– Понятно. Твое слово, кесаревич.

Он отозвался не сразу. Поднял голову, взглядом медленно обежал всех собравшихся. О том, что по старшинству ему говорить еще рано, не обмолвился: принял очередность, указанную стратигом, молча. Что-то в его взгляде возникло не слишком обычное...

– Это второе вторжение только на нашей памяти и одно из бессчетных, бывших когда-то, – сказал он. И мы относимся к этому как к старой, опасной, но все же известной болезни. Мы знаем, что от нее умирают, но если правильно лечить, то вылечить можно. Это ошибка. Это совсем другая болезнь... Он замолчал и посмотрел на свои сжатые кулаки. Все терпеливо ждали.

– Те войны велись государями, – продолжил он. – Эта – затеяна чародеями. Те велись за земли и власть, эта – непонятно для чего. Боюсь, что сама война будет чем-то вроде исполинского заклинания в неведомом обряде. Я не нахожу другого объяснения начинающимся событиям.

Рогдай повернулся к потаиннику:

– Что думает уважаемый Якун по этому поводу?

– Якун не исключает такого. Но считает, что наш образ действий не должен зависеть от того, кто вдохновил войну: Полибий или Турвон. Он сказал, что это кажется важным лишь на первый взгляд.

– Он – один из тех, кто ведет эту войну, – сказал Войдан. – Не может же он свидетельствовать против себя самого.

– Это лишь твои предположения, кесаревич... осторожно сказал Рогдай.

– Нет. Мне было видение, и не единожды, а трижды. Приходила матушка... впрочем, это неважно. Скажу так: мы уже не можем обойтись без чародеев, и мы вынуждены слепо доверять чародеям, не имея ни малейшей возможности проверить их утверждения и действия. Так кто мы после этого, как не рабы?

– Резон в твоих словах я вижу, кесаревич, но что нам делать с этим резоном, не пойму совершенно, медленно сказал Рогдай. – Знаешь ли это ты сам?

– Мне страшно выговорить то, что я должен сказать. – И Войдан вдруг улыбнулся беспомощно и отчаянно. – Мое мнение такое: немедленно сдаться. Приказать славам и солдатам сложить оружие и разойтись по домам. Крестьянам – сеять. Кузнецам ковать. Мы же сами, если надо, пойдем на эшафот, или будем вести переговоры, или... просто жить, не обращая внимания на завоевателей. Полный отказ от сопротивления, полнейший... Если Полибию нужна Кузня, или башня Ираклемона, или что-то еще – пусть забирает и уносит или пользуется здесь...

– Тебе снились дурные сны? – спросил Рогдай.

– Да, – сказал Войдан и уронил голову. – Море крови... вся вода стала кровью, даже источники... выживет едва ли один из дюжины... Думаю, Полибию просто нужно войско мертвых. Может быть, он решил завоевать ад.

Несколько секунд все сидели как пораженные громом. Потом Терентий тихо засмеялся:

– Так ведь чародей-то прав оказался!.. Выходит как? Будем мы воевать или не будем – ждет нас всех дорога прямехонько в самый ад! Так давайте напоследок хотя бы удовольствие получим!.. А, Вандо? Получим напоследок удовольствие?

– Хорошая мысль, – отозвался Вандо. – Я все сказал, – повернулся он к Рогдаю.

– Постой, – сказал Рогдай. – Ты расскажи, что на берегу делается.

– Я знаю только то, что было там позавчера, сказал Вандо. – О падении порта еще не сообщали, но оно неизбежно. Однако в порту у меня припасена одна маленькая штучка... впрочем, не будем о секретах вслух.

– Хорошо... – Рогдай опер обе руки растопыренными пальцами о стол: знак важного слова. – Мир междоусобный мы провозгласили. Теперь встает вопрос о верховном властителе. Кесаревич Войдан добровольно отказывается от этого поста... да и неловко было бы при живом кесаре. Поэтому есть два пути: или упросить расстричься в мир кесаря-монаха, или провозгласить диктатора. Обычай диктует попробовать вначале сделать первое, а в случае отказа наотрез – второе. У нас же нет времени, и я предлагаю вначале сделать второе, а потом уже приступить к первому.

– Разумно, – кивнул Вандо. – Диктатором, разумеется, будешь ты?

– Я бы не хотел, – сказал Рогдай. – Больше пользы я принесу в войсках. Я предлагаю Мечислава Урбасиана.

– Он знает, что ты будешь его предлагать? спросил Вандо, и одновременно с ним задал вопрос Терентий:

– Где он сейчас?

– Он не знает, – Рогдай поклонился Вандо, – потому что занят... – он перевел взгляд на Терентия, спасением государя нашего кесаря. Где он сейчас, я не могу сказать, потому что сам того не знаю. Однако приезда его я жду с часу на час.

– Мечислав – достойный человек, – сказал Войдан.

– Может быть, – сказал Терентий. – И все же военный диктатор должен быть солдатом, а не стражником. А главное, Рогдай, тебя люди помнят хотя бы по прошлой войне с Конкордией, а его... ну кто о нем слышал? Разве что знать Столии...

– Это так, – подтвердил Вандо. – Не сочти за лесть.

– Я думаю, – сказал Войдан, – что нет особой разницы, кто станет диктатором. Мы все равно погибнем. Соглашайся, дядя Рогдай...

– Потаинник Януар передал мне свой голос, тихо сказал Конрад Астион. – Он велел мне выступать за тебя, стратиг, даже если ты сам будешь против.

– Плохо вы решили, – сказал Рогдай глухо. – Неправильно. Не того я хотел и ждал, нет, не того...

– Не горюй, – неожиданно весело сказал Терентий. – Ну, разобьют нас. В худшем случае. Так ведь самое страшное, что может тогда с нами случиться, это смерть. А раз уж мы все равно когда-нибудь да помрем, то вполне можно сказать: мы ничем не рискуем.

– Ты, Терентий, известный блудослов, – сказал Вандо. – Скажи лучше: заложниками будем обмениваться?

– Думаешь, стоит? – спросил Терентий.

– За себя я ручаюсь и за семью тоже. Но есть всякие... не очень близкие...

– С них и спросим, как нужда придет. А впрочем, что мы обсуждаем? Как диктатор скажет, так оно и будет.

– Я скажу так: с паршивыми овцами разбирайтесь вперекрест, а добрые люди пусть по домам сидят да дело строгают. Указ о смерти за обиду будет сегодня. Думайте, что еще надо?

– Все надо, – сказал Вандо. – И побольше.

– Слух был, – сказал Терентий, – что пропавшая кесаревна будто бы нашлась. Так оно или не так?

– Нашлась, – сказал Рогдай. – Да только выбраться они оттуда не могут, где она нашлась...