Скрестив руки, Софи разглядывала его.

– Ну что, закончил?

Антуан ничего не ответил, он уставился на носки своих ботинок, и выражение его лица точь-в-точь напоминало физиономию его сына. Софи с трудом удержалась от смеха. Она поцеловала его в лоб и ушла.

Ночь сгущалась над Вестбурн-гроув. Молодая женщина в пальто, которое явно было ей велико, уселась на скамейку перед автобусной остановкой.

– Вы замерзли? – спросила она.

– Нет, все нормально, – буркнул Матиас.

– У вас какой-то неприкаянный вид.

– Случаются такие дни, особенно выходные.

– Да, у меня их было много, – проговорила молодая женщина вставая.

– Доброго вам вечера, – сказал Матиас.

– И вам доброго вечера, – ответила молодая женщина.

Он кивнул ей, она кивнула в ответ и села в подошедший автобус. Матиас смотрел, как она уезжает, задаваясь вопросом, где он мог ее видеть.

После ужина дети уснули на диване, умаявшись после проведенного в парке дня. Антуан отнес их в постель. Вернувшись в гостиную, он воспользовался минутой покоя. Заметил бумажник, забытый Матиасом в вазочке, куда они выгружали содержимое карманов. Он открыл его и вытянул за торчащий уголок фотографию. На потрескавшемся за годы портрете улыбалась Валентина, сложив руки на округлом животе, – свидетельство былых времен. Антуан убрал фотографию на место.

Ивонна встала под душ и повернула кран. Вода потекла по телу. Антуан спас сегодняшний день, в иные моменты она задавалась вопросом, как бы ей удалось выкрутиться, если б его не было. Она вспомнила о его лососях на пару, приготовленных в посудомоечной машине, и расхохоталась в одиночестве. Смех быстро сменился приступом кашля. Совершенно вымотанная, но в прекрасном настроении она выключила воду, накинула халат и растянулась на кровати. Дверь в противоположном конце коридора хлопнула. Вернулась девушка, которую она пустила пожить в комнату по другую сторону площадки. Ивонна почти ничего о ней не знала, но она привыкла доверять своему инстинкту. Малышке нужна всего лишь маленькая поддержка, чтобы выпутаться. И потом Ивонне это тоже шло на пользу. Присутствие девушки было ей в радость; с тех пор, как Джон оставил свой книжный магазин, она все чаще ощущала груз одиночества.

Эния сняла пальто и прилегла на постель. Достала купюры из кармана джинсов и пересчитала их. День выдался хороший, чаевые, полученные от клиентов в ресторане на Вестбурн-гроув, где она подрабатывала по выходным, обеспечили ей существование на целую неделю вперед. Хозяин был ею доволен и предложил прийти поработать и на следующий уик-энд тоже.

Странная судьба выпала Энии. Десять лет назад ее семья не пережила голода в неурожайный год.

Молодая женщина-врач подобрала Энию во временном лагере.

Однажды ночью эта французская врачиха помогла ей спрятаться в грузовике, который отправлялся в обратный путь. Так начался долгий исход, и через много месяцев бегство с Юга привело ее на Север. Ее попутчики были товарищами не по несчастью, а по надежде – надежде в один прекрасный день изведать, что такое изобилие.

В путешествие через море она пустилась в Танжере. Другая страна, другие края, Пиренеи. Проводник, который взялся переправить ее, признался, что в свое время его дед зарабатывал перевозкой людей в обратную сторону; менялась история, но не человеческие судьбы.

Друг сказал ей, что на другом берегу Ла-Манша она найдет то, что искала всю жизнь: право быть свободной и тем, кто она есть. На земле Альбиона представители всех племен и религий жили в мире и уважении друг к другу; и она снова двинулась в путь, на этот раз через Кале, спрятавшись между колесами под вагоном. И когда, совершенно обессиленная, она опустилась на шпалы уже английских рельсов, то поняла, что исход подошел к концу.

Сегодня вечером она огляделась вокруг с ощущением счастья. Кровать была узкой, но застелена свежими простынями, на маленькой конторке стоял крошечный букетик васильков, от которого комната казалась веселее, а если перегнуться через подоконник, можно было увидеть крыши соседних домов. Комнатка была довольно уютной, хозяйка тихой, и вот уже несколько дней, как в ее жизни забрезжила весна.

Одри старалась впихнуть видеокассеты между двумя свитерами и тремя свернутыми в комок майками. Покупки, сделанные то здесь, то там за месяц пребывания в Лондоне, с трудом находили себе место в чемодане.

Распрямившись, она огляделась вокруг, проверяя в последний раз, ничего ли не забыла. Ужинать ей не хотелось, хватит и чаю, и хотя она чувствовала приближение бессонницы, следовало попробовать заснуть. Завтра, когда она выйдет на перрон Северного вокзала, день только начнется. Надо будет отвезти видеозаписи на студию в аппаратную, обязательно поприсутствовать на собрании редакции во второй половине дня, а если ее сюжет поставлен на ближайшее время, то и просмотреть пленки в монтажной. Зайдя на кухню, она глянула на раздавленную в пепельнице сигарету. Перевела взгляд на два бокала с подсохшими разводами красного вина; в раковине стояла чашка. Она взяла ее в руки и вгляделась в кромку, пытаясь определить, где именно ее касались губы Матиаса. Захватив чашку с собой, Одри вернулась в комнату и убрала ее в чемодан.

В гостиной царил полумрак. Матиас как можно медленнее притворил за собой дверь и крадучись направился к лестнице. Едва его нога коснулась первой ступеньки, на круглом столике вспыхнула лампа. Он обернулся и обнаружил Антуана, сидящего в кресле. Он подошел к нему, взял со столика бутылку воды и выпил залпом.

– Если кто-то из нас должен первым заново влюбиться, то это буду я! – изрек Антуан.

– Делай, что хочешь, старина, – отозвался Матиас, ставя бутылку на место.

Разъяренный Антуан вскочил:

– Нет, я не делаю, что хочу, и ты меня не путай. Даже если б влюбился я, все равно это было бы предательством, ну а уж если это ты!

– Успокойся! Неужели ты думаешь, что после того, как я из кожи вон лез, чтобы пробить эту стенку, и наконец-то живу одной жизнью с моей дочерью и вижу, как счастливы оба наших ребенка, – кстати, я никогда раньше не видел, чтоб они были так счастливы… так вот, неужели ты действительно думаешь, что я рискну все это испортить?

– Вот именно! – выдохнул Антуан, которого убедили слова друга.

Расхаживая по комнате, Антуан обвел рукой все вокруг:

– Ты же видишь, все, что тебя окружает, – это именно то, чего ты хотел. Ты хотел, чтобы дети смеялись, и они смеются; ты хотел, чтобы в доме было шумно, и мы сами себя не слышим; ты заполучил даже телевизор во время еды; а теперь слушай меня хорошенько: хоть раз в жизни, один-единственный разок, ты забудешь про свой эгоизм и честно возьмешь на себя последствия своего выбора. Так что, если ты собираешься влюбиться в какую-то девицу, немедленно брось! – Ты считаешь меня эгоистом? – печально спросил Матиас.

– Куда большим, чем я, – уточнил Антуан. Матиас пристально посмотрел на него и, не добавив ни слова, пошел к лестнице.

– Одну минуту, – проговорил Антуан ему в спину, – не думай, что я сказал то, чего не говорил… Я не против, чтобы ты ее трахал!

Уже ступив на площадку второго этажа, Матиас резко остановился и обернулся:

– Да, но я против, чтобы ты говорил о ней в таком тоне.

Стоя внизу, Антуан уставил в него обвиняющий перст:

– Ага, я тебя поймал! Ты влюблен, и вот доказательство, так что брось ее!

Дверь комнаты Матиаса с грохотом захлопнулась за ним. Двери Эмили и Луи были прикрыты куда осторожней.

Поезд уже полчаса стоял без движения на станции Эшфорд, а голос диспетчера, исполненный чувства долга, будил пассажиров, которые еще не осознали происходящего, чтобы сообщить им, что поезд… стоит без движения на станции Эшфорд.