– А я-то считала, что это исключительно ваш удел.

– Где вы научились так разговаривать? Что за выражения! У этого остолопа возникла именно та мысль, что пришла мне в голову несколько позже. Вот почему я и называю ее гениальной. Он замечает связь между словами "благие вести" и Леменье. И они мчатся к Леменье. Драка...

– Шестой и седьмой покойники.

– Да. Леменье и Доливе, через малый промежуток времени. Перонне и его парни ничего не находят у Леменье, потому что шантажист к данному конкретному делу совершенно не причастен. И они даже не подозревают о существовании Марселлена. С другой стороны, Перонне обеспокоен моим появлением на улице Луны и настойчивостью, с которой я добивался у Марион встречи на стороне.

– Значит, вас он знает?

– Да, знает. На улице Монторгей он устраивает мне ловушку, в которую я попадаю, надо честно признаться отчасти по собственной вине. Восьмой покойник.

– Шеф, не желаю вам зла, но все-таки... мне это кажется слишком уж запутанным. Ведь было бы много легче вас просто уничтожить. И с концами.

– Легче, но слишком грубо. Моя смерть лишь навредила бы ему. Но выставить меня сексуальным маньяком, который принимает наркотики и отравляет ими других, изобразить убийцей, вот это здорово. И тем же ударом устранить временно из обращения, тоже здорово.

– А дальше что?

– Он оставляет меня в покое, вероятно потому? что у него нет времени заняться моей особой действительно художественным образом.

– А Виктор Марселлен?

– История Марселлена. Так звучало бы название иных глав готических романов. Настоящих, написанных в XVIII веке. Когда он обнаруживает внезапную кончину своего хозяина, то видит в этом руку Перонне. В ужасе скрывается. В своем убежище узнает о смерти Эстер. Немного придя в себя, заключает, что после подобного потрясения Левиберг будет более податлив, а поэтому не следует тянуть, а надо скорее запустить лапу в его кассу, Он возвращается на улицу Сент-Фуа, не находит там своих бесценных документов, мчится на улицу Реомюра, забирает ирис. Но ошибается с выбором. И кого же видит, находясь один на террасе? Двух костоломов, о которых знает, что они – подручные Перонне. От страха мысли его путаются. Он не соображает, что эти люди его не знают. Пытается спрятаться, бежать, перебраться по балюстраде террасы в другую часть здания. Соскальзывает и падает, к вящему изумлению тек двоих, которые ошеломлены и ничего не понимают, но торопятся ускользнуть, потому что не сомневаются в скором появлении полиции.

– Значит, несчастный случай?

– Да.

– Тем не менее, девятый покойник.

– Десятый.

– Как десятый? Ах да! Эстер!

– Нет. С Эстер будет одиннадцать. В этом страшном перечне девятое место занимает сутенер Марион. Убийство Марион, похоже, ему не понравилось. Он устроил шум. Все закончилось на пустыре у Шатийонских ворот.

– Относительно шума... Эстер?

– Видимо, она раскрыла преступную деятельность... гангстера.

– Значит, виноват не ее брат?

– Нет. Теперь нам известно, что у него не было никакой особой причины поступать таким образом. Предательство, совершенное Эстер из чистой мести, повлекшее за собой арест всех их близких гестаповцами, конечно, подтолкнуло бы его к насильственным мерам, но он не знает о ее измене.

– Значит, следует допустить, что Морено работает на Перонне?

– Морено мертв... Послушайте, еще один. Но его можно не учитывать. Он – часть другой истории.

– Однако... четыре пальца!

– Комедия.

– Разыгранная кем-то знавшим о давнем любовном романе Эстер и верящим в существование Морено. Итак, мы снова возвращаемся к Левибергу.

– Тихо!

В здании "Тканей Берглеви", от которого мы были уже недалеко, открылась дверь. Оттуда вышел человек и вороватым шагом поднялся по улице Постящихся к Сантье, направляясь в нашу сторону. Хотя он шел по другому тротуару, стоило принять меры предосторожности. Я втолкнул Элен в темный подъезд и, прижавшись к ней, начал горячо ее ласкать. Тип прошел мимо, не удостоив нас взглядом. После того, как он удалился на несколько метров, я разжал объятия.

– Послушайте, вы меня тискали, – упрекнула Элен.

– Только ради правдоподобия, – сказал я. – Готовьтесь к тому, что мы возобновим это милое занятие, потому что нам придется следить за малышом.

– Кто он? Левиберг?

– Право, вы что, антисемитка? Оставьте этого Левиберга в покое раз и навсегда.

На углу улицы Сент-Фуа я остановился:

– Дальше пойду за ним один. Это не занятие для маленьких девочек. Со мной пушка, этого достаточно. Но снимки, которые я собирался показать Левибергу, мне не нужны. У вас они будут в большей безопасности. Послушайте, спрячьте их к себе за чулок.

– У меня есть сумочка! – возразила она, помещая их туда.

– Хорошо. Так вот, до свидания и спокойной ночи, мой ангел. Отправляйтесь-ка похрапеть и желаю вам чудных сновидений.

Она пожала плечами. Я ее покинул.

Мой клиент свернул на Мюлузскую улицу и по улице Клери вышел на Каирскую площадь, не похожую, как и раньше, ни на что другое со своими лепными египтянами, фонарем общественного туалета, кафе, припаркованными вдоль Нильской улицы тачками. Трупов еще не было видно, но, возможно, они не за горами. Под составленным Элен списком не была подведена окончательная черта. Как и прошлой ночью, слышалось посапывание работающих печатных станков, к чему примешивался, ибо еще было не поздно, шум близлежащих больших улиц и какофония домашних радиоприемников. Когда мой малый вступил на Каирскую улицу, я упустил его из виду. Поэтому укрылся в темном углу, чтобы не стать жертвой тактической хитрости. Из своего укрытия я видел номерной знак крупного грузовика международных перевозок, стоявшего неподалеку, напротив складского помещения, где, судя по свету, еще работали. Перевозки Т. Б. Р. Л. Левиберг, сын. Париж. Франция. Постукивание печатных станков прекратилось. До меня донесся шепот приглушенного разговора. Открылась кабина грузовика, и оттуда спустились двое. Один из них был моим клиентом. Не торопясь, они прошли по тому же тротуару несколько метров и исчезли во мраке узкого прохода. Переждав минуту, я пустился по их следам. И едва успел укрыться за мусорным ящиком. На хорошо смазанных петлях бесшумно открылась низкая дверь с укрепленной на ней табличкой с неразборчивой надписью и пропустила двух мужчин.

Поистине, сегодняшний вечер был праздником дуэлянтов. Одетые с вызывающей крикливостью, они не были теми, кто меня интересовал. Оба вышли на улицу. Я не покидал своего скверно пахнущего убежища. Услышал, как завелся двигатель грузовика. Вот он отъехал. Затем воцарилась тишина. Оставив помойку, я приблизился к двери. На эмалированной дощечке можно было прочесть "Типография". Я напряг слух. Никакого шума. Я потрогал дверь. Металлическая. Гм... Несомненно, взломать ее трудно. А стоит ли? Было ли это...

В моей черепушке раздалось "бум!". Как старого знакомого приветствовал я это ощущение. Боже мой! Чуть было о нем не забыл. Добрый удар тупым предметом, добрый удар семейной дубинкой, ожидающий Нестора в поворотном пункте его расследования. Чуть было о нем не забыли. В самое время...

Я пришел в себя на груде изорванной бумаги. Запястья и щиколотки у меня были связаны. Смешанный запах дразнил мне ноздри. Пахло сырым подземельем, типографской краской, бумагой и свежей простыней. Я валялся в закутке, соединявшем подземный этаж склада с типографским цехом. За грязными стеклами открывался вид на весь освещенный цех.

Четверо мужиков под наблюдением пятого были заняты любопытной ночной работой. И хорошо оплачиваемой. По высшим ставкам за сверхурочные. Печатные станки почивали, но не эта четверка. На брошюровочном столе лежало множество пестрых прямоугольников, как две капли воды схожих с подлинными стодолларовыми купюрами. На другом столе, стоящем в стороне, чтобы на него не попала грязь, раскинут рулон новой ткани, которую снова ловко накручивали на деревянную основу, не забывая прятать в ее складках, при каждом новом обороте рулона, определенное количество банковских билетов. Готовый рулон, проверенный на соответствие нормам, уносили наверх и, по всей видимости, грузили в кузов автомобиля, помещая среди других – честных – рулонов. Операция была задумана совсем неглупо. И весьма изобретательно осуществлять ее под почтенным, внушающим доверие и почти столетним флагом фирмы Левиберга.