Интересно же я жила...

В эту ночь она легла в джинсах и свитере. Револьвер и волшебный бумажник – теперь в нем было полторы сотни рублей истертыми и даже обтрепанными по краям купюрами – она завернула в больничное полотенце и засунула под свитер. Спать ей не придется, она это знала.

Алексей, подумала она. Разумеется, я его помню!..

Этой уверенностью она намеревалась пробить воздвигнутую в памяти темную стену. Ничего она не помнила... И отскочила от стены, как мячик.

Третьи сутки Алексей почти не отходил от машины. Он нашел себе неплохое убежище: во дворе частного домика, покинутого хозяевами. На заборе известью было выведено: «Продается на слом».

Бензина осталось полбака, из еды – только десяток сосулек твердого копченого мяса, которым его снабдили маленькие охотники-полувечки, на которых его «Марголин», рост, а главное, голос произвели неизгладимое впечатление. Он научил охотников делать рупоры и потому наверняка стал героем будущих мифов... В «бардачке» сохранилось еще полфляжки коньяка. Денег не осталось совсем.

Сокол-кобчик, живший на пожарной каланче неподалеку, теперь шпионил для Алексея. Ночью его сменяли две совы. Алексей не поверил бы, что совы могут жить в городе, пока не увидел их сам. Чтобы его шпионы не отвлекались и не голодали, он приводил им голубей.

В принципе, и сам он не имел бы ничего против голубей или даже крыс, ему приходилось есть и тех, и тех, но в этом городе они привыкли питаться такой дрянью, что был риск не дожить до конца трапезы...

Кроме того, он несколько раз пытался проникнуть в сознание тех людей, которые искали Саню. Это удалось лишь однажды, да и то ненадолго: человек забеспокоился и заозирался. Алексей знал, что такое проникновение вызывает острое чувство тревоги: будто тебе пристально смотрят в спину. Поэтому он побыл там недолго и убрался по возможности незаметно, унося крупицы информации. В общем-то, довольно важные крупицы: что интересующие его люди ездят на темно-серой «BMW» пятьсот двадцатой модели и на вишневой «мазде-капелле», что они уже проверили все те места, где могут оказаться люди без документов, и дали объявление о розыске и что кто-то из этих людей был опосредованно знаком с Саней через кого-то третьего. Это давало формальный повод вести поиск легальньми путями. «Ушла из дома и не вернулась... страдает психическим заболеванием... может назваться другим именем и рассказать выдуманную историю...» – что-то в этом роде. Алексей и сам поступил бы именно так – если бы имел возможность закрепиться здесь стационарно.

Но возможности этой он не имел. Во-первых, деньги. Точнее, отсутствие оных. Во-вторых, он опасался, что сам находится в розыске – скажем, по подозрению в похищении некоей Александры Грязновой... Поэтому он сел в засаду. Пусть эти ребята ищут. И пусть найдут...

На вторую ночь ему удалось заставить крысу забраться в квартиру, где эти розыскники обосновались. Но собачий лай и царапанье не позволили что-то услышать. Алексей отпустил крысу. Может быть, она убежала. Но на третью ночь ему удалось взять саму собаку.

Тут он услышал все. И понял, что ожидание кончилось.

Совы видели и слышали, как четыре человека сели в машину. Алексей не умел овладевать зрением так же хорошо, как слухом, но и того немногого, что он смог уловить, хватило.

Он отпустил всех шпионов, потер руками лицо, надавил на глаза, чтобы прогнать усталость. Открыл ворота. Завел мотор и дал прогреться. До больницы ему было вдвое ближе, чем противнику.

Она услышала шаги и, закрыв глаза, стала стараться дышать медленно, как во сне. Дверь палаты открылась, вошли двое. Один остался у двери, а второй подошел к ее кровати и посветил в лицо фонарем. Она открыла глаза и тут же крепко зажмурилась.

– Вставай, – сказал человек так, будто знал: никто никогда ему не возразит. И Саня послушно спросонок! – спустила ноги на пол и стала нащупывать тапочки. Локоть меж тем проверил, на месте ли сверток. Сверток был на месте. Саня привстала, задернула молнию на джинсах, застегнула пуговицу. Все, держится.

– А что случилось? – все так же спросонок испуг, испуг!.. – спросила она.

– Пошли, – сказал человек с фонарем. – Некогда объяснять.

– А кто вы? Вы же не врач...

– Быстро! – Ее взяли за локоть – очень твердые пальцы – и направили в дверь. Тот, который стоял в двери, посторонился. В его руке Саня увидела пистолет.

Коридор был пуст. В ручке двери ординаторской торчала швабра.

Саню втолкнули в кухонный лифт. Здесь неистребимо воняло прогорклым жиром. Пока спускались, Саня рассмотрела своих похитителей. Оба в спортивных штанах и легких кожаных куртках, не стесняющих движения. Один высокий, за сто девяносто, с огромными округлыми, будто надутыми, плечами. Лицо казалось туповатым, невыразительным, маленькие глазки не блестели. Второй – поменьше ростом, костистый, нос перебит. Саня подумала, что он гораздо опаснее своего крупного товарища.

Внизу их ждал третий. В одной руке у него была бритва, а другой он придерживал за плечо связанную, с заткнутым ртом, пожилую женщину в синем халате.

– Все тихо, – сказал он. – Эту кончать? Костлявый покрутил пальцем у виска:

– Боевиков насмотрелся? Сунь в лифт, и пусть до утра посидит.

– Она же нас видела.

– Кого? Нас? Да ты что? Никого она не видела. Пришли какие-то в масках... Так, бабка? Женщина в ужасе закивала головой.

– Вам бы, доктор, только бы резать. Она же умная, она же знает: если что – найдем, из-под земли достанем... Женщину втолкнули в лифт и закрыли дверь вызывающе, с лязгом.

Здесь был туннель – освещенный слабо, но достаточно. Сальная дорожка от лифта и куда-то вдаль указывала направление на кухню.

До кухни они не дошли, свернули в темное боковое ответвление. Лестница вверх... свежий воздух... дверь.

Темно. Видимо, это какой-то неиспользуемый вход. Сане показалось, что пахнет кровью.

Ее не грубо, но очень решительно впихнули в стоящую тут же темную и молчащую машину; крупный сел рядом с водителем, Саня оказалась сзади между костлявым и тем, с бритвой.

– Скажите, – повернулась она к костлявому, – а что, собственно, происходит?

Костлявый чуть пожал плечами: