Три с половиной тысячи лет назад самым могущественным государством на земле по праву считался Египет. Фараоны были богатейшими людьми, способными купить не только процветание, но и мир на своих границах. Царствование Аменхотепа Третьего называют золотым веком, потому что мощь и величие египетской державы возросли в его время так, как не возрастали ни до, ни после него.

Перепиской и подарками Аменхотеп добивается больше, чем стрелами и боевым топором. Из всех стран и городов Сирии, Палестины и Междуречья к нему летят письма с заверениями в вечной дружбе и с просьбами золота. Аменхотеп не скупился на золото, которого в его стране было «что песка под ногами».

В ответ все иноземные владыки, от маленьких сирийских князей до могущественного вавилонского царя, считают за честь отправить свою сестру или дочь в гарем стареющего фараона. Юные красавицы благородных кровей остаются в египетской столице в качестве заложниц политической стабильности. Им дают новое имя, обряжают в египетские одежды и приучают молиться египетским богам.

Они живут в неге и роскоши царского гарема, который называется Местом Красоты. Их праздное существование в ожидании прихода своего господина разбавляется пирами, сплетнями, интригами и плотскими утехами. Ближе к фараону часто становятся те, кто лучше других владеет искусством любви и страсти. Однако Царицей могла называться только первая жена фараона, египтянка по крови и часто его родственница.

Весной 1353 года до нашей эры в столицу одного из самых сильных азиатских государств, Митанни, прибыло посольство Аменхотепа Третьего и караван с дорогими подарками. Прибытием этого посольства завершались долгие переговоры о передаче одной из дочерей митаннийского царя в жены наследнику египетского престола, Аменхотепу Четвертому…

Небо хмурилось над Вассоканом. Холодный северный ветер собирал тяжелые тучи и гнал их низко над городом, над узкими улицами, просторными площадями и высокими родовыми башнями-димту. Эпицентр будущей грозы собирался над дворцом владык Митанни.

Старый царь Тушратта чувствовал приближение бури всеми своими ноющими костями. Он только что закончил осмотр подарков своего будущего зятя, наследника египетского престола. Все, что так высоко ценилось в его краях: изящная мебель и посуда, золотые украшения, тонкие ткани, благовония и лечебные притирания, — было предоставлено в достаточном количестве и разнообразии. Кроме того, посол фараона, Мени, клятвенно заверял, что по прибытии невесты ко двору его повелителя Тушратта получит еще один обоз, превосходящий этот по крайней мере в два раза. Царь придирчиво осмотрел все подарки, ощупал ткани, понюхал и даже попробовал на вкус благовония, посидел на креслах с изысканно инкрустированными спинками, набросил на плечи шкуру леопарда и остался весьма доволен. Все идет как по маслу, настроение отличное, вот только если бы не эта ломота в костях…

Кряхтя, Тушратта вернулся в зал приемов и в присутствии почтительно склонившегося Мени надиктовал писцу послание для царствующего фараона Аменхотепа Третьего и отдельно для его сына, наследника и младшего соправителя Аменхотепа Четвертого. Лично вдавил в еще мягкую глину свою печать, сказал послу все полагающиеся по формуляру слова и наконец-то остался один. По залу гуляли сквозняки, и, несмотря на пылающий в очаге огонь, было по-зимнему холодно. Тушратта снял тяжелую круглую корону, отлитую из серебра, закутался по уши в длинный плащ из овечьей шерсти и подумал, что фараон счастливее его уже потому, что никогда не мерзнет. Старый царь вздохнул. Скоро он отправляет в страну вечного лета свою вторую дочь. Отправляет не для праздного наслаждения жизнью, а для работы, требующей полной самоотдачи. Пожалуй, настало время поговорить об этом с будущей женой фараона.

— Позвать Тадухеппу!

Слуга, до этого невидимый за толстой круглой колонной, молча поклонился царю и отправился исполнять поручение. Через несколько минут в комнату пружинящей походкой вошла высокая девушка в зеленом шерстяном платье, расшитом золотыми нитками и подпоясанном широким поясом с самоцветами. Платье было толстое, тяжелое, но это не могло скрыть необыкновенной стройности фигуры девушки. Она была тонкой, но не хрупкой, ее молодое тело было сильным и упругим, движения — полны затаенной хищной грации. Девушка склонилась перед седоволосым царем, тут же выпрямилась и посмотрела на него взглядом, полным любопытства.

— Дочь, сядь. У нас будет долгий разговор, — распорядился Тушратта и продолжил, когда та устроилась на табурете у его ног: — Я доволен твоими успехами в постижении египетского языка.

— Еще я выучила все иероглифы и теперь могу читать! — нетерпеливо перебила она, явно ожидая похвалы.

— Надеюсь, ты так же преуспела в хороших манерах? — холодно спросил Тушратта, и царевна смущенно опустила голову. — Что ж, теперь ты сможешь говорить с египтянами на их родном языке, но не советую тебе сразу обнаруживать это. Возможно, ты успеешь услышать кое-что полезное для себя и для всех нас. Тем более не обнаруживай своего умения читать иероглифы. Ни сразу, ни потом. Если спросят — говори, что учила, но это слишком сложно для тебя.

— Это совсем не сложно для меня! — гордо заявила Тадухеппа и вновь осеклась под суровым взглядом отца. — Да, конечно, я никому не скажу…

— Твоя сестра уже давно живет в Египте и исправно выполняет обязанности, которые я на нее возложил. Это видно по тому, что золотой поток от фараона не иссякает. Но на тебя возлагается куда большая ответственность. — Тушратта помедлил, чтобы дать дочери прочувствовать важность их разговора. Тадухеппа замерла и не сводила с отца расширенных от волнения глаз. Удостоверившись, что она больше не будет перебивать его, Тушратта продолжал: — Сестра твоя отправилась ко двору старого фараона, когда он был еще крепок и здоров. Ситуация в Египте и в нашей стране была стабильной. Хетты вели себя тихо, напуганные нашим союзом с фараоном. Но сейчас все по-другому. Дни Аменхотепа Третьего сочтены, он непоправимо болен и уже не мыслит трезво. Его сын и соправитель начинает принимать самостоятельные решения, и эти решения порой ставят в тупик даже его подданных. Он вошел в конфликт со жречеством их верховного бога и затеял передел собственности храмов. Это грозит нестабильностью в Египте. И это уже почуяли хетты, начав передвижение войск к границам.

— Это значит… — озадаченно пробормотала Тадухеппа.

— Стали готовиться к войне, дочка. Я говорю с тобой как с мужчиной, как с военачальником, потому что твоя миссия подобна военной операции. И ты должна это понять и вести себя не как маленькая девочка, а как государственное лицо.

Выдержав паузу, в течение которой щеки Тадухеппы заливала то краска гордости, то бледность страха, Тушратта с нажимом произнес:

— Молодой фараон в начале своего пути, и ты должна будешь оказать на него влияние.

— Но все знают, что иноземные жены живут отдельно от фараона и не всегда удостаиваются даже его визита в опочивальню!

— Да, так было всегда. Твоя сестра тому пример — она припеваючи живет в Месте Красоты и лишь изредка напоминает владыкам Египта о себе и о своей стране. Но времена меняются. И не всегда в нашу пользу. Империя хеттов накопила достаточно сил, чтобы сделать нас своей провинцией.

— Как это могло случиться? Еще совсем недавно они боялись нас.

— До тех пор, пока наши вассалы из провинции Ашшур хранили нам верность. Но ашшурцы вышли из повиновения, не платят налоги, а кое-где даже провозглашают себя самостоятельной Ассирией и пытаются заигрывать с Египтом за нашей спиной.

— А Египет? — еле слышно спросила Тадухеппа.

— Официально они их не принимают, а неофициально, как известно из наших источников, ашшурцы вели переговоры с молодым наследником.

— Подожди, отец, у меня кружится голова. Давай по порядку. Ашшурцы ослабляют нас своим неповиновением. Хетты грозят воспользоваться нашей слабостью. Египтяне ведут переговоры с ашшурцами. А как обстоят дела у египтян с хеттами?