— Хвастунишка, — сказала я, понимая, что она знает, как я горжусь ее ловкостью.
Элли остановила фургон, затем снова завела двигатель и поехала вперед со скоростью двадцать миль в час. Не сводя глаз с дороги, она сказала так тихо, что я даже не сразу поняла:
— Папа разрешал мне водить машину.
— Что?
Я прекрасно ее слышала, но не могла поверить своим ушам.
— Папа разрешал мне водить машину, — сказала она уже громче, с вызовом, словно ждала, что я начну возмущаться.
Я ослабила ремень безопасности, который внезапно стал меня душить, и повернулась к ней.
— Когда?
Я произнесла это слово очень спокойно, хотя сердце начало отчаянно биться в груди, и не только потому, что Элли вспомнила про Эрика. Не знаю, как я это поняла — наверное, по ее тону, — но у меня возникло подозрение, что сейчас могут возникнуть вопросы, которые она хотела задать мне раньше. Так, понятно. Все-таки она решилась.
— Когда я была маленькой. Думаю, лет в шесть. Он сажал меня на колени и нажимал на педали, потому что я не могла до них дотянуться. Но я сама крутила руль. Он говорил, что это наш с ним секрет.
— Эрик, — прошептала я и покачала головой. — Вот мерзавец!
Эрик обожал тайны. Разные мелочи, о которых знали только он и я. Таким был наш брак — за три месяца до официальной отставки мы обвенчались в маленькой церкви в Клуни. Мы никому ничего не сказали, но эти несколько месяцев до нашей «настоящей» свадьбы стали настоящим приключением.
Он придумывал самые разные вещи — секретные записочки, анонимные подарки. Эти воспоминания были для меня особыми, но после смерти Эрика я стала ценить их еще больше. Я часто жалела, что он умер слишком рано и не успел завести несколько тайн со своей дочерью.
Очевидно, я ошиблась. Мне бы следовало знать, что Эрик ни за что не ушел бы из этого мира, не оставив Элли одно или даже парочку очень особенных воспоминаний. Не в его это характере.
— Мама?
Она нажала на тормоза и остановилась.
И тут я сообразила, что по моим щекам текут слезы.
— Извини, милая. Я очень любила секреты твоего папы. Рада, что у вас с ним тоже был секрет.
Элли поджала губы, и на мгновение мне показалось, что она сейчас тоже расплачется. Когда этого не произошло, я увидела, что у нее слегка подергивается уголок рта, а щеки едва заметно порозовели. И тогда я поняла, что у них был не один секрет, с трудом сдержала улыбку и молча поблагодарила Эрика. Он покинул нас неожиданно, но все равно успел оставить дочери наследство.
Я потянулась к Элли и сжала ее руку. Она ответила мне, затем осторожно высвободилась и снова начала скоблить ногти. Я поняла, что мы добрались до главной проблемы, но промолчала. Рано или поздно она расскажет мне, что ее беспокоит.
Когда Элли снова завела двигатель, я поняла, что, наверное, это произойдет позже. Но она никуда не поехала, оставив двигатель включенным.
— Он имеет к этому какое-то отношение? Я имею в виду папу.
Я ожидала совсем не такого вопроса и обрадовалась, что она задала его рулю, а не мне.
— К этому? Что ты имеешь в виду?
— Ты сама знаешь. Занятия по самообороне. Месса. Ты меня уже довольно давно туда не таскала, и вдруг…
Да, моя дочь совсем не дурочка.
— А с чего ты решила, что это имеет какое-то отношение к твоему отцу?
— Не знаю, — проговорила она, хотя я поняла, что у нее имеется мнение на этот счет. — Понимаешь, я ужасно рада, что мы будем заниматься кикбоксингом, но…
Пожав плечами, она замолчала. Я посмотрела на нее, безуспешно пытаясь понять, что у нее на уме.
— Что?
— Ты делала все эти вещи с папой, — сказала она. — А вчера — с ним.
В груди у меня все сжалось, и я поднесла руку к горлу.
— Ты помнишь? — еле слышно прошептала я.
Мы с Эриком иногда тренировались, когда Элли было примерно столько лет, сколько сейчас Тимми, может, чуть больше. Но когда она подросла, а мы немного попривыкли жить в мире без демонов, эта привычка сама собой отпала. Игры с маленьким ребенком — отличное физическое упражнение, а нам так нравилось быть родителями, что мы попросту забыли о тренировках.
— Немного, — ответила Элли. — Я помню, что иногда вы и мне разрешали поиграть с вами. У меня даже был собственный меч и все такое.
Я знала, что голос у меня будет дрожать, но должна была ей ответить.
— Он и сейчас у тебя есть. — Пластмассовая сабля, которую Эрик купил в магазине игрушек. — Я убрала его вместе со своими вещами. Он где-то в сарае.
Элли обхватила себя руками.
— И зачем начинать все снова? И почему с ним?
— Он друг, и у него есть опыт. Вот и все. — По крайней мере, теперь я поняла, почему Элли так холодно держалась с Ларсоном. Я потянулась к ней и погладила ее по руке. — А что до занятий, я подумала, что нам с тобой неплохо проводить вместе больше времени. Твой папа был бы рад узнать, что ты способна за себя постоять. — Я старательно обошла ее главный вопрос: «Почему?», так как не хотела врать дочери без особой необходимости. — Поверь мне, детка, я никогда не сделаю ничего такого, чтобы испортить твои воспоминания о папе.
— Я знаю. — Она громко всхлипнула. — Просто я очень по нему скучаю.
— Конечно, милая. Я тоже по нему скучаю.
Остаток дня ничем не отличался от обычного воскресенья, хотя, должна признать, мы с Элли были немного более внимательны к Стюарту, чем обычно. Вот что может сотворить с людьми чувство вины.
После обеда Тимми решил поиграть на своем ксилофоне, а Элли аккомпанировала ему на барабане. Мы со Стюартом тоже приняли участие в концерте, выбрав себе сильно замусоленные губные гармошки Тимми. (Поверьте, я бы с радостью обошлась без всего этого, но Тимми принялся вопить: «Мама, ты тоже играй», и я не смогла устоять.) После концерта, купания и чтения «Чика-чика бум-бум» (два раза), «Как динозавры говорят «спокойной ночи»» (один раз) и «Спокойной ночи, луна» (три раза) нам наконец удалось убедить Тимми, что он супермен Джемми и пришла пора ему и медвежонку Бу отправляться в постель, где они смогут сражаться за справедливость и правду — во сне.
Тишина отлично действует на наш дом.
Элли некоторое время побыла с нами, путешествуя между своей комнатой и гостиной и демонстрируя мне разные ансамбли одежды, по поводу которых я должна была выдать комментарии. Несмотря на то что она притащила домой кучу пакетов с новыми тряпками, в конце концов она остановилась на любимых джинсах, простой белой футболке и забавном маленьком свитерке розового цвета («Гэп», скидка 75 процентов) в качестве завершающего штриха. Внутренние метания, предшествовавшие этому важному решению, заняли два с половиной часа.
Когда она отправилась спать, неохотно пообещав не звонить в темноте Минди и не обсуждать с ней полночи предстоящий день в новой школе, мы со Стюартом открыли бутылку «Мерло», поставили «Паттона» в DVD-плеер и устроились на диване. (Он сам выбрал этот диск. А я согласилась из чувства вины. И влипла.)
Стюарт обнял меня, и я прижалась к нему, постепенно успокаиваясь.
— Мне жаль, что я в последнее время постоянно занят, — сказал Стюарт. — А будет еще хуже.
— Я знаю. Все в порядке.
Даже больше чем в порядке. На самом деле я рассчитывала, что Стюарт будет настолько занят, что не заметит, как его жена взяла на себя дополнительные обязанности. Я чуть-чуть сдвинулась и поцеловала его.
— Для тебя это важно, — сказала я.
Он погладил меня по волосам.
— Ты ведь знаешь, что ты самая лучшая в мире?
Я рассмеялась немного неискренне.
— Я не самая лучшая, но обещаю, что буду над собой работать. Я никогда не стану образцовой хозяйкой, но, если нам повезет, не уничтожу твои шансы победить на выборах.
— Это невозможно, — сказал Стюарт. — Один вечер — и Ларсон весь твой.
— Ну да, просто мы друг другу понравились.
— А кому ты можешь не понравиться?
Я не стала отвечать на его вопрос, сделав вид, что меня вдруг страшно заинтересовал Паттон, который вытащил пистолет и открыл огонь по немецкому самолету. Стюарт последовал моему примеру, и мы стали смотреть фильм.