Ана и Антонио стоически переносили волну слухов и на ту грязь, которой пытались их замарать, отвечали одним лишь презрением. Однако терпению принцессы Эболи пришел конец, когда она обнаружила, что Эско-ведо раздобыл дубликат ключей от двери ее собственного дворца: однажды вечером, выйдя из спальни, она столкнулась с ним нос к носу в коридоре.

Принцесса пришла в ярость, которая только усилилась, когда обнаруженный в чужом доме интриган, даже не думая извиняться за свое возмутительное вторжение, осмелился читать ей мораль и упрекать за «распущенность». Не тратя лишних слов, Ана де Мендоса позвала своих людей.

— Вышвырните его отсюда! — крикнула она. — И знайте, что вы ответите мне головой, если он когда-либо снова появится здесь!

Слуги схватили Эсковедо, который отбивался изо всех сил.

— Берегитесь, сеньора! — вопил он. — Я не из тех людей, кого можно прогнать, как собаку!

— Как собаку? Вы хуже собаки! Вы просто мерзкий шпион! И советую вам не попадаться мне на глаза, если вы дорожите своей жизнью.

Мгновение спустя Ана, рыдая, упала в объятия Переса.

— Я не могу больше! Пока этот человек жив, он не оставит нас в покое. Он отравляет даже воздух, которым я дышу. Если ты хочешь, чтобы мы были вместе, Антонио, выбирай: или я, или он!

Перес долго молчал, давая ей возможность немного успокоиться, затем ласково сказал:

— Не плачь, Ана. Клянусь тебе, что ты будешь избавлена от Эсковедо… избавлена навсегда!

Сознавая, что на сей раз перешел границы приличия, Эсковедо на какое-то время затаился. Перес воспользовался этим, чтобы окончательно подорвать доверие к нему короля — по правде говоря, и без того довольно хрупкое. Проще всего было внушить монарху, что дон Хуан Австрийский замышляет измену и готов отказаться от Нидерландов ради власти в Испании. Угрюмый и от природы подозрительный Филипп II сразу поверил этому, поскольку никогда не любил брата и завидовал его славе победителя при Лепанто. Оставалось убедить короля в том, что особую опасность представляет доверенное лицо принца…

Между тем Эсковедо дважды чуть не отдал богу душу от яда, подложенного в еду. Но либо доза была плохо рассчитана, либо бывшего конюшего спасло отменное здоровье — как бы там ни было, он отделался лишь тяжелой болезнью. Естественно, злоба его к любовникам только возросла, и он вновь принялся распускать грязные слухи.

Время шло. Один месяц сменялся другим, и принцесса приходила в отчаяние от постоянной угрозы, которую нес в себе этот мстительный человек, преследующий ее своими измышлениями, не имея на то никакого права. Наконец терпение ее иссякло, и она решила взять дело в свои руки.

31 марта 1578 года Хуан Эсковедо, возвращаясь вечером домой, был окружен людьми в масках и застрелен из аркебузы. Принцесса Эболи вздохнула спокойно — ей казалось, что она спасена.

Увы, это заблуждение длилось недолго! Однажды ночью, когда Филипп II при свете факелов направлялся в свой дворец после посещения Эскориала, к его ногам бросились, требуя правосудия, ближайший друг убитого Матео Васкес и недавно прибывшая в Мадрид жена Эсковедо.

— Кого же должно защитить правосудие? — холодно осведомился король.

— Моего мужа, которого подло застрелили у порога собственного дома! — вскричала сеньора Эсковедо, задыхаясь от рыданий. — Я требую суда над убийцами!

— Кто же они? Вы их знаете?

— Мы обвиняем принцессу Эболи и Антонио Переса! — яростно воскликнул Васкес. — Это они приказали убить его, потому что он говорил о них правду!

— Сеньор Васкес, — резко оборвал его король, — я уже предупреждал, что не потерплю бессмысленных воплей и обвинений без доказательств. Эсковедо мертв, но у него было много врагов. Даже по отношению к нам самим его поведение нельзя назвать безупречным. Правосудие свершится, однако прежде нам необходимо выяснить все обстоятельства дела.

— Здесь нечего выяснять! — дерзко выкрикнула женщина. — Я уверена в том, что говорю, и готова в этом поклясться!

От свиты короля отделилась высокая фигура кардинала Толедского. Необычайно мягким голосом он осведомился:

— Готовы ли вы поклясться на Евангелии, дочь моя… перед Святой Канцелярией?

В глазах женщины мелькнул ужас. Она смотрела на красную сутану кардинала с нескрываемым испугом, а когда вспомнила, что он брат принцессы Эболи, окончательно смешалась и начала бормотать что-то невразумительное.

— Уведите эту женщину, — сухо произнес король. — Она сама не знает, что говорит. Пусть о ней позаботятся!

Несмотря ни на что, король был встревожен. Васкес продолжал распускать слухи, и Филипп II попытался заключить с принцессой нечто вроде мирного договора. Он дал ей знать, что Васкес извинится перед ней, если она согласится его принять. Однако для гордости знатной дамы это оказалось непреодолимым препятствием. Взяв перо, она начертала следующий ответ королю:

«Если ваше величество не отомстит за меня мавританскому псу по имени Матео Васкес, я заколю его кинжалом у вас на глазах».

Получив это не слишком соответствующее этикету послание, Филипп сжал кулаки, смял пергаментный свиток и отшвырнул его в угол.

— В таком случае, придется дать правосудию законный ход, — угрюмо произнес он.

Следствие тянулось медленно, поскольку в игру вступили разные силы — некоторые из судей тайно сочувствовали принцессе, другие же поддерживали Васкеса. Тем временем Ана и Антонио, словно желая насладиться последними минутами любви, совершенно перестали таиться и демонстрировали свою страсть всему городу. Подобная бравада не могла не пробудить дремлющую ревность короля: принцесса не только открыто выказывала расположение Антонио, но и отвергала все попытки Филиппа к примирению! Когда же она заявила ему, что желает сохранить верность любовнику, король не возражал. Гнев монарха, подогреваемый к тому же негодованием кардинала Толедского, обрушился на непокорных.

28 июля 1579 года к Антонио Пересу явился алькальд с приказом арестовать его именем короля. А час спустя вооруженный до зубов капитан королевской гвардии вошел во дворец Сильва.

— Я не ожидала вашего визита, — сказала принцесса с надменной улыбкой, — но с вашей стороны было очень любезно зайти ко мне. Полагаю, вы хотели сообщить мне подробности ареста Антонио Переса?

Офицер, поклонившись, вручил ей пергаментный свиток.

— У меня приказ арестовать ваше высочество именем…

— Достаточно, капитан, — прервала его Ана. — Дальнейшее я знаю наизусть и готова следовать за вами.

Час спустя принцесса Эболи покинула свой дворец.

Башня Пинто, расположенная в нескольких лье от Мадрида, некогда была частью мавританской крепости, которая теперь лежала в руинах. Однако сама башня сохранилась прекрасно, и именно сюда поместили под стражу Ану де Мендосу. Она оказалась в ужасном застенке, почти лишенном света, но продуваемом постоянными сквозняками. С приходом суровой кастильской зимы несчастной пришлось страдать от жестокого холода и тяжких лишений: она считалась секретной заключенной, и никто не имел права навещать ее. Но однажды вечером, когда Ана куталась в рваное одеяло, пытаясь хоть немного согреться, в ее камеру вошел король.

У принцессы был жар, она ужасающе похудела и побледнела, однако при виде Филиппа вдруг обрела прежнюю энергию и гордо вскинула голову.

— Что вам угодно? — высокомерно спросила она.

Король смотрел на нее безмолвно и пристально, явно удивленный тем, что даже в таком жалком положении она не утратила присущую ей смелость.

— Я пришел сказать вам, — ответил он наконец бесстрастным тоном, — что Антонио Перес под пыткой признался в своем преступлении.

Узница пожала плечами.

— Хотелось бы мне знать, в чем признались бы вы сами, сир, если бы оказались в руках ваших палачей!

— Дерзость вам не поможет. Он признал свою вину — и искупит ее. Но я хочу сказать вам не только это. Если вы отречетесь от него, вас немедленно освободят. Вам будут возвращены ваши титулы, ваш дворец…