Володю подняли собутыльники. Лицо его было сильно разбито, из сломанного носа ручьем текла кровь. Он хотел что-то сказать, но разбитые губы не шевелились. Новиков выплюнул два выбитых зуба и почувствовал сильную боль в голове. Тошнота волной подкатила к горлу, и он, отвернувшись, выплеснул все, что было в желудке.

Идти самостоятельно он не мог, и ребята всей толпой повели его домой. Несмотря на боль, он был рад, что все так хорошо обошлось, ведь Андрей действительно мог его убить. Володе было обидно за то, что, пусть и за деньги, он все же хотел помочь Андрею, но тот даже не захотел слушать его и вместо благодарности так сильно избил.

Весь отдел вторую неделю работал по розыску преступников, а вернее, одного из них, которого хорошо запомнил Вагапов. Приметы остальных были настолько общими, что по ним можно было ежедневно задерживать до тысячи парней.

Время шло, реальных успехов не было. Многие уже склонялись к мысли, что преступниками оказались гастролеры, но я по-прежнему считал, что это были наши, казанские, ранее не попадавшие в поле зрения милиции.

За водителем было установлено круглосуточное наблюдение, однако он по-прежнему ни с кем не встречался и все вечера проводил дома.

Мы каждый день приглашали его в МВД и показывали ему альбомы со снимками ранее судимых за аналогичные преступления. Но уже через пятнадцать минут он откладывал альбом, потому что все лица начинали сливаться у него перед глазами.

Я каждый день задерживался на работе и, оставшись один, снова и снова анализировал события. Меня поражало, с какой дерзостью и профессионализмом было подготовлено и совершено это преступление. Чувствовалась опытная рука. Что ни говори, но эта группа представляет большую опасность, поскольку способна на еще более серьезные преступления.

Нами было установлено, что при налете были использованы похищенные машины, которые позже обнаружили в разных концах города. В кратчайшие сроки были установлены и допрошены хозяева этих машин, но те не могли вразумительно пояснить, почему преступники выбрали именно их автомобили, и, разумеется, не могли назвать ни одного человека, которого бы они подозревали.

Я ежедневно изучал всю оперативную информацию, получаемую работниками уголовного розыска Казани, однако того, что меня интересовало, не было.

Вечером следующего дня я поехал в Кировский отдел милиции на заслушивание сотрудников уголовного розыска, участвующих в раскрытии квартирных краж. Такое заслушивание было плановым и не сулило никаких неожиданностей. Я выслушал отчет начальника уголовного розыска и попросил его, чтобы он предоставил мне все оперативные дела его сотрудников для изучения. Мне было интересно проверить наличие в них информации о том, что они ориентировали свою агентуру на раскрытие разбойного нападения.

И уже второе дело вызвало у меня одновременно приступ радости и крайнего неудовлетворения. Перед распиской агента в том, что он проинформирован о совершенном преступлении, приметах вероятных преступников, их вооружении, лежало агентурное сообщение, в котором источник писал о своем знакомом, у которого имелся немецкий трофейный нож.

Я отчитал начальника уголовного розыска за серьезный прокол и дал команду доставить ко мне в МВД этого человека завтра утром.

Пересмотрев все оперативные дела, я больше не нашел ни одной интересной информации.

Утром, около восьми часов придя на работу, я застал у своих дверей начальника уголовного розыска Кировского РОВД Казани, который ждал меня вместе с молодым сотрудником уголовного розыска.

— Здравия желаю! — приветствовал меня начальник.

Я кивнул и пригласил их в свой кабинет.

— Кто это? — спросил я, показав на молодого сотрудника.

— Это наш оперативник, а человек, который написал это сообщение, состоит у него на связи.

От оперативника я узнал, что источник не может приехать в МВД по причине нездоровья — его накануне сильно избили, и тот не в состоянии передвигаться. Оперативник дал мне его адрес.

Я хорошо знал эти места — там прошла моя юность. И еще по юности помнил самого источника. Он проживал в соседнем доме и всегда отличался тягой к спиртному.

Я вызвал Балаганина и предложил ему проехать в Адмиралтейскую слободу навестить одного из моих старых знакомых.

Минут через тридцать мы уже въезжали туда. Это был рабочий микрорайон в Кировском районе Казани. На этом небольшом по меркам города участке было сосредоточено несколько крупных предприятий, таких как «Серп и Молот», «Сантехприбор», Вертолетный завод, Механический завод, в простонародье — «шариков и подшипников», Медико-инструментальный.

Здесь проживали в основном рабочие этих предприятий, и всегда отмечалась высокая преступность, связанная со злоупотреблением спиртным.

Наша служебная машина медленно ехала по центральной улице микрорайона — улице Клары Цеткин. Увеличить скорость не позволяла разбитая по зиме дорога. Доехав до улицы Урицкого, мы вышли из машины и пошли пешком — не хотелось привлекать внимание и к себе, и к источнику.

Я хорошо ориентировался на месте и знал многих людей, проживавших в этих домах. Недалеко был дом, в котором жили мои родители. До поступления в МВД я работал на Вертолетном заводе и сейчас, проходя по знакомым местам, постоянно с кем-то здоровался и отвечал на вопросы.

Мы подошли к дому, где проживал источник, и поднялись на второй этаж. Дверь Новиковых спутать было невозможно, она была вся разбита. Я постучал и стал ждать. Но никто не отозвался, и я потянул дверь. Она оказалась открытой, и мы со Стасом вошли. В комнате было темно, и мы не сразу увидели человека, лежащего в углу на диване. Человек спал и, судя по запаху, был изрядно пьян. Я коснулся его плеча — он открыл глаза и повернулся в нашу сторону. Он щурился, пытаясь разглядеть нас в темноте, и явно был напуган.

— Не бойся, Новиков, мы тебя не тронем, — успокоил я его и попросил Стаса встать у двери и никого не впускать, пока я не поговорю.

Протянутое мной удостоверение Новиков никак не мог разглядеть, тогда я представился и попросил рассказать все об Андрее. Володя начал плести какую-то чепуху, и у меня сразу возникло чувство, что тот боится Андрея больше, чем милицию.

— Сейчас поедешь с нами, и там ты мне все расскажешь, если не хочешь говорить здесь. Поверь мне, я тебе не враг, и от тебя зависит, посадим мы Баринова или он тебя убьет.

При этих словах Новиков сник и его взгляд забегал по стене, разыскивая что-то, известное только ему.

— Ты не бойся, — заверил я его, гарантирую, что в суде ты не будешь привлекаться свидетелем.

Новиков, немного успокоившись, рассказал нам историю про этот немецкий нож.

— А ты сам видел у него этот нож?

В ответ он закачал головой и ответил отрицательно, сообщив, что нож видел его знакомый по имени Ильдар и, если его хорошо прижать, то он может обрисовать его.

Ильдар, по словам Володи, проживал на улице Большой, рядом с продуктовым магазином. И мы со Стасом поехали на Большую. В процессе обхода близлежащих домов нам не удалось встретить кого-либо из местных жителей.

— Извините, — обратился я к продавщице магазина. — Вы не подскажете, где мы могли бы найти Ильдара?

Продавщица вышла из-за прилавка и указала нам на улице мужчину, который, шатаясь, двигался к магазину:

— Вот он, легок на помине!

Пока я благодарил продавщицу, Стас направился к Ильдару. Они остановились. О чем они говорили — я не слышал, но Ильдар вдруг стал кричать, что не совершал ничего плохого и не поедет ни в какую милицию.

Увидев, что Стас не один, Ильдар моментально успокоился и добровольно сел в машину. Я подсел к ним, и мы все поехали в МВД.

Здание МВД впечатлило Ильдара. Он перестал дергаться, хамить и затих. Его завели ко мне в кабинет, и мы со Стасом начали беседу.

Ильдар бы ранее неоднократно судим и хорошо знал, как себя вести с работниками милиции. Он начал рьяно отрицать то, что видел трофейный нож у Андрея, и чем больше мы настаивали, тем больше замыкался. На втором часу беседы он заявил, что вообще не намерен с нами разговаривать и готов отсидеть еще один срок, но не станет давать никаких показаний.