваливает кормилиц. После родов женщинам полагалось воздерживаться от близости, и Арно с большим трудом переносил временное прекращение супружеских отношений. С наступлением ночи он с большой неохотой расставался с Катрин, которая укладывалась спать рядом с Сарой и младенцем. Сам же он, невзирая на тяготы дороги, отправлялся перед сном бродить по горам и возвращался только через два-три часа, совершенно измотанный. Молодая женщина ясно видела голодный блеск в его глазах, когда кормила Мишеля, а он стоял возле нее, не отрывая взгляда от обнаженной груди и сцепив руки за спиной, чтобы не было видно, как они дрожат.

Утром того дня, которому предстояло завершиться уже в замке Монсальви, Арно едва не убил Эскорнебефа, который, приникнув к замочной скважине, подсматривал за молодой матерью. Великан не услышал шагов командира, ибо все внимание его было поглощено происходившим в комнате. В аббатстве Катрин с Сарой отвели келью, и когда настало время кормить Мишеля, молодая женщина, полагая, что никто ее не видит, распустила корсаж, выпростав обе груди и улыбаясь Саре, качавшей малыша. Кровь прилила к голове Эскорнебефа, и мощный удар Арно застал его врасплох. Сержант с воплем повалился, зажимая руками перебитый нос, но Монсальви пинком заставил его подняться.

— Вон отсюда! И помни, что в следующий раз я ударю кинжалом.

Тот заковылял прочь, согнувшись, как побитая собака, но бормоча сквозь зубы ругательства. Арно был весьма доволен собой, однако Катрин встревожилась.

— Он такой злобный… его надо опасаться…

— Он и пикнуть не посмеет! Я хорошо знаю это отродье. Впрочем, когда приедем в Монсальви, можно будет сунуть его в подземелье, чтобы успокоился.

Но когда маленький отряд приготовился выступить в путь, Эскорнебефа нигде не смогли найти. Несмотря на свои огромный рост, он словно испарился. В монастыре никто не заметил, куда он исчез. Арно и этому не придал значения. — Меньше возни! Больше он нам совершенно не нужен — сказал он жене.

Но аббата д'Эстена все-таки попросил заковать гасконца в цепи и бросить в тюрьму, если удастся его схватить. Из солдат, данных Ксантраем, у Арно оставался только маленький щуплый Фортюна, который ничуть не сожалел об исчезновении сержанта. После происшествия в лесу Шабрьер гасконец, убедившись в необыкновенной силе Готье, преисполнился к нему горячим восхищением, а на Катрин смотрел как на небожительницу, сошедшую на землю. Это был простодушный дикарь, по природе совсем не жестокий, но огрубевший в постоянных войнах. Отныне он следовал за нормандцем словно тень.

К вечеру до Монсальви осталось не более восьми лье. Лошади шли ходко, их копыта звонко стучали по гранитному плато. Арно с трудом сдерживал нетерпение, и когда увидел выросшую на горизонте романскую башню церкви, пустил в галоп своего черного жеребца. Сзади летела Морган, распустив по ветру сверкающий белоснежный хвост. Из-под ее копыт вылетали камешки. Готье и Фортюна остались в арьергарде, возле Сары, державшей на руках Мишеля. Славная женщина, оберегая свое сокровище, не признавала теперь никакого аллюра, кроме неспешной спокойной рыси.

Опьянев от скачки, Катрин пришпорила Морган. Кобыла, вытянув шею и раздув ноздри, помчалась за черным жеребцом и вскоре настигла его. Арно, смеясь, взглянул на жену, покрасневшую от радости и волнения.

— Тебе не обогнать меня, прекрасная наездница! — крикнул он на ветру. — Да и дороги ты не знаешь…

— Это уже замок?

— Нет! Аббатство… Между ним и горой л'Арбр стоит деревня, а на горе наш дом. Нужно свернуть налево и ехать под стенами монастыря, а затем углубиться в лес. Замок возвышается над горой, и с башен видна вся округа. Ты увидишь сама… такое чувство, будто под ногами у тебя вселенная!

Он умолк, задохнувшись от ветра и стремительной скачки. Катрин, не отвечая, улыбнулась и еще раз пришпорила Морган. Та вытянулась в струну и обошла жеребца. Катрин счастливо засмеялась, а оплошавший Арно разразился проклятиями, как тамплиер, вонзив шпоры в бока лошади. Жеребец мощным рывком ушел вперед… Стены аббатства были совсем близко. Катрин уже видела черепичные крыши деревенских домов, но тут Арно круто свернул налево, на маленькую тропинку, ведущую в лес. Обернувшись, она заметила, что остальные далеко отстали.

— Подожди нас! — крикнула она мужу.

Но он уже ничего не слышал. Воздух родной земли, которую он не видел больше двух лет, опьянил его, как крепкое вино… Катрин на одно мгновение заколебалась: броситься за ним или ждать остальных? Желание быть вместе с мужем возобладало. Впрочем, Готье, Сара и Фортюна могли видеть, куда она повернула. Наклонившись, она потрепала гриву Морган.

— Вперед, красавица моя! Догоним беглеца. Бросить нас вздумал!

Белая кобыла, ответив понимающим ржанием, устремилась по тропинке за Арно. Черные сосны вдруг окружили их со всех сторон, как будто они внезапно попали в царство ночи. Но впереди маячила более светлая точка. На секунду ее заслонил силуэт всадника, а затем Арно исчез.

Морган вихрем пролетела по узкой лесной тропе, и Катрин не придержала ее, даже чтобы вдохнуть запах земли, уже отмерзающей перед наступлением весны. Вылетев из леса в сиреневый сумрак уходящего дня, она оказалась на краю отвесной скалы и с силой натянула поводья, а затем огляделась. Как и говорил Арно, казалось, целый мир открылся перед ней. Со склона древнего потухшего вулкана можно было видеть долины и горы, леса и поля, холмы и реки. Ничего подобного Катрин не приходилось встречать, и от этой фантастической картины, полной дикого величия, у нее закружилась голова… Но где же Арно?

Наконец она увидела его и с трудом удержалась от крика. Он сидел в седле прямо и неподвижно, похожий на вдетое в стремя копье. Перед ним лежали развалины, огромная груда почерневших камней, обгоревшие балки, валуны, в расположении которых еще угадывались следы башен, линии куртин, сломанная арка моста, своды дверей… Все это было разбито и исковеркано, словно какой-то злой великан прошелся здесь со своей палицей. От разбитых камней тянуло черным удушливым дымом, железные брусья, искривленные от жара, вздымали к небу опаленные головы, словно умоляя о помощи и взывая к состраданию. Иногда какой-нибудь камень лениво скатывался в полузасыпанную канаву, которая еще недавно была рвом, жалкие обрывки цепей свисали с железных опор подъемного моста. Это было все, что осталось от замка Монсальви…