Как долго обитали в Зоне встреченные Кальтером бандиты, неизвестно. Но, похоже, они нашли оптимальный вариант совмещения несовместимого и предавались своей страсти, отгородившись от местных перипетий в неприступном бункере. Конечно, далеко не от всех. Вероятнее всего, этих «пацанов» убила бы внезапно возникшая в их логове аномалия или проползший по потолку цепкий снорк, нежели человек, от вторжения коего пытались оградить себя бандиты. Однако судьба распорядилась иначе, послав им в качестве незваного гостя не снорка, а интрудера Ведомства – тоже, по сути, разумного монстра, но все равно несравнимого по проворству и злобе с уникальной фауной Зоны.

Когда Кальтер определил, что «дети подземелья» совершенно невменяемы, он подкрался к ним ближе, затем – еще и еще, пока не остановился возле прислонившегося к стене типа с поникшей на грудь головой и закатанным рукавом. Ушедший в нирвану, бандит еле слышно бормотал под нос какую-то белиберду: то ли читал стихи, то ли о чем-то спорил сам с собой. Кальтер мог бы легко поставить точку в этом споре одним ударом ножа. Но банда обдолбанных в ноль наркоманов не представляла для майора явной угрозы, и он решил не тратить время на то, что вскоре так или иначе за него сделает Зона.

Однако, осмотрев ведущую в глубь катакомб дверь, Кальтер понял, что миновать ее незаметно у него не выйдет. Стальная пуленепробиваемая дверь некогда обладала надежным запорным механизмом, наподобие тех, какими блокируются люки корабельных отсеков. Но сегодня вся эта система вместе с управляющим ею штурвальным колесом не функционировала. То ли ее искорежили ломом, то ли здесь приложил лапу невероятно сильный мутант, но самой двери эти разрушения не коснулись. Разумеется, занявшие подвал бандиты не стали бросать ее нараспашку и заменили сложный замок обычным швеллером. Массивная, не меньше центнера, железная балка упиралась одним концом в штурвальную ось, а другим – в выемку на бетонном полу. А для надежности швеллер был еще и как следует осажен кувалдой, отчего не просто подпирал собой дверь, а накрепко заклинивал ее в проеме не хуже запора. Инструмент, коим воспользовались для этого хозяева «бойлерной», валялся здесь же, в шаге от импровизированного блокиратора.

Майор осмотрел препятствие и определил, что убрать балку по-тихому у него при всем старании не выйдет. Бандиты поработали на совесть, поскольку явно не планировали оставлять этот выход даже в качестве резервного. Чтобы выбить швеллер, по нему следовало нанести как минимум дюжину ударов той же кувалдой. Но ни в коем случае не взрывать. Взрыв мог намертво перекосить тяжелую дверь в проеме, что отрезало бы майора от цели и, не исключено, насторожило бы военных. А удары молотом по швеллеру неминуемо грозили переполошить хозяев. Насколько глубоко ни погрузились те в наркотическую эйфорию, волей-неволей очнешься, когда у тебя под ухом разразится оглушительный набат.

Ирония судьбы: стать жертвой не собственной безалаберности, а наоборот – образцового соблюдения мер предосторожности. Оставь бандиты дверь открытой или хотя бы заблокируй ее не так тщательно, возможно, им посчастливилось бы прожить в Зоне еще какой-то срок. Но, вынудив Кальтера взяться за кувалду, они автоматически подписали свой смертный приговор, включив себя в интрудерский список случайных «помех» – немаркированных, если пользоваться терминологией Ведомства.

«ВМК» громко чихнула шесть раз подряд с короткими интервалами, всего за шесть секунд упростив интрудеру решение проблемы запертой двери. Шесть выстрелов – шесть трупов… Ничего такого, что причинило бы Кальтеру неудобство или заставило его руку дрогнуть. И ничего, что отложилось бы в памяти майора грузом ненужных воспоминаний…

…Ему доводилось заниматься и более гнусными вещами, чем хладнокровный расстрел невменяемых наркоманов. Майор не раз и не два оказывался в подобной ситуации, но не помнил подробностей ни одной из них. Напрочь забывал еще до того, как остывал ствол его винтовки. Человеческому разуму свойственно ограждать себя от неприятных воспоминаний, что могли разрушительным образом сказаться на рассудке. Натренированная память Кальтера была способна подвергаться подобному выборочному «форматированию» в любое время и в любой обстановке. А тем более когда он находился в командировке.

Вовремя забыл то, что отвлекает тебя от выполнения поставленной задачи, – значит, увеличил шансы выполнить ее и вернуться живым. Побеждает тот, кто не колеблется. Спецотдел «Мизантроп» проводил отбор своих оперативников, исходя из такого критерия, и майор не был в этом плане исключением. Прежде чем приступить к подготовке, Кальтер – в те годы еще простой лейтенант Костя Куприянов, молодой, но уже успевший повоевать в паре горячих точек, – побывал вместе с другими кандидатами в учебном центре, где тренировались антитеррористические подразделения МВД. Вступительное тестирование будущих «мизантропов» было с подвохом, и почти все претенденты, в том числе и Куприянов, об этом догадывались. Поэтому были готовы к любым неожиданностям. Однако что именно требовалось Ведомству от лейтенанта, он понял лишь тогда, когда очутился на стрелковом полигоне с винтовкой, заряженной боевыми патронами. И понял правильно, став единственным из тридцати соискателей, принятых в тот год на службу в «Мизантроп».

Кандидаты знали о своей будущей службе немного, поскольку все они были отправлены на тесты в приказном порядке. Лейтенант Куприянов немало удивился, когда до него был доведен этот приказ. Никаких особых заслуг за ним не числилось – обычный командир полкового разведвзвода, не рвущийся вперед, но и не отстающий. В общем, типичный исполнитель, добросовестно относящийся к служебным обязанностям. Чем был вызван повышенный интерес к молодому комвзвода со стороны незнакомого ему в ту пору Ведомства, Куприянов понятия не имел. Со временем он, конечно, догадался, что Ведомство следило за ним еще с самой «учебки», внимательно изучив всю подноготную лейтенанта, его психологический портрет и продолжая наблюдать за началом его военной карьеры. И, разумеется, делая на основе этих наблюдений необходимые выводы, понемногу определяющие судьбу будущего «мизантропа».

Информация, которую довели до лейтенанта перед началом отборочных тестов, была предельно скупой и гласила, что ему придется заниматься разведывательно-диверсионной деятельностью в полевых условиях и преимущественно за границей. Куприянов пожал плечами: почему бы и нет? В любом случае такая служба импонировала ему больше, нежели командование солдатами-срочниками и жизнь по обрыдлому гарнизонному распорядку. Инициатива Ведомства оказалась весьма своевременной – еще год-другой, и комвзвода наверняка окончательно разочаровался бы в воинской службе. Что ни говори, а всегда приятно считать себя кем-то особым, избранным из множества других офицеров для опять-таки особой работы. И Куприянов задался целью любой ценой подтвердить, что он достоин оказанного ему доверия, ведь когда еще представится такой случай? Некоторые сослуживцы лейтенанта заваливают командование рапортами о переводе их на службу в специальные подразделения, и все без толку. А он, командир полкового разведвзвода, ни о чем таком не просил, а ему пожалуйста – персональное приглашение. Поэтому кровь из носу, а надо поднапрячься и попытать счастья, пока окончательно не пропала охота связать свою жизнь с армией.

В чем крылась уникальность молодого лейтенанта и почему он оказался единственным, кому выпала честь пройти этот заковыристый отборочный конкурс? Наверное, в том, что, несмотря на молодость, он уже относился к жизни достаточно трезво и отлично представлял специфику своей будущей службы. Диверсанты не освобождают заложников, не эвакуируют мирных жителей из районов боевых действий и вообще не встают на защиту гражданского населения, если это хоть в малейшей степени препятствует исполнению полученного приказа. Нигде и никогда. Находясь на вражеской территории и утратив из-за ранения боеспособность, диверсант сделает все возможное, чтобы не стать обузой своему напарнику (не товарищу, ибо хладнокровным исполнителям было запрещено связывать себя с кем бы то ни было товарищескими узами). И более того, не имея сил пустить себе пулю в лоб, диверсант может всегда рассчитывать, что напарник без колебаний поможет ему в этом. Надежное плечо товарища по оружию, чувство локтя, боевое братство, один за всех и все за одного – это законы другого мира. Диверсант живет по своему уставу и готов на пути к цели принести в жертву всех своих напарников. Равно как и сам пожертвовать собой, если командир группы отдаст такой приказ. Зная о том, что никто и никогда не придет ему на помощь, диверсант всегда и везде полагается только на себя. А если и помогает угодившему в беду напарнику, то лишь в случае, когда шанс спасти того целым и невредимым достаточно высок и не подвергает чрезмерному риску жизнь самого спасающего. Куприянов был уверен: все, чему его учили в полковой разведке, в Ведомстве ему придется забыть. Вплоть до полного пересмотра собственного мировоззрения и расстановки в другом порядке приоритета жизненных ценностей.