Именно в тот вечер Эмили поделилась со своим дневником некоторыми наблюдениями: в последнее время она заметила, что все идет не очень гладко. Когда она услышала шум падения на лестнице, то сразу велела Луи вызывать подмогу, а Луи приписал на полях, что этой подмогой был его папа.

Антуан расхаживал по коридору медицинского центра. Приемная, где томились пациенты, была полна под завязку. Каждый ожидал своей очереди, перелистывая потрепанные журналы, кучей наваленные на низком столике. Но он так беспокоился, что не мог читать.

Наконец из кабинета, где проводилась диагностика, вышел врач и направился к нему. Доктор попросил следовать за ним и отвел Антуана в сторонку:

– Никаких повреждений головного мозга нет, только большая гематома на лбу, и рентген ничего тревожного не показывает. На всякий случай мы сделали эхографию. Ничего особенного там не разглядеть, но лучшая новость, которую я могу вам сообщить, это что с ребенком все в порядке.

Дверь в палату отворилась.

На Софи был голубой халат и тапочки, которые ее заставили надеть, чтобы пройти обследование.

– Подожди меня снаружи, – сказала она Антуану.

Он вернулся обратно на свой стул напротив регистрационной стойки. Когда она вышла к нему, у нее было маленькое напряженное лицо. – Чего ты дожидалась, чтобы все мне рассказать? – буркнул Антуан.

– Рассказать тебе что?… Это же не болезнь.

– А отец – тот тип, которому я пишу письма?

Кассирша диспансера сделала знак Софи. Результаты обследования были распечатаны, она могла забрать и расплатиться.

– Я устала, Антуан; сейчас я расплачусь и ты меня отвезешь, ладно?

Ключ повернулся в замке. Матиас положил свой бумажник в вазочку для содержимого карманов у входа. Устроившись в кожаном кресле, Антуан читал при свете лампы на круглом столике.

– Извини, уже поздно, но у меня было чертовски много работы.

– М-м-м-м.

– Что?

– Ничего, у тебя чертовски много работы каждый вечер.

– Ну да, у меня чертовски много работы!

– Говори потише, Софи спит в кабинете.

– Вы куда-то ходили?

– О чем ты говоришь?… Ей стало нехорошо.

– Господи, что-нибудь серьезное?

– Ее стошнило, и она потеряла сознание.

– Она что, съела твой шоколадный мусс?

– Женщина, у которой тошнота и обмороки, – тебе пояснения в письменном виде или титрами?

– Вот черт! – воскликнул Матиас и рухнул в кресло напротив.

Поздно ночью Антуан и Матиас сидели друг напротив друга за столом на кухне. Матиас так и не поужинал. Антуан достал бутылку красного вина, корзинку с хлебом и тарелку с сырами.

– Это просто потрясающе – наш двадцать первый век, – заметил Матиас. – Люди разводятся из-за любого пустяка, женщины заводят детей от проезжих серфингистов, а потом еще говорят, что нам не хватает той уверенности в себе, что была прежде…

– Да, а еще мужчины иногда живут вместе, под одной крышей… ты собираешься вылить мне на голову всю хрень, которая у тебя накопилась?

– Передай масло, – попросил Матиас, решивший приготовить себе бутерброд.

Антуан откупорил бутылку.

– Ей нужно помочь, – заявил он, наливая стакан.

Матиас отобрал у него бутылку и налил себе тоже.

– И что ты собираешься делать? – поинтересовался он.

– Отца нет… Я признаю ребенка своим.

– А почему ты? – возмутился Матиас.

– Из чувства долга, и потом, я сказал первым.

– Ну вот, две убедительные причины.

Матиас подумал еще несколько секунд и залпом выпил стакан Антуана.

– В любом случае это не можешь быть ты, она никогда не захочет, чтобы отцом ее ребенка был слепец, – заявил он с улыбкой на губах.

Друзья молча смотрели друг на друга, потому что Антуан явно не понял намека. Матиас продолжил:

– Уже сколько времени ты пишешь письма самому себе?

Дверь кабинета распахнулась, появилась Софи в пижаме, с покрасневшими глазами и обвела взглядом обоих папаш.

– Ваш разговор просто отвратителен, – бросила она им в лицо.

Она сгребла свои вещи, засунула ворох себе под мышку и вышла на улицу.

– Видишь, именно об этом я и говорил, ты совершенно слеп! – повторил Матиас.

Антуан кинулся вон из дома. Софи уже шагала вдалеке по тротуару, но в конце концов он нагнал ее. Она продолжала идти к бульвару.

– Да стой же! – взмолился он, обнимая ее.

Их губы сблизились, коснулись друг друга, и они впервые поцеловались. Поцелуй длился и длился, потом Софи подняла голову и посмотрела на Антуана.

– Я не хочу больше тебя видеть, Антуан, никогда больше, и его тоже.

– Не говори ничего, – прошептал Антуан.

– Ты устраиваешь ужины на десять человек, но сам не садишься за стол; ты едва сводишь концы с концами, но ремонтируешь ресторан Ивонны; ты завел общее хозяйство с твоим лучшим другом, потому что он чувствовал себя одиноко, хотя тебе самому этого по-настоящему не хотелось; и ты действительно веришь, что я позволю тебе воспитывать моего ребенка? А знаешь, что самое ужасное? Что именно из-за всего этого я и влюбилась в тебя с самого начала. А теперь иди, выполняй свой долг и оставь меня в покое.

Опустив руки, Антуан смотрел, как Софи уходит от него, одна, в пижаме, по направлению к Олд Бромптон-роуд.

Вернувшись в дом, он обнаружил Матиаса, сидящего в саду.

– Мы оба должны дать себе второй шанс.

– С этими вторыми шансами никогда ничего хорошего не получается, – проворчал Антуан.

Матиас достал сигару из кармана, снял с нее обертку, повертел в руках и раскурил.

– Это верно, – признал он, – но мы – другое дело, мы же не спим друг с другом!

– Ты прав, это действительно огромное преимущество! – насмешливо согласился Антуан.

– А чем мы рискуем? – спросил Матиас, разглядывая завитки дыма.

Антуан встал, отобрал сигару у Матиаса. Он пошел к дому, но вернулся с порога.

– Ладно, хватит шуток!

И зашел в гостиную, выпустив изо рта огромный клуб дыма.

Благие намерения следовало воплотить на практике не откладывая, а значит, начиная с завтрашнего дня. Взбивая шампуневую пену на волосах, Матиас во все горло распевал в своей ванной арию из «Травиаты», хотя на душе было муторно. Большим пальцем ноги он повернул кран, чтобы вода шла погорячее. Струйка, льющаяся в ванну, была совсем ледяной. По другую сторону стены Антуан, с резиновой шапочкой на голове, тер себе спину волосяной щеткой под обжигающим душем. Матиас зашел на половину Антуана, открыл дверцу душа, выключил горячую воду и вернулся к себе в ванную, оставляя по пути вереницу маленьких клочков пены на паркете.

Час спустя оба встретились на площадке второго этажа, в одинаковых домашних халатах, застегнутых на все пуговицы. Каждый направился в комнату своего ребенка, чтобы уложить его спать. Оказавшись вновь на площадке, они скинули халаты на пол и, шагая в ногу, спустились по лестнице – на этот раз в трусах, носках и белых рубашках при бабочках. Они натянули брюки, висевшие на спинке большого кресла, завязали шнурки на ботинках и, наконец, уселись на диван в гостиной, рядом с няней, вызванной по такому случаю.

Оторвавшись от кроссворда, Даниэль позволила своим очкам соскользнуть на кончик носа и по очереди оглядела их.

– Не позже часа ночи!

Оба мужчины вскочили и направились к входной двери. Когда они уже готовы были покинуть дом, Даниэль заметила халаты, валявшиеся на ступеньках, и поинтересовалась, не знают ли они слова из шести букв, означающего «большой беспорядок».

На дискотеке было полно народа. Матиаса прижало к бару, куда с трудом пробирался Антуан.

Некое создание, казалось, сошедшее со страниц модного журнала, подняло руку, пытаясь привлечь внимание бармена. Матиас и Антуан обменялись взглядами, но дело выглядело вполне безнадежным. Даже если один из них и набрался бы духу заговорить с ней, грохот музыки свел бы всю затею к нулю. Наконец бармен осведомился у молодой женщины, что она желает выпить.