В последующие два года Маргарита и Суффолк с необузданной пылкостью любили друг друга, а между тем политическая ситуация в стране становилась все более напряженной. Помимо Глостера, у королевы появился новый враг, в Лондоне же была развязана кровавая бойня, переросшая впоследствии в гражданскую войну, которая получила в истории красивое наименование Войны Алой и Белой розы. Враждующие стороны возглавляли представители дома Ланкастеров Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет, и Ричард Йорк — кузен короля и возможный наследник престола в случае, если Маргарита не родит сына.

Все началось с обычного уличного столкновения, когда сторонники двух кланов начали срывать с кустов белые и алые розы — символы враждующих семейств Йорков и Ланкастеров. Но в первое же после схватки воскресенье все увидели, что королева приколола к корсажу алую розу — символ своего дома и дорогих ее сердцу родичей Бофортов. Тем самым молодая женщина ясно показала, на чьей стороне находятся ее симпатии, хотя, быть может, она просто желала украсить себя любимым цветком.

Глостер не замедлил подлить масла в огонь. По его наущению во всех кабаках королеву стали обвинять в шпионаже, прелюбодеянии и ненависти к английскому народу. В грязных кварталах Темзы в любую минуту мог вспыхнуть мятеж, и Маргарита поняла, что мира не будет до тех пор, пока жив Глостер. Отныне ей нужна была его голова…

Однако это оказалось нелегким делом. Генрих VI ненавидел насилие и почитал своего дядю, хотя тот уморил его мать голодом в монастыре. Чтобы добиться своей цели, Маргарите пришлось воззвать к призраку несчастной Екатерины и убедить короля, что ее ожидает та же участь, если Глостер одержит победу.

— Вы должны сделать выбор, — заявила она в заключение. — Речь идет о жизни и смерти — его или моей.

Отказаться от жены король не мог. Глостера схватили и препроводили в лондонский Тауэр. Через несколько дней вошедший в камеру тюремщик обнаружил на полу его бездыханное тело — по приказу кардинала Глостеру подсыпали яд, не оставляющий следов. Таким образом удалось избежать опасного судебного процесса, а королева избавилась от своего врага.

Разумеется, народ тут же завопил об убийстве, но скоро уверился в справедливости божьего суда: спустя некоторое время скончался лучший друг Маргариты и самая надежная ее опора — кардинал Уинчестер. И смерть его была воистину страшной! С пеной на губах и с выпученными глазами старик мучительно боролся за жизнь. Дворец содрогался от его воплей, все слуги тряслись от страха, и даже сама королева, молившаяся у изголовья постели, не могла скрыть дрожь.

— Это ужасно, — прошептала леди Суффолк. — Видел ли кто-нибудь, чтобы прелат умирал в таких душевных муках?

Королева не ответила, прислушиваясь к крикам умирающего. Он пытался теперь отогнать всех призраков, которые мучили его больную совесть. Маргарите казалось, будто из мрака одна за другой выступают окровавленные тени. Внезапно раздался еще более пронзительный вопль:

— Убирайся прочь, проклятая ведьма! Это обман… ты вовсе не святая! О, какое страшное пламя… в таком огне невозможно выжить! Палач, дай мне взглянуть на нее, притуши костер!

Тут Маргарита поспешно осенила себя крестным знамением. Она поняла, что в это мгновение тень Жанны явилась к тому, кто обрек ее на жуткую казнь…

Крики не стихали еще два часа, пока наконец английский кардинал не испустил дух в последней судорожной конвульсии. Слуги поторопились прикрыть труп — настолько уродливым и отвратительным выглядело искаженное лицо. Кругом шептались, что Уинчестер проклят самим богом. Последствия же этой шекспировской агонии оказались для Англии поистине катастрофическими, поскольку кардинал своими советами умудрялся сдерживать страсти, кипевшие в королевстве.

После смерти Уинчестера Суффолк настолько опьянел от любви к королеве, что стал строить честолюбивые планы. Он надеялся править Англией через посредство Маргариты, которой Генрих предоставил полную свободу действий. Получив от возлюбленной титул герцога, Суффолк прежде всего освободился от возможных конкурентов. По его совету оба главных смутьяна были отправлены подальше от двора: Ричарда Йорка назначили регентом Ирландии, а Сомерсета — Франции. Предполагалось, что они глубоко завязнут в этих осиных гнездах и, быть может, сломают себе там шею. Увы! Любовникам не суждено было мирно наслаждаться своей страстью, ибо Ричард Йорк, отправляясь в изгнание, спутницей своей избрал ненависть.

Но пока Маргарита держала скипетр твердой рукой: она была умна и не позволяла любви одержать верх над разумом. Осыпая Суффолка всевозможными почестями, королева оставила себе реальную власть и избрала своей опорой мудрого старца — кардинала Кемпа, архиепископа Кентерберийского. Возможно, ей удалось бы в конце концов стать подлинной правительницей страны, если бы во Франции вновь не вспыхнула война. Карл VII, не желая более кормиться пустыми обещаниями, решил вернуть свои провинции силой и навсегда изгнать англичан из французского королевства. Главный удар был направлен на Нормандию, где пребывал со своим войском Сомерсет. К несчастью, он оказался бездарным полководцем. Когда пал Руан, взбешенный народ потребовал его головы.

Перепуганный регент Франции отправил в парламент послание, обвиняя во всех своих бедах Суффолка, который будто бы оставил его без снабжения и не прислал людей на подмогу. Естественно, парламент не упустил случая свести счеты с любовником королевы. Маргарита сразу же осознала опасность: если Суффолку предъявят обвинение, он погиб — у нее не хватит сил и влияния, чтобы спасти возлюбленного. И она приняла воистину героическое решение: опередив парламент, издала королевский указ об изгнании Суффолка из страны на пять лет. Так сильна была ее любовь, что она согласилась обречь себя на пятилетнюю разлуку…

Прощание их было долгим и мучительным. Оставшись наедине в спальне королевы в замке Виндзор, они не могли оторваться друг от друга и словно застыли, пытаясь оттянуть невыносимый миг расставания.

— Пять лет! Я не выдержу… Если мне не удастся вызволить тебя, — шептала Маргарита, — я сбегу отсюда, я поеду к тебе…

— Если бы я мог взять тебя с собой! Любимая моя… бедная моя! Зачем только я сделал тебя королевой? Но ты будешь принадлежать мне в вечной жизни!

— Не забывай, — бормотала она, не замечая струившихся по лицу слез, — никогда не забывай свою Маргариту!

Он не сумел бы это сделать, даже если бы захотел. Две недели спустя леди Суффолк в траурном одеянии припала к ногам королевы, взывая к справедливости… 1 мая 1450 года корабль, уносивший в изгнание Уильяма де ла Пола, герцога Суффолка, был взят в открытом море на абордаж большим судном. Состоялось некое подобие суда, в который вошли пьяные солдаты и матросы. Они вынесли Суффолку смертный приговор и немедленно привели его в исполнение.

— Моего мужа заставили спуститься в лодку, — говорила безутешная вдова, захлебываясь слезами, — и там один из этих извергов обезглавил его. О мадам! Говорят, он отрубил ему голову только с шестого раза!

Закрыв лицо руками, герцогиня Суффолк зарыдала. А стоявшая перед ней королева уже ничего не видела и не слышала… Словно молния поразила ее, и она застыла как камень. Маргарите казалось, что все в ней обратилось в пустоту — огромную пустоту, из глубин которой поднималась свирепая жажда мести! Она знала, что отныне посвятит жизнь лишь одной цели — покарать тех, кто убил ее возлюбленного, покарать без жалости и пощады! Французские принцессы приезжали в эту проклятую богом страну только для страданий. Маргарита часто вспоминала самую прославленную из них, Элеонору Аквитанскую, которая некогда подписывалась так: «Наказанием божьим королева Англии». Ей предстояла битва, как и Элеоноре, и она решила, что будет сражаться до тех пор, пока не приведет к покорности этот дикий народ… или, подобно любимому Суффолку, не сложит голову на плахе под топором палача!

Пусть же начнется Война Алой и Белой розы и пусть рухнет сама земля, ибо Суффолку никогда уже не увидеть свою возлюбленную королеву…