Наверное, здесь давила чужая воля: для чтения не хватало воздуха, пол вздрагивал под ногами. В глазах темнело, будто не чужая, а его кровь щедро лилась на землю. Но противодействие не было настолько сильным, чтобы помешать Сарвилу довести дело до конца.

Все произошло в один миг: ручейки крови, текшие доселе свободно, вдруг притянулись меловыми линиями, проникли в белое – и стремительно потекли по линиям знака, меняя его цвет с охранительного на уничтожающий. Воин все еще стоял, обескровленный и сухой; лицо его стало лицом скелета. Сарвила в грудь ударил прилив, давление силы, его будто накачивали мехами, голова гудела колоколом, из груди рвался рев, руки вздымались. Он сумел как-то договорить Слово, последние его такты дозвучали, воздух перестал быть сыпучим, теперь все в нем разносилось широко; и пеналы разом шевельнулись, потом задергались, начали раскатываться – и наконец полопались разом, в одну секунду. Из каждого вырвался червь: черный, зеленый, мерзко-розовый, красный... В локоть длиной, в частых перехватах, с маленькой круглой пастью, окруженной треугольными зубками. Почувствовав камень, они тут же обратили головки вниз и начали стремительно в него вгрызаться...

Саня удивлялась, что Алексей вообще стоит на ногах, – а он не только стоял, но еще и подпрыгивал. Оба баллона весили килограммов восемьдесят, а кроме них в Алексеевом рюкзаке лежала и тяжелая чугунная бомба – на крайний случай, сказал он, чтоб уж наверняка... Вторая такая бомба стояла сейчас на подоконнике – рядом с четырьмя обычными, из пивных и консервных банок. Для себя Саня нашла в доме брезентовый плащ с огромными карманами (полы с рукавами обрезала, и стало удобно) и большой ранец, вряд ли школьный, скорее солдатский, – из грубой кожи, с несколькими отделениями. В него сложили остаток провизии, последнюю бутылку вина и взрывчатку. Готовые бомбы – шесть штук – как раз поместились в карманы плаща...

Револьвер за пояс, в левую руку факел: ножка стула, обмотанная тряпкой, пропитанной жиром из найденных там же, в кухонном завале, пустых плоских консервных банок.

Валькирия... Чувство необычайной легкости. Мрачноватый восторг. Нетерпение.

И – медленность. Каждое движение бесконечно. Она посмотрела на Алексея. Он держал в руке коробок спичек и рассматривал его.

– Алеша... поцелуй меня... еще раз. Потеря себя. На месте сердца – бездна, захватывающая дух. Истома, как чад...

– Все... иначе мы... никуда не уйдем... Кто сказал? Никто не говорил... но ясно и так... В глазах солнце и мед. Пальцы Алексея трясутся. Он зажигает лишь четвертую спичку.

Факел занимается желтым очень дымным огнем. От него Алексей поджигает такое же промасленное тряпье, накрученное на конец трубы огнемета. И уже от этих факелов – начинают шипеть и разбрасывать искры фитили бомб... Слабые – разлетаются далеко в стороны. Обезьяны опасливо шарахаются от них.

Чугунная – падает метрах в семи от входа.

Саня уже у двери, отдергивает засов, тяжелую створку на себя. Алексей стоит, чуть подавшись вперед. Растопившийся жир с горящих тряпок падает на пол тонкой огненной струйкой.

Потом – будто бы все погружается во мрак, остается лишь белая ревущая струя, вылетающая из клуба медленного темного дымного пламени и пропадающая там, за дверью.

И – рев огня погребают под собою скрежещущие вопли, визг, хрип... В этот момент догорают фитили.

Все содрогается под ногами, резчайший удар, уши и темя пронзает дикая мгновенная боль. Темнота и дым. Валится штукатурка с потолка. Бегом! Саня уже на лестнице. Смрад гари. Катятся и дергаются огненные клубки. Поворот. Рев огнемета и белое пламя – как водяная струя из шланга. Оно дробится на перилах, оно отлетает от пола, оно сметает в углы прыгающих повсюду четвероногих.

За входной дверью стоит плотный дым. Саня поджигает факелом фитиль еще одной бомбы и бросает ее сквозь проем двери. Алексей жестом велит ей отодвинуться вбок и отходит сам. Удар. Что-то врезается в косяк, отлетает к другому. Маленькая черная голова с исполинскими зубами.

Алексей встает на пороге. Дым – вспыхивает. Силуэт в двери делается черным, очень широким. Доносится знакомый смертельный вой и скрежет. Саня идет вперед. Она не может идти, но все равно идет.

Опять какая-то лестница. Полукруглые ступени. Пыль, камни и черные шевелящиеся ошметки.

Саня поджигает следующий фитиль...

Дым тает стремительно. Опадает вниз, будто всасывается в поры земли. Она бросает бомбу вперед, далеко-и видит, как шарахаются приземистые черные твари.

Взрыв. Бегом туда.

Несколько обезьян возникают буквально под ногами, Алексей встречает их огненной струей – в упор. В белом пламени расцветают красно-желтые цветы. Но еще одна, с веревкой, набрасывается на него с другой стороны, Саня тычет факелом, потом выхватывает револьвер и стреляет. Обезьяну подкидывает вверх, она летит, растопырив ручки и ножки, маленькая и беззащитная. У нее нежный розовый животик.

Они проходят мимо провала, где вечность назад погибла их маленькая крепость на колесах. Здесь открытое место, обезьянам не подобраться. Но чтобы обойти провал, надо приблизиться к густым и высоким, выше пояса, серым зарослям. Сане кажется – там нет отдельных растений, все переплетено, как волокна морской губки... Она бросает две бомбы: поближе к дороге и подальше, чуть в глубину.

Первый взрыв взметает вверх комья и клочья, что-то горит, кто-то бежит не видно и не понятно. Второй – заметно глуше, и вверх взлетает нечто: половина гигантского, с лошадь, рака или скорпиона коническая голова и две широко распахнутые клешни. В зарослях бьется невидимый отсюда оторванный хвост.

Алексей кивает головой. Проводит струей белого пламени по кромке зарослей. Треск и паническое разбегание. Вопли и вонючий дым. Заросли не горят, но и не спасают от огня.

Они обходят провал – спина к спине. Алексей оберегает со стороны зарослей, Саня – со стороны провала. Черный остов машины. Несколько чешуйчатых тел – будто огромные камбалы с раскинутыми членистыми ножками и длинными раздвоенными хвостами. Ничего не боясь, их расклевывают серые птицы с голыми змеиными шеями.