Не знаю. Вполне возможно, что сейчас выход в город для меня смерти подобен. А может быть, сидеть в канализации еще опаснее.

Ныне я ни в чем не уверен.

Но погулять по городу очень хочется. Возможно, это в последний раз.

Леонид уже выложил на стол покупки. Фальшивая борода – большая, спутанная, черная. Такой же черный парик. Мелочь, призванная изображать прочий волосяной покров лица,– усы, бакенбарды.

Будет жарко. Особенно если учесть, что вся одежда, купленная для меня Леонидом, сделана из черной кожи.

Сам не знаю, почему я выбрал именно такой образ для перевоплощения. Явно не из желания слиться с толпой – имидж поклонника тяжелой музыки мало способствует таковой задаче.

Просто захотелось нарядиться именно так. Наверное, в этом и есть смысл: кто заподозрит в столь колоритном персонаже человека, желающего скрыться?

Через несколько минут из канализационного люка посреди заросшего дворика выбрался человек – то ли рокер, то ли байкер. Высокий, с плотной фигурой и небольшим пивным пузиком (на создание пузика пошла практически вся моя старая одежда; туда же я спрятал и «термитник»). Байкер огляделся, сощурив глаза,– после мрака канализации яркий солнечный свет слепит его. Затем вынул из кармана темные очки и нацепил их. Очки поразительно удачно вписались в образ.

Мурлыкая хриплым басом что-то попсовое, байкер удалился прочь. Тихим позвякиванием ему подпевали цепи, обильно украшающие куртку.

Уже через минуту я вспотел – черная кожа, облегающая тело, мигом нагрелась под солнечными лучами. Впрочем, это даже к лучшему. Красное, разгоряченное лицо сделает меня более правдоподобным – именно такой цвет лица как нельзя лучше подходит человеку с пивным пузом.

В прохладу метро я погрузился с огромным облегчением. После нескольких минут на солнцепеке во всем черном туннели метро приносят огромное наслаждение.

Почему-то остальные пассажиры моего удовольствия не разделяют. Конечно, они одеты гораздо легче, чем я. Но на поверхности жарко сейчас всем, однако особого счастья от спуска в прохладу метрополитена никто не выказывает. Напротив, все сумрачны, замкнуты, раздражительны – я случайно наступил на ногу мужику с пузом побольше, чем у меня, и он разразился отборным матом, даже не слушая мои извинения. Не просто ругался, а орал, пришел в самую настоящую ярость. Глаза бешено выпучены, того и гляди выскочат из орбит, морда еще краснее, чем у меня несколько минут назад, хотя в вагоне нежарко, а одет он только в шорты и футболку.

Чем больше он орал, тем сильнее багровело его лицо. Когда оно сравнялось цветом со свеклой, я решил отойти от скандалиста подальше. А то его еще инсульт хватит, и я потом буду винить себя.

В этот момент вагон остановился, двери распахнулись. Внутрь влетел бритоголовый парень. Налетел на меня, едва не сшиб с ног.

– Куда прешь? Глаза разуй! – заорал он. – Я хотел сказать, что я-то стоял на месте и глаза следует разуть ему самому. Но решил не связываться. Все равно я собирался уйти в другой конец вагона, подальше от красномордого толстяка, который до сих пор брызжет слюной и извергает на меня потоки мата.

Но едва я направился к хвостовой части вагона, как скандал разразился там. До меня донеслось достаточно ругани, чтобы понять причину конфликта.

Просто интеллигентного вида мужчина не удержал равновесия, когда поезд дернулся, набирая скорость. И, дабы не упасть, ухватился за первое, что попалось под руку. А попалось ему мягкое место одной миловидной девушки, стоявшей рядом.

Впрочем, сейчас ни девушку нельзя было назвать миловидной, ни мужчину – интеллигентным. Лица обоих искажены яростью, глаза пылают безумным огнем. То и дело доносятся самые разные слова, означающие, впрочем, одно и то же.

Остальные пассажиры активно включились в конфликт – одни на стороне девушки, другие защищают мужчину. Ругань десятков голосов принялась сотрясать вагон.

Но две четко выраженные стороны просуществовали недолго – пассажиры быстро позабыли и про девушку, и про интеллигентного мужчину, не умеющего держать равновесие. Каждый начал кричать на всех вокруг. Такое впечатление, что люди ругаются ради самого процесса, а не отстаивая свою точку зрения.

И в соседних вагонах происходит то же самое, хотя и менее интенсивно.

Вот и «Проспект Мира». Двери не успели до конца раскрыться, а я уже выскользнул на платформу, хотя при моей новой комплекции это нелегко. Но я все-таки ухитрился и протиснулся – так мне хотелось скорее оказаться подальше от этого массового помешательства.

Я зашагал к переходу. На платформе, где я только что прошел, разгорелся еще один скандал – заходя в вагон, кто-то кого-то толкнул.

Да что же это сегодня с людьми происходит? Магнитные бури, что ли?

Это предположение показалось мне наиболее вероятным. Я скользнул в Сеть, уверенный, что сейчас оно подтвердится. Однако сегодня ситуация с магнитным полем оказалась даже более благоприятной, чем обычно. В чем же дело?

Все люди не могли сойти с ума одновременно. Массовость происходящего заставляет предположить некое вмешательство. Скорее всего, грубое и примитивное, действующее на соматическую основу психических проявлений. Такое, как магнитное поле.

Но естественный магнитный фон планеты в норме. Возможно, виновата какая-то локальная аномалия? Или даже осознанное воздействие на людей.

Однако сенсоры очков опровергли мое предположение – электромагнитное поле вокруг такое, каким и должно быть в переходе метро.

Что тогда? Какое-то другое физическое воздействие? Пси-излучение? Этот вариант даже не стоит проверять, пустышка. Любое пси-воздействие чип засек бы сам, без моей просьбы оценить ситуацию, и сразу бы просигнализировал об этом.

Но я все же проверил. Ничего.

То есть, конечно, присутствует обычный фон, и даже очень мощный – вон какая толпа вокруг меня, и все на грани нервного срыва. Но никакого воздействия нет.

Газ? Это я сейчас не могу проверить – химический анализатор остался в канализации Леонида, вместе с остальным снаряжением.

Я подбежал к краю платформы, прыгнул в вагон, удерживая руками уже сдвигающиеся двери. Кажется, здесь люди еще не успели заразиться общим безумием. Обычные лица – скучающие и веселые, усталые и бодрые.

Но, присмотревшись, я замечаю ту тень раздраженности, которую видел повсюду последнюю четверть часа. И нет больше в лицах ни радости, ни скуки – только сумрачная замкнутость, в любую секунду готовая взорваться беспричинной агрессией.

Поезд подошел к платформе. Здесь мне нужно выходить. Так я и поступил, оставив за спиной раздраженных людей, еще минуту назад казавшихся самыми обычными.

По переходу я почти бежал – общая нервозность перекинулась на меня тревожным предчувствием чего-то нехорошего, заставляя убыстрять движение.

Вдоль стен перехода стоят нищие, тихо и смиренно ожидающие милостыни. Но едва я приблизился, как лица их изменились. На проходящих калеки и бездомные стали смотреть с плохо скрываемой ненавистью.

– Дочка, подай! – Щуплый старичок ухватил за локоть спешащую по каким-то своим делам девушку в пестром и легкомысленно коротком платье.

Девушка кинула на старичка изумленный взгляд. Обратила внимание на черные очки с круглыми стеклами, тросточку и неаккуратную табличку на груди: «ПАДАЙТИ НА САБАКУ-ПАВАДЫРЯ».

– Бог подаст,– ответила девушка, отстраняясь от слепого.

Нищий изменился в лице.

– Про Бога вспомнила?! – завизжал слепой.– Ты бы про него подумала, когда одевалась! Ишь вырядилась, из-под юбки трусы видно, голые ноги так и сверкают! Шалава!

– Да пошел ты! – отшила нищего девушка и зацокала каблуками прочь.

Я усмехнулся: наверное, девушка и в самом деле слишком короткую юбку надела, если даже слепому трусы видно.

– А ты чего лыбишься?! – «Слепой» прекратил орать ругательства вслед девушке и перекинулся на меня.

Я не стал отвечать, просто прошел мимо.

Впереди, посреди перехода, стоит обаятельного вида парень, подскакивает к проходящим людям и что-то начинает им вещать. На лице его сияет обворожительная улыбка, его манеры полны любезности. Вот только люди шарахаются от него, как от чумного.