Я кивнул. Старик что-то шепнул Тимофею, тот притащил пластиковое ведерко с водой. Воронки не оказалось ни у них, ни у меня, но горлышко у фляги довольно широкое. Кое-как мы наполнили ее, правда, на полу образовалась лужа пролитой воды.

По предложению старика я остался на обед. Правда, ел только свои консервы, объяснив, что моя религия запрещает есть крыс и мокриц. От предложения попробовать сушеных грибов тоже отказался.

А вот отвар из плесени решил попробовать. Не чай, конечно, но пить можно. К тому же напиток обладает легким тонизирующим эффектом.

Члены племени рассказывали мне о своей религии. По уверениям аборигенов, бывают духи добрые – это умершие члены племени, а бывают духи злые, которые являются убитыми и съеденными крысами, вернувшимися с того света, чтобы отомстить. Иными словами, верование аборигенов представляет собой довольно обычную примитивную языческую религию, характерную для нецивилизованных племен моего времени.

Правда, есть в их мифологии два существа, которые меня очень поразили. Это Белый Спелеолог и Двуликая. Мне сразу вспомнились байки знакомых спелеологов, в которых оба этих персонажа присутствовали.

Интересно, а еще какие-нибудь байки и страшилки моего времени нашли воплощение в местных верованиях?

Сидящий рядом мужик продолжал оживленно рассказывать истории, которые я уже знал. Чтобы не обижать гостеприимных хозяев, я слушал, кивал, задавал вопросы.

– Ежели Белого Спелеолога увидел, так сразу бежать надо,– вещал рассказчик,– Все разное говорят: одни – что Белый об опасности предупреждает; другие – что он сам опасности и создает. Но как бы там ни было, одно ясно – где Белый, там и опасность.

– А как он выглядит? – спросил я.

Разговор начал интересовать меня, я сравнивал детали спелеологических баек и религии этого народа.

– Белый-то? Фигурой он как человек, да только прозрачный и светится белым светом. Оттого его так и называют.

– Вы так уверенно говорите, как будто видели его,– не удержался я от того, чтобы подначить мужика.

– Видел,– к моему удивлению, произнес он.– Да тут многие его видели.

Сидящие вокруг костра закивали головами, некоторые наперебой заголосили, стремясь поделиться деталями. Мужик продолжил свой рассказ:

– Раньше его и правда не видел никто. А вот три дня назад, только наш род на новом месте обстроился, являться они стали – и Белый Спелеолог, и Двуликая. Многие говорят – не к добру, место это плохое. Уходить надо. Да только как уйти-то? Тут поблизости в туннелях вода скапливается. Удобно ее набирать, не нужно по часу у струйки стоять, пока ведро наполнится. Да и грибы у воды хорошо растут, плесень та же. И крыс здесь много бродит.

Интересно, чем вызвано такое обилие массовых видений? Может быть, начался сезон сбора галлюциногенных грибов?

Или это как-нибудь связано с тем, что племя недавно здесь поселилось? Может быть, в этих туннелях вредные испарения, вот они с ума и посходили. А поскольку им с детства про Белого Спелеолога и Двуликую рассказывали, то они дружно эту парочку и начали видеть.

Внезапно что-то неуловимо изменилось вокруг. Стало прохладнее, кругом воцарилась тишина – аборигены тоже почувствовали неладное и замолчали. Лишь потрескивало пламя костра.

Кусок концентрата застрял в горле – в одном из туннелей показалось облачко пронзительно-белого света, через мгновение оформившееся в человеческую фигуру.

Вдруг аборигены загалдели – все разом. Нестройный хор напуганных голосов сплетался лишь в два слова: «Белый Спелеолог!»

Очки беспристрастно фиксировали колышущуюся фигуру.

Повинуясь спонтанно возникшей мысли, они разложили белое пятно по спектру, проанализировали характеристики излучения. И в голове начали роиться смутные подозрения.

Никогда всерьез не задумывался – а существуют ли призраки? Все случаи, которыми пестрела Сеть, легко можно было объяснить природными феноменами, мистификацией или психическими расстройствами очевидцев.

Никогда я не встречал описания случая, выглядевшего более или менее правдоподобным. И у меня не было возможности всерьез рассуждать на эти темы.

Но одно я знаю точно: даже если призраки и существуют, го их визуальное проявление по своим характеристикам не должно напоминать голограмму плохого качества.

А обработанные чипом данные с сенсоров очков однозначно показывают – передо мной банальная голограмма.

Я вскочил и понесся в один из боковых туннелей, туда, где должен располагаться проектор.

Мне вслед понеслись крики аборигенов: кто-то восхищался храбростью человека, не побоявшегося вступить в бой с потусторонними силами, кто-то предрекал безумцу ужасную смерть.

Призрак всколыхнулся, исчез. В туннеле мигнул и погас глазок проектора, фигура, державшая аппарат, понеслась прочь.

Очки выдали отчетливую картинку, которая, однако, быстро теряла в качестве – я удалялся от костра, света стало слишком мало даже для прибора ночного видения.

Я собирался уже переключиться в режим теплового восприятия, но вдруг света стало больше – фигура зажгла фонарик. Чипу пришлось заняться фильтрацией изображения, без этого я не смог различить ничего в свете, дергающемся в такт бегу фигуры. Но все же теперь я могу видеть в привычном световом диапазоне, а не сквозь сине-зеленый сумрак тепловых шумов влажного воздуха.

Как только чип дал отчетливое изображение, я понял, что убегающая фигура – это фигура девушки. Видимо, Двуликую она изображала сама, используя проектор лишь для создания Белого Спелеолога.

Я поднажал. Несмотря на то что после перенесенных испытаний ноги крайне неохотно повинуются, я все же могу обогнать среднестатистического человека. Хотя в этом мире люди физически развиты лучше, чем в моем времени, расстояние между мной и девушкой стремительно сокращалось.

Наконец я совсем близко. Если я сейчас метнусь вперед, то собью с ног убегающую. Однако даже в этом полудиком мире, даже в сложившейся ситуации подобные действия по отношению к девушке мне кажутся неприемлемыми. Да и не хочется валиться вместе с ней на холодный влажный бетон.

Поэтому я напрягаю всю малость сохранившихся волевых усилий, отдаю ногам приказ – быстрее. Расстояние сокращается, резко выбрасываю руки вперед. Рывком – резко, но максимально мягко – останавливаю девушку, прижимаю к стене, развернув лицом к себе.

Чувствую себя не лучшим образом: воздух с сипением проходит сквозь рвущиеся легкие, сердце колотится, отплясывая в груди неистовый танец. Ноги, только минуту назад похожие на неподвижные бревна, превращаются в вату, проседая под тяжестью тела. Каждое биение сердца отдается в висках и заставляет свет померкнуть, и это несмотря на то что вижу я сейчас не собственными глазами, а сенсорами очков. Еще несколько дней назад подобная пробежка была бы для меня развлечением, но теперь тело и мозг чрезмерно изношены. Надеюсь, они еще смогут восстановиться в будущем. Или в прошлом.

Руки, вложившие всю силу в то, чтобы остановить девушку, обмякли. Если бы сейчас она несильно рванулась, то смогла бы скрыться. Но у нее не осталось сил и на эту малость. Она тоже полностью выложилась в течение нескольких минут бега. Об этом говорит вздымающаяся грудь, обтянутая светлой тканью комбинезона, и прерывистое дыхание. Тонкая жилка на шее отчетливо пульсирует, ноги уже не держат – она стоит только благодаря подпирающей ее сзади стене и моим рукам, вцепившимся в подрагивающие плечи.

На вид лет восемнадцати, светлые волосы. Наверное, ее лицо сейчас полыхает всеми оттенками багрового – но оброненный ею фонарик закатился в угол, света достаточно только для того, чтобы чип воспроизвел контуры, но не цвета. Перейдя в тепловой режим, я мог бы увидеть, что ее лицо действительно полыхает жаром, раскаленное потоками горячей крови. Однако сейчас я настолько вымотан, что не могу отдать даже простейшую мысленную команду.

Мысли путаются, пульсирующая в голове кровь своими толчками отвлекает, сбивает нормальную работу мозга.