Голубев, посмеявшись, сказал:

– Конкретно, Анатолий, на улице Лесопосадочной меня интересует семья Никифора Потехина. Еще конкретнее – его сын Геннадий.

– Нормальная семья. Дед Никифор – работяга. За свои семьдесят пять лет никаких криминальных проступков не совершил. Слабость у старика одна – политика. Если врубится в эту тему, будет молотить до седьмого пота. Когда долго не с кем пополитиканствовать, идет к Федоту Мамаеву. Ставит заядлому пьянице поллитровку и начинает доказывать, что теорию коммунизма Карл Маркс придумал с глубокого бодуна. Захмелевший Федот, икая, только поддакивает: «Ик-да, да, да! Такую мудреную науку на трезвую голову не придумаешь»… – Кухнин усмехнулся. – О Геннадии тоже ничего плохого сказать не могу. Бывает резковат, но справедлив. Без повода не запылит. Кстати, недавно гостил у родителей.

– Ты, говорят, учился в одном классе с его женой…

– Даже сидел за одной партой с Таней Шаньгиной. Самая красивая и умная девчонка в школе была. Настырных поклонников от нее отваживал. Видные ребята за ней ухлестывали, но она никого не хотела знать. Когда выскочила замуж за Степку Жемчугова, я обалдел: «Таня, у тебя что, крыша поехала?! У отпетого троечника Сморкача, кроме соплей, ничего ведь нету!» Шаньгина улыбнулась: «Толик, зато фамилия какая!» Короче, первый брак понадобился Татьяне, чтобы сменить крестьянскую фамилию. Не случайно, она сразу и развелась со Степкой. За Геннадия же Потехина вышла по любви. Мы еще, кажется, в шестом классе учились, а Геннадий – взрослый красавец в морской форме уже рассекал по райцентру на новенькой черной «Волге». К десятому классу, как я приметил, Танечка стала засматриваться на моряка. И когда они поженились, для меня это было не в диковинку, а вполне ожидаемым финалом…

Слушая участкового, Слава краем глаза с интересом наблюдал за шустро работающими мальчишками. Уложив в поленницу последнюю, расколотую Кухниным чурку, ребята затеяли борьбу. Самый меньший по росту недолго покружился возле барахтающихся братьев, затем подошел к отцу и, хитро прищурившись, спросил:

– Ты чо, папка, уселся на чурбан? Сидячую забастовку объявил, да?..

– Гаврош, не лезь в политику! – прикрикнул на него Кухнин и строго скомандовал: – Братва, все хором – марш домой!

Мальчишки беспрекословно побежали гурьбой к дому. Глядя вслед устремившемуся за братьями малышу, участковый сокрушенно покачал головой:

– Во, Гаврила-проказник растет. Без выкрутасов жить не может сорванец. А памятливый – пуще магнитофона. Как-то услышал по телевизору эстрадных куплетистов. На другой день осторожно со спрятанными за спиной руками подкрадывается ко мне и, прищурив левый глаз, интригующе начинает декламировать: «Крошка сын к отцу пришел»… Чувствуя подвох, я спрашиваю: «Ну, и что сказала кроха?» Он мгновенно выбросил из-за спины руку с моим табельным пистолетом: «Сотню долларов – на стол! А то будет плохо».

Голубев засмеялся:

– Вот это рэкетир!

– Не говори. Не ребенок, а вылитый «Красный дьяволенок». Когда утянул из кобуры «Макарова», понять не могу. Пришлось всыпать сорванцу ремня. Теперь к пистолету не притрагивается.

– Смотри, как бы за кистень отчаюга не схватился.

– У Гаврилы не заржавеет…

– Геннадий Потехин не жаловался на жену или на дочь? – возобновляя прерванный разговор, спросил Слава.

– Мы с ним не настолько знакомы, чтобы откровенно обсуждать семейные проблемы.

– Дед Никифор предполагает, будто у сына какой-то разлад с женой.

Кухнин поморщился:

– Он и мне об этом зудел. Я из любопытства спросил у Геннадия, какая кошка между ним и Татьяной пробежала? Тот ответил шуткой: «У Тани появилась привычка ставить чайник носиком не в ту сторону». По-моему, «разлад» – это выдумка Никифора Власовича. Старик давно бухтит. Дескать, Геннадий мог бы выбрать себе жену посерьезнее, а подобрал разведёнку, которая законно обабилась в первом браке чтобы заводить шашни в столице. До Татьяны, видимо, дошли слухи о брюзжании свекра. Отсюда возник напряг в их отношениях, что еще сильнее задело самолюбие старика. Чего ты заинтересовался Потехиными?

– Сегодня утром Татьяна Борисовна Жемчугова обратилась в районную прокуратуру с заявлением об исчезновении дочери.

– Лоции?! – удивился Кухнин.

– У Жемчуговой вроде бы одна дочь.

– Одна. Прошлым летом она с полмесяца жила у деда Никифора. Взрослая, можно сказать, девушка. Энергичная. Лицом и фигурой – в маму, а отвагой – папе Гене не уступит.

– Говорят, у папы Гены даже прозвище «Свадебный хулиган»?

– Это с легкого словца Татьяны к нему прикипело. Свадьбу они справляли в ресторане «Сосновый бор». Веселье шло чин по чину. В самый разгар, когда гости запели да заплясали, появился окосевший Степка Жемчугов. Вызвал Геннадия в вестибюль и зашвыркал соплями. Мол, с чужого стола объедки подбираешь! Геннадий терпеливо слушал колкости, пока Сморкач не назвал Татьяну шлюхой. Тут Гена без слов так шваркнул Степку кулаком, что тот, отлетел метра на три и проломил гардеробный барьер. Естественно, возник переполох. Прибежала Татьяна: «Гена, ты что творишь?!» Геннадий как ни в чем не бывало: «Танечка, ну какая русская свадьба обходится без драки?» Поднял ее на руки и закружил в вальсе. Она от неожиданности перепугалась: «Ой, не урони, свадебный хулиган!» Отсюда и поехало.

– Где теперь Степан Жемчугов?

– В нашем районе фермерствует. Не так давно видел Степку на элеваторе. Пшеницу нового урожая привозил сдавать. Вырядился в турецкий кожан до пяток. На шее старомодная золотая цепь с крестом, кепка а-ля Лужков. Короче, морду вымыл и «крутым» стал. Растрепался об успехах. Не фермер, блин, а кум королю и брат министру. Я не удержался от подначки: «Хорошо тебе Потехин извилины в мозгу выправил». Степка, дурь-несусветная, гордо отшил: «Они у меня никогда кривыми не были. А с Генкой Потехиным я поквитаюсь. Денег имею много, чтобы козу ему заделать». – «Киллера собираешься нанять, что ли?» – «Так я перед тобой, ментом, и раскололся! Кого захочу, того и куплю. Свои руки пачкать не стану».

– Не вмешался ли он в семейные отношения Геннадия и Татьяны?

– Ума не хватит. Просто сблефовал Сморкач в надежде, что расскажу Тане, каким козырным стал ее первый избранник.

– По словам деда Никифора, внучка его в прошлом году здесь подралась.

– Был, как говорится, аналогичный случай. Лоция приехала в гости, видимо, с деньгами. Направо и налево угощала местную детвору чипсами, жвачкой, киндер-сюрпризами и другими импортными радостями. А на Лесопосадочной улице живет алкоголичка Борщевская – «Люба-кэгэбэшница». Невысокая поджарая бабенка лет двадцати пяти. Четыре года отбыла в колонии за наводку на ограбление с убийством бизнесмена в Кемеровской области. Водку пьет, по ее словам, лет с десяти или с двенадцати и неистощима в изобретении способов добычи дармовых денег.

– Мне дед Никифор рассказывал, как ее проучили пенсионеры Молоховы, – сказал Слава.

Кухнин хохотнул:

– Тот урок не пошел Любе впрок. Заприметив богатую девочку, она подкараулила Лоцию и спрашивает: «Ты, детка, откуда приехала?» – «Из Новосибирска», – отвечает та. «Ну, а я – нештатный агент КГБ, – заявляет Люба и протягивает руку. – Будем знакомы». Лоция отшатнулась: «Извините, тетя, с агентами не общаюсь». – «Напрасно, детка. По просьбе твоей мамки, мне поручено тебя охранять. За эту услугу будешь платить наличкой ежедневно по двадцать три тысячи рублевок». – «Не много ли вам будет?» – «Ничуть. Деньги теперь дешевле грязи. Даже сантехнику при вызове меньше, чем на пол-литру, не платят». – «А когда платить?» – «Желательно каждое утро». – «Сейчас можно?» – «Давай». Лоция мгновенно размахнулась и папиным приемчиком дала «кэгэбэшнице» между глаз. Люба в полном нокауте глаза под лоб закатила. Когда очухалась, девочка наивным голоском спросила: «Тетя, может, сразу заплатить за неделю вперед?» – «Иди ты в жопу, блатячка. Без охраны перетопчешься», – пробурчала Люба.

– Отчаянная у деда Никифора внучка, – улыбнувшись, сказал Голубев. – Не знаешь, с кем она здесь дружила?