Лечиться тебе надо, товарищ Кантор, советовал же король травки успокоительные попить, с мистиком проконсультироваться, отдохнуть как следует, благо работа не особо сложная и свободного времени для отдыха достаточно.

«А в-пятых, в пятых, – коварно напомнил внутренний голос, – ты не отвлекайся, не переходи на заботы о своем несчастном здоровье, продолжай думать над своим недостойным поведением».

«Отстань! – огрызнулся Кантор. – Я не желаю это обсуждать с тобой! И вообще, это в-шестых, а в-пятых, я королеве нахамил… Извинюсь завтра».

«Пусть в-шестых, но все равно ты вел себя как идиот».

«Да? А я полагал, как свинья…» – вяло отмахнулся Кантор.

«Да нет, именно как идиот. Ольга, между прочим, обращалась не лично к тебе, а ко всем. И поскольку затеял это распитие пива Толик, то к нему в первую очередь и относились все Ольгины высказывания. А тебя дернул какой-то демон выступить! Ты хоть понимаешь, что ты натворил и какие могут быть последствия?»

«Перестань, мы же помирились. С ней легко мириться – достаточно быть просто милым и ласковым, и она с радостью ответит тем же, не вспоминая прошлые обиды. Я знаю множество дам, которые в такой ситуации встают в позу и гордо воротят нос, требуя, чтобы за ними несколько дней ходили и с униженным видом просили прощения, осыпая объект незаслуженного оскорбления дорогими подарками…»

«Вы помирились! – вознегодовал внутренний голос. – Как был идиотом, так и остался! Так ничего и не понял! Ты хоть помнишь, как тогда на нее посмотрел? Что ты при этом говорил, это дело десятое, но как посмотрел, помнишь? Забыл, пьянь придворная?»

Кантор действительно не очень помнил… вернее, не придал значения. А ведь противный голос был прав. Не следовало так смотреть на Ольгу, никогда, как бы ни был сердит! Взгляд – это худшее, чем можно человека обидеть. За слова можно извиниться, поступки можно объяснить или исправить, а взгляд – это такое неосязаемое, неуловимое нечто, которое и объяснять бесполезно. Он сделал свое черное дело, мелькнул – и пропал, а чувство осталось. И даже не всегда можно потом вспомнить, отчего это чувство возникло. Ай, как плохо… Хуже и быть не может. Ведь Ольга действительно испугалась, пусть даже она мужественно поборола этот страх за несколько секунд, но все же не стоит надеяться, что забыла. Напротив, наверняка в тот же миг вспомнила все, от чего до сих пор предпочитала отмахиваться, словно проблемы и не существует. Нет, конечно же она не подумала, что ее сейчас убьют, но осознала, что в случае открытого конфликта ей нечего противопоставить своему замечательному кавалеру. И это ужасно. Если она с этого дня станет его бояться, то их отношениям конец. Хотя… ну посмотри же ты правде в глаза, не отворачивайся от неизбежного, ведь это все равно случится. Как бы ни верещал внутренний голос, как бы ни подбивал на всяческие глупости, у этих отношений нет будущего. Кто там набрался наглости возражать, твое какое дело, ты голос, и не более. Как ты себе это представляешь? Товарищ Кантор – примерный семьянин и честный труженик… звучит! Может, мне еще и дом купить, сад апельсиновый посадить, цветочки на клумбах высеять?.. А вот это видел? Вы что, с Амарго сговорились?

Нет, бестолковый мой внутренний голос, не будет этого. Хотя бы потому, что это невозможно. Внезапное королевское «приглашение» только отсрочка окончательному прощанию. Надо иметь мужество хотя бы признать это, раз уж совершить поступок мужества не хватает… И нечего сопли разводить, это не я в депрессии, я как раз очень трезво и рассудительно мыслю, а ты идешь на поводу у своих страстей, своего эгоистичного «хочу!» и даже не думаешь, чем наши отношения могут закончиться! У меня замечательно получается сводить в могилу бедных девушек и потом долго плакать и раскаиваться. То они вешаются на воротах, то к ним вдруг Огонь возвращается, и они закономерно гибнут, ибо барды-воины долго не живут… А бедная Ольга? Она уже и травилась, и похитить ее пытались, а уж сколько слез пролила из-за меня… Что дальше? Дождемся, пока до нее все-таки доберется кто-нибудь очень ко мне неравнодушный, а потом опять будем плакать и раскаиваться? Не хочу. Да, я ее люблю. И желаю ей только добра, хотя по мне этого, может быть, и не скажешь. Если для нее будет лучше и безопаснее жить без меня, то именно это я и сделаю. Ну конечно, не прямо сейчас, хоть в кои-то веки сказал что-то умное. Разумеется, не сейчас, выберу более подходящее время…

Кантор встрепенулся, отвлекаясь от мрачных мыслей, и обернулся на звук открываемой двери. «А, почтенный мэтр… уф, пронесло. Мог бы и король явиться, а как раз его сейчас видеть не хочется», – подумал Диего. То есть Кантор был бы счастлив услышать, что его величество нашелся и водворен на место, но видеть его и тем более общаться… это уже было бы форменным издевательством.

– Добрый вечер, – негромко и очень дружелюбно приветствовал мистралийца придворный маг. Похоже, его не удивило присутствие постороннего в покоях принца. – Что, дон Диего, не спится?

– Ага, – кивнул Кантор, мысленно напоминая себе, что всем кому только мог он сегодня уже нахамил, надо хоть с мэтром Истраном быть повежливее… – Я уже выспался. А вы почему среди ночи ходите? Тоже не спится или…

– В моем возрасте бессонница – обычное дело… – Старик легким мановением руки достал из воздуха кресло и удобно уселся, аккуратно расправив мантию, дабы не помять. – Должен заметить, молодой человек, что сидеть на подоконнике таким образом, как это делаете вы, довольно опасно.

– Мне нравится так сидеть, – отозвался Кантор. Ну вот, теперь придворный маг начнет его воспитывать за неимением под рукой короля или принцев… – Я не боюсь высоты, и у меня хорошая координация движений.

– Не сомневаюсь, – заверил его упрямый старик. – Но все же, если вас не затруднит, слезьте оттуда. Знаете, так нервничать в моем возрасте…

«В твоем возрасте, старый хитрец! – подумал Кантор, но с подоконника все же слез и пристроился на стуле Мафея. Как они на них вообще сидеть ухитряются… – А где ж ты таскался-то в своем „возрасте“? И чьими духами от тебя попахивает? Вот жалость, что у меня на запахи память не такая же, как на звуки, а то бы определил, запах-то знакомый. Словом, почтенный мэтр, не далее как полчаса назад вы изволили навещать даму, а теперь тут дурака валяете, немощным старцем прикидываясь…»

Мэтр посмотрел в потолок и задумчиво поинтересовался, не стоит ли попросить несчастного музыканта спуститься и присоединиться к ним.

– Не знаю, – пожал плечами мистралиец. – Если вам охота сейчас утирать ему сопли и выслушивать его жалобы…

– Если человек в этом нуждается, не стоит отказывать ему в такой малости, – наставительно заметил старый волшебник и снова посмотрел в потолок. – Однако, мне кажется, сейчас он в этом как раз не нуждается. Нашел подходящий способ выплеснуть свое горе и предается ему, как могут только барды. Вам нравится?

– Музыка или исполнение? – уточнил Кантор. Старик тихо рассмеялся:

– Разве стал бы я спрашивать, нравится ли вам музыка, которую вы сами сложили?

Бывший бард нахмурился, отмечая про себя еще три огреха в музыкальных упражнениях ученика, и подавил вздох.

– Занимался бы уже магией и не отвлекался на все подряд. Музыкант из него менее чем посредственный, а как композитор наш вождь вообще полное убожество. Он хоть не пьян? А то еще свалится и забудет, как летать…

– Не беспокойтесь, не пьян. К счастью, его величество больше не наливает своему другу спиртное, памятуя о недавних событиях… Что вы так на меня смотрите, дон Диего? Спросить что-то хотите? Так спросите, чего стесняться.

– Разве Мафей вам не рассказал?.. Он ведь должен был…

– Разумеется, рассказал. А вы разве не знаете, что его величество давно дома и спокойно изволит почивать… э-э… впрочем, тут я, кажется, промахнулся. Уже не изволит. Вот ведь непоседа!

– Так он вернулся? Давно?

– Разумеется, еще с вечера.

– А который час? – Кантор поискал глазами часы, которые в момент его пробуждения показывали десять. Часы отличались постоянством – на них по-прежнему было десять.